Найти в Дзене

Андрей. Глава 19

19 Так и получилось. Дворничиха пришла со своей подругой после обеда. Я в это время спал, звонком в дверь они разбудили меня. Опять поспать нормально не удалось! Я вскочил, как ошпаренный, думал, Настя пришла, или мама приехала. Подлетел к двери, хорошо еще ума хватило в глазок посмотреть. На площадке Анжела шушукалась с опоечного вида дамой, лет тридцати, в спортивном костюме. Можете смеяться, но сна-чала я принял ее за мужчину. Звали эту уродину Надей. Не могу смотреть на нее без улыбки, во вся-ком случае, сдерживаться очень сложно. Как вспомню как она, однажды, на скамейке читала книгу, так сразу смешно становится. Хотелось гаркнуть: "переверни книгу, не той стороной, вверх ногами держишь, идиотка!". Или прикопалась однажды к маме на улице, рецепт салата "Цезарь" спрашивала. Мама говорит ей, что не знает, а она, идиотка, чуть на ногах стоит, а все равно лезет. Я не открыл. Естественно. Вот не приди эти суки - может, ничего бы и не случилось бы вообще, а так... Короче, понесло меня.

19

Так и получилось.

Дворничиха пришла со своей подругой после обеда. Я в это время спал, звонком в дверь они разбудили меня.

Опять поспать нормально не удалось! Я вскочил, как ошпаренный, думал, Настя пришла, или мама приехала. Подлетел к двери, хорошо еще ума хватило в глазок посмотреть. На площадке Анжела шушукалась с опоечного вида дамой, лет тридцати, в спортивном костюме. Можете смеяться, но сна-чала я принял ее за мужчину.

Звали эту уродину Надей. Не могу смотреть на нее без улыбки, во вся-ком случае, сдерживаться очень сложно. Как вспомню как она, однажды, на скамейке читала книгу, так сразу смешно становится. Хотелось гаркнуть: "переверни книгу, не той стороной, вверх ногами держишь, идиотка!". Или прикопалась однажды к маме на улице, рецепт салата "Цезарь" спрашивала. Мама говорит ей, что не знает, а она, идиотка, чуть на ногах стоит, а все равно лезет.

Я не открыл. Естественно.

Вот не приди эти суки - может, ничего бы и не случилось бы вообще, а так...

Короче, понесло меня.

Был я пьяный (или с похмелья - уже не помню), в голове все вертелось и, вот, случилось то, что случилось.

Почему напился - помню, а почему себя так вести начал - нет. Сломалось во мне что-то или, наоборот, восстановилось, - не знаю. Бунт это такой был, против всего и против самого себя, прежде всего.

Никого не трогаешь - и тебя никто не трогает. Простая формула, как казалось мне. Беда была в том, что эта формула была мной придумана и она ни фига не работала.

В конце концов, сколько это все можно было терпеть? Терпеть этот идиотизм и абсурд? Я человек и хочу жить как человек, а не слушать изо дня в день пьяные вопли упырей под окнами. И не хочу я, чтобы про меня придумывали всякие гадости и небылицы.

Но начну по порядку.

Итак, сходил я в магазин, в кои-то веки, без всяких приключений. Купил сигарет и уж теперь-то открыл их у прилавка и переложил в карман, оставил штук пять в пачке, пусть стреляют!

Как раз, когда я бился над клейкой лентой, которая никак не хотела отлепляться, сзади подлетел нетерпеливый мужик - тот самый, который учил меня как правильно "бомжи" есть. Словно не замечая меня, из-за моей спины, он попросил у продавщицы "сотку", обдав меня мощным и невероятно вонючим перегаром. Продавщица с таким же хладнокровием, с каким разговаривала со мной, извлекла из-под прилавка початую бутылку с водкой и налила половину пластмассового стакана.

Она что-то пробурчала о цене и подала мужику.

- Потом отдам. - Ответил мужик и, видимо, чтоб отобрать не успели, опрокинул все содержимое стакана в себя.

Наконец, я отлепил ленту и пошел на выход. За спиной начала разворачиваться драма: продавщица вопила, что это уже сотый раз "в долг", мужик убеждал, что отдаст, просто ему плохо и просил прощения. "Нефиг наливать было. Когда наливала, не думала, что он должен", подумалось мне.

Что, теперь вслед мне не смешно говорить? И закрыл за собой дверь.

Тишина такая стояла, прямо дивно, как-то! Посмотришь - и, вправду, рай! И пофигу становится и асфальт этот разбитый и дерьмо собачье на тротуаре и все остальное. Хорошо, блин!

Дальше пошел я, как и собирался, в библиотеку, но Михи там не оказалось. На его месте сидела миловидная девчушка, лет двадцати пяти и мило беседовала с кавалером, может быть своим, а может, только познакомились, не знаю.

- А Михи нету? - говорю. Как-то привык, что он тут всегда здесь сидит, поэтому и немного опешил.

- Кого? - спрашивает дура.

- Ну, такого, в очках. - Говорю, без всякой задней мысли.

- А... этого... - Сама, сука, говорит и едва смех сдерживает. - Нет, его сегодня не будет.

Развернулся я и пошел на выход. Заело меня, что она над ним смеялась. Может, конечно, и не над ним, может, тот бык, что-то смешное сказал, но мне так показалось. И вообще некорректно как-то - человек подходит, спрашивает, а ему в ответ чуть ли не ржут, надоело это все уже.

- А что смешного я спросил? - не сдержался я, развернулся и подошел на-зад к столу.

Кобыла вопросительно уставилась на меня, не понимая о чем это я. Всегда так, люди уже не замечают, как хамят, оскорбляют или просто обижают своими действиями других людей. Может, конечно, в их понимании, нахамить - это наорать или грубо сказать, но, по-моему, смех в ответ ничем не отличается, он также способен оскорбить человека.

Она сказала:

- Что?

Напрягся и мудак, опять самоутверждение сейчас начнется. А все-таки глупо все как-то получилось - тупанул сам, тоже мне благородный гнев. Идиотом только себя выставляю и, самое главное, перед кем?

- Извините, - только и сказал я, и вышел. Побрел домой, проклиная себя на каждом шагу - какой я все-таки идиот. Ненавижу себя.

И опять эта вонь из мусорного бака понеслась над районом. Снова там что-то горело. Просто омерзительно. И асфальт тогда какой-то острый был, каждый камешек под подошвой чувствовался. Иду, смотрю на него, на асфальт на этот, даже пачки сигаретной пустой нигде не валяется, и попинать нечего. Но и взгляд поднимать не хочу, - солнце так и бьет по глазам. И дома эти - не дома, а ДОМА, как отроги скал на побережье, огромные такие и солнце из-за них выглядывает, злое такое, хищное.

И мысли такие поганые в голове. Денег почти не осталось и что, вообще делать, как время провести. Мама ведь звонила, еще вчера. Я как-то позабыл, она говорила что задержится, а я забыл как-то, внимания не обратил. Говорила: деньги, если что, у дядьки взять.

Мелькнула мысль к нему съездить, он на другом конце города живет, но передумал, вспомнив последний визит. Он хоть и брат маме, но ведёт себя, как не родной. Нет, он, конечно, улыбается всегда, приветливый такой, а сам подкаблучник, все там тетка моя решает. Маленькая такая, жирная, на свинью похожа. И прическа у нее уродская. Короткие волосы, красные такие, мерзко просто. Как ни приду к ним, уставится на меня и смотрит ястребиный взглядом. Будто говорит: "Чего ты приперся? Скорей бы убрался, и я бы спокойно могла бы дальше командовать всеми домашними" и улыбается, омерзительно.

Есть там кузина моя, Светой зовут, года на четыре старше меня, она больше в дядьку характером, тоже улыбается и смеется. Вообще, прикольная такая. С нами теперь почти не общается, с родственниками со стороны тетки - пожалуйста, а с нами - нет. А я помню, что раньше, лет семь назад еще, мы с ней у бабушки пересекались, вместе жили. Да, блин, было время. А потом не знаю, что случилось, просто не знаю. Наверное, воспитание теткино сказалось - она теперь реально крута, это так надо называть. Работает в офисе каком-то, по знакомству устроили, карьеру делает, не знаю, что там конкретно, но ее будущее - точно, светлое.

Тоскливо стало, захотелось, чтобы мама вернулась и не было бы ни этих двух дней, ни этого Санька, ни Насти. Хотелось, чтобы все было как раньше.

И еще одна мысль хорошая посетила меня по дороге домой. Социальные сети - это круто! В социальных сетях можно просто удалить всех знакомых и "друзей" и все, не надо париться, а тут...

Нет, Настя чтобы была.

Как же давно была пятница! Оглянуться не успел - а уже воскресенье.

Тут мои рассуждения прервал клокочущий голос аксакала за спиной:

- Ты чо не здооваешься, судент?

Я машинально оглянулся - за спиной сидела обычная публика - аксакал, баба Нюра, со своей вечно отставленной ножкой (хоть с кем-то потрепаться!), Артур и Клоп, сынок Кулька, мордастый краснорожий утырок в кепке и телкой, которая смотрела на меня с иронией и вызовом одновременно.

На скамейке, между аксакалом и длинным Артуром стояла небольшая пластмассовая бутылка из-под лимонада с характерно надетым на горлышко пустым пластиковым стаканом.

- Что? - совершенно логично и без вызова ответил я, действительно не расслышал. Попробуй пойми его квакание.

- Аааа..., эхе-ге, - сказал толсторожий, прищурившись.

- Есть сигарета? - Перебил его Артур.

Обросший весь, рожа в щетине. Мерзость.

Клоп сверлил меня взглядом. Как всегда, он сидел на корточках, глядя на меня снизу вверх.

- Дай пять рублей. - Промычала кобыла.

Я полез в карман за ключом от подъезда.

Я опять забыл его!

Спросил:

- Есть ключ от двери?

В ответ все впали в какой-то ступор и переглянулись. Тишину прервал громила:

- Слышь, тебя спросили, так отвечай, - сказал он с вызовом, уперев руки в колени и немного подавшись вперед.

- Какие-то проблемы? - С таким же вызовом ответил я, стремясь сразу расставить все точки над i. В самом деле - какого-то синяка бояться!

В воздухе повисло напряжение.

- Слышь, че, проблем хочешь? - ответил верзила, уже с нарастающей яростью в голосе.

- Ну, предположим, не хочу. Собственно, чего тебе вообще от меня надо? - ответил я, спокойным и ровным голосом, даже немного удивившись себе.

Воцарилось молчание. После паузы амбал ответил:

- Было бы за что, вообще бы убил. - Это было сказано уже с чувством превосходства, но как-то в сторону.

Его перебила телка:

- Ты что, крутой здесь самый?

Я чувствовал, что дело ничем хорошим не закончится, все двигалось к мордобою, поэтому не стал острить заготовленной шуткой на счет его пьяных валяний у подъезда и его прически.

Спасла, как и в прошлый раз, все та же баба Галя. Она выходила из подъезда и я, ничего не ответив уродам, скрылся в подъезде. Нет, мне не было страшно. Не знаю почему, но как-то все параллельно стало и плевать на них было, абсолютно на все мне плевать почему-то стало. И еще взбесило - стоит эта бабка жирная, чуть шею себе не своротила, выглядывает. И эта баба Нюра тоже, идиотка, всегда вся в счастье.

"Царство ночных кошмаров" - надпись в подъезде. Здесь же наблевано. Бывают моменты - не утерпеть человеку на нашей скамейке и он вываливает содержимое своего желудка прямо в подъезде, под лестницей (чтоб никто не наступил). На "синей" скамейке - нельзя, они чистюли. Вон, Игорек, сука, даже пачку от сигарет и ту демонстративно положит в ломаную пластмассовую корзину, которая заменяет урну.

Бомж Гриня сидел на лестнице у почтовых ящиков.

- Андрюх, - говорит, - дай прикурить.

Дал. В конце концов, Гриня малый незлобный и мне-то уж точно ничего никогда не делал плохого. Впрочем, и хорошего тоже, но надо все-таки отталкиваться от первого, наверное.

Пришел домой, покормил кота и сел читать. И только я дочитал до беседы Холдена с мистером Антолини, как опять - звонок в дверь.

Пришел Санек. Конечно, пришел не просто так, как всегда. Сначала мялся на пороге. Спросил, - приехала ли мама? Когда узнал, что нет, сразу вошел. Никогда я, наверное, не дочитаю эту книгу до конца, никогда не узнаю ответов Мастера.

И опять стол, опять бутылка водки, теперь уже без пива. У меня еще было свое, но жалко как-то стало тратить, хотел оставить себе. Эгоист я.

Выпили.

- А Настя где? - единственный вопрос, который меня интересовал.

Он словно не услышал. Не знаю почему, но в нем было что-то не так. Потерянный какой-то. Не мог я понять что, может быть, в глаза он мне не смотрел, не знаю.

- Смотри, - говорит, и достает сложенный в несколько раз листок бумаги.

Посмотрел я этот листок. Вот это да, один заголовок чего стоит - "свободу не просят, свободу берут!". Далее следовал текст об ограблении государством своего народа, о провальных реформах, об олигархах, об армии, о войнах и все такое, херня одним словом.

- Ну? - спросил Санек, подтачивая очередную спичку, чтобы ковырять в зубах. - Круто?

- Что круто? - отвечаю. Действительно не понятно, что тут крутого. - Кто тебе это дал?

- Кислый, - говорит, - а что?

- Да так, ничего.

С каких это пор этот дебил авторитетом стал? Теперь он ещё в оппозицию играет! Олигофрен, супермен хренов, в каждой бочке затычка.

- Ну это... вот, написано, ... правильные вещи, - говорит Санек.

Растерялся он. Даже про спичку свою забыл.

- Вот именно - написаны, - говорю. Тошно как-то стало. - Это не твои мысли.

- Как это?

Не знал я, как сказать ему это без последствий, но выразился прямо, о чем и сейчас не жалею:

- Тебе их написали, а ты выучил!

- Так ты что, не согласен? - потупился Санек, - Что тут неправильно на-писано? Ты ведь как бы умный?

- Какая разница, правильно или неправильно, тебе-то, что до этого?

- Как че..? Я, это... гражданин! Это моя страна, мне здесь жить... это... и мне решать, как это делать! Видишь же - написано про свободу!

- Что ты мелешь? - говорю, а самому так тоскливо, просто тошнит от этих речей. Свобода, демократия, говнократия.

- Ну ты, че? Не согласен? За этих, что ли, за олигархов?

Он опять взял спичку. Потом отложил, хотел что-то добавить, но не сказал, просто налил еще по стопке.

Выпили.

- Нет, - говорю, а сам думаю.

Странно - человек ведь тупой, никогда таким делами не занимался и ТВ почти не смотрит, и что его так разогрело туда идти? Скажи я ему такое пару дней назад, он просто бы заржал. Это в лучшем случае, в худшем - морду бы набил. За что? За то, что это те самые "городские джунгли", против которых он сейчас выступает, сам не понимая этого. А тут все это на бумажке красивой написано. Да, и еще: по любому, Клим это бумажку ему дал.

- Тогда что? - говорит и смотрит на меня. Казалось, весь его маленький мозг старался меня понять и не мог, он крутил эту бумажку в руках, как священник Библию.

- Ну, есть этот листок и что теперь? - говорю. Голова начала опять болеть, да и от этой водки замутило. - Закусывать будешь?

Санек молчал.

- А я закушу, - сказал я и пошел на кухню за хоть чем-нибудь, что могло отбить эту тошноту.

Санек в это время сидел и молчал. Может, сказать ему было нечего, может еще что-нибудь, но он молчал. Принес нарезанной колбасы, мама в холодильнике оставила еще в пятницу, а я ее только сейчас обнаружил.

Опять налили и выпили.

- Клим организует мобы на марш. Пойдешь..? Он и от армии откосить поможет, - протараторил Санек, используя, наверное, единственный довод. И как запомнил - я ведь мимолетно упомянул об этом в пятницу?! Вот и считай людей тупыми и недалекими - то, что надо, всегда увидят и запомнят.

- С какого это он от армии откосить мне поможет?

- Ну... Это самое... Ну, как бы, проявишь себя, сделаешь пару дел, а он... это... нужные рычаги включит.

- Каких дел? Какие рычаги?

Мелет - и сам не знает, что мелет.

- Всяких, - размыто проговорил Санек. Мне почему-то показалось, что Саня придумал это все про службу.

- Криминал? - спрашиваю, и поверить себе не могу, зачем я это спрашиваю - конечно же, криминал.

- Не знаю..., - скорее утверждение, чем отрицание или непонимание.

- То есть вместо армии в тюрьму? - водка опять пробила брешь в само-контроле.

- Как знаешь... Так че, не пойдешь? - сказал Санек.

Мне почему-то стало его жалко. Он не был похож на прежнего Санька, излучавшего уверенность и силу, пусть тупую и недалекую, но силу. Он сам не знал, что ему делать и дело тут было не в моих речах, он и сам не горел желанием туда идти, просто его "попросили". Его сознание говорило ему - "тебе это не надо", и он соглашался с ним. Но ему ведь "порекомендовал" авторитет и как он может его ослушаться? Дело было даже не в Климе, дело было в самом Саньке. Он пытался заставить себя думать, но у него не получалось, он пони-мал и знал входы и выходы из многих ситуаций, но политика... он просто не мог понять этого. Поэтому и теребил в руках этот листок помойный, чтобы хоть в нем найти оправдание своим действиям. Убеждая себя, что это он идет по собственной воле, а не по чьему-то приказу.

Хотя, может, все гораздо прозаичнее было, - он просто денег был должен, не знаю...

- Не пойду и тебе не советую, - попытался отрезать я.

- А ты меня не учи, - его кулаки сжались. Ну вот - стандартное действие - не понимаю, значит, сломаю.

- Да я, нет..., - комок в горле встал и не хотел выходить при виде сжатых кулаков. Он меня побьет и сильно.

- Ну вот и все, - сказал он, видимо, почувствовав мой страх. Такие, как он, всегда это чувствуют, как животные. Он тупо смотрел на меня с видом победителя. Конечно, второй раз он предлагать бы не стал, для себя он сделал вывод: "если я не с ним, значит, я против него". Такие, как он, всегда мыслят крайностями.

И на меня вдруг нахлынуло то самое ощущение, посетившее меня на скамейке перед уродами.

- Что изменится от того, что вы выйдете и вас отдубасят дубинками? Что с того изменится? Героями будете? Ах, как мы круты, за свободу! Кто такие эти оппозиционеры? Кому они реально помогли? Они защищают бандита! Они делают деньги на всем этом!! Твоя свобода - в твоей голове, а не в ихних башках, какими бы умными они не были! Здесь надо жить, а их интересы мне по барабану. У меня свои интересы, я хочу жить. Что, правительство заставляет людей быть такими, какие они есть? Что заставляет людей...

Тут я задел стопку рукой, и она упала на пол.

Поднял, не разбилась, но мысль уже потерялась.

Я попытался продолжить:

- Что, дураки, Кондопогу забыли? Что там творилось?

- Мммм.... - Санек ничего не понял, но - и кулаки разжал.

Нет, его мои слова, конечно, не переубедили, но он просто не мог меня ударить - и все тут. Он со мной вырос, он жил здесь, он учился со мной в од-ном классе, но даже это не могло стать причиной, того, что он меня не ударил. Короче, так и не понял я ничего, какая в нем произошла перемена. Он просто долил себе водку в стопку, допил и ушел, ничего не говоря.

- Я просто хочу сказать, они устроят это шествие, люди получат по голо-вам, а они разъедутся по своим Рублевкам, Лондонам, Парижам и Нью-Йоркам, и там будут показывать это все. А что изменится для тебя? Ничего. Только в ментуру заберут, да в перспективе по этапу пойдешь, а матери твоей что..., - орал я ему в спину. - Да ты, с этим Климом якшаясь и так, там скоро будешь, - это уже в закрытую дверь.

Ушел.

- Живи своим умом, а не хренью всякой, - пробурчал я себе под нос.- Где твои "Королевы" и шахи?

И - скрип-скрип над головой.

- Слышно? - проорал я и, что было силы, кулаком ударил в стену.

Дальнейшего не помню, отключился.

А потом пришли эти две опойки. Может, еще кто приходил или звонил - не знаю.

Только Барсик сидел на столе, не обращая внимания на колбасу и смотрел на меня - то ли с укором, то ли просто пытаясь понять что-то.

Кот смотрит на человека сверху вниз. Это правда. Куда мне до него.

Вот опойки ушли, голова разболелась - просто ужас. Съел последний анальгин, невесть как его нашел в коробке с лекарствами.

Помогло, но похмелье осталось. Головокружение, тошнота, все прям бесит. Пошел и взял пиво из холодильника. Налил себе стакан и выпил залпом. Как бы противно ни было, а помогло. Еще эти докторишки советуют не похмеляться, всякое говно есть, чтобы прошло, врут!

И опять этот гам, наш Гайд-парк продолжал жить. На улице было столпотворение, центром которого была баба Нина. Она живо возмущалась, выдавала какие-то тирады и бабки, обступившие ее со всех сторон, активно поддакивали. Как-то взгляд мой зацепился за одну из них - бабка, маленькая, красномордая такая. Она жевала слова, было ничего не понять из того, что она лепит, только "ага-ага-ага" и было слышно.

Гребаный верзила Артур опять сидел на скамейке и что-то доказывал Аксакалу, активно жестикулируя руками.

Сынок Кулька спал за скамейкой, Надя сидела молча, подпеперев лицо рукой, с умным видом пялясь на бабок. Она даже пыталась согласно кивать, но получалось это весьма комично, при каждой попытке она с трудом сохраняла хрупкое равновесие. В чем было возмущение, я так и не понял, да и понимать не хотел, мне просто хотелось, чтобы все заткнулись.

Тут мне пришло в голову, что тем, кто живет в коммуналках, еще хуже, там такое прям на кухнях общих творится... И там ни от кого не закроешься в квартире.

Да и плевать, что там хуже, мне хреново здесь, что мне до них!

Включил радио, а там опять тупая песенка про чудо. Вырубил я это тупое радио и включил "Грин Дэй", тот самый "неудачный" альбом. И плевать, скрипи там по полу, ползай, скотина.

По-настоящему хорошие песни никогда не популярны, даже у "Грин Дэй". Наверное, потому что популярность песни определяет большинство, а умных людей там, может, всего лишь процентов тридцать, а все остальные - прилипалы, которые хотят быть в струе. Зато и получается - сегодня моден этот, завтра другой. Такие, как Игорь, из моей группы, сегодня от Nickelback, завтра от Arash тащиться будут, уроды. Слушаешь старую музыку - "фу, отстой какой!" - хотя год назад сам этот тип от этого тащился.

Хотя, нет, не всегда. Если крутой какой-нибудь орел старьё слушает - так это винтаж, ретро.

Да пошли они все!

Мне вторил Билли:

I don`t need your authority,

Down with the moral majority!

.

- ... сause I wanna be on minority, - закончил я строчку, выключив музыку. Не потому, что не хотел никому мешать, плевать мне на это, просто вспомнил я про это долбаное сочинение.

Чистый лист компьютерной программы смотрел на меня, словно ухмыляясь. Он словно говорил: "Ну, давай, выдай!".

Холден, Холден, как же все непросто... Пишешь, что думаешь, и не нравится это, на - "парашу" за содержание. И что с того, что я написал свои мыс-ли, а не мысли преподавателя? Да даже не его мысли, а как в методике написано, неизвестно кем и когда. Я хоть подумал, а она отбарабанила урок по готовому и все, а потом еще и судит, по своим, нет, не своим - чужим мыслям и ставит мне оценки. Ты не имеешь права и никто не имеет права ставить оценки человеку за его мысли. Так просто проще. "Два" - и иди, сделай как надо. И никто не объяснит, почему я неправильно думаю. Просто "два" - по-тому что это неправильно, так не принято. А если какая-нибудь скотина скатает рецензию какую-нибудь из инета, то за это - "пять", бред! Не буду я ничего писать. Я написал, как думаю. Обосновал, почему - и все тут, и плевать мне на все! Вот так!

Снова стал что-то печатать. Что в голову придёт. Как Сервантес: изобра-зил на листке рыцаря - вот вам Дон Кихот получился.

Поздняя осень. Может, конец октября, может, начало ноября. День ед-ва перевалил за половину, но уже темнеет. В парке все пустынно. Уже не поют птицы, льет мелкий моросящий дождик. От сильного ветра он еще более противный, чем обычно.

Пожар осени. Деревья горят ярким пламенем, как всегда в это время года. То туда, то сюда пролетают искры от деревьев, временами они сбиваются вместе и устраивают причудливые представления с танцами, пируэты которых невозможно больше не повторить, не увидеть. Многие деревья уже выгорели дотла и теперь стоят лысыми и страшными, ветру уже нечего с них взять, но он продолжает гнуть их, словно хочет удостовериться, что вся жизнь покинула это дерево. Желтые, красные, красные, желтые. Искры падают на землю и превращаются в обычные листья. Ковер из листьев.

Чуть поодаль дорога. Автобусная остановка. Пустынно. Очередной по-рыв ветра. Рябь по луже в выбоине асфальта и очередная порция искорок врывается в танец на воде, придавая ему новые краски и движения. К остановке подъехал автобус. Выходящие люди спешно раскрывают зонты и спешат скрыться от непогоды, кто куда. И красно-желтый ковер из листьев, и вальс на воде превращается в простую кучу грязи...

Вот так я писал. Не знаю, о чем, не знаю, зачем.

Бросил я это дело и с минут двадцать тупо пялился в телевизор. Там сводили пары. На экране появилась героиня передачи - блондинка лет двадцати пяти. Она любила отдых на Ибице и яркое солнце Аппенин, искала она мужчину, любящего домашний уют. Просто охренеть и не встать. Я обожаю Ибицу и Мохито, а еще я романтик, выходи за меня замуж, если ты из Милана, я тебя уже люблю.

Фальшивые скоты! Мерзость просто!

Такая тоска опять нашла.

Чтобы жить хорошо, нужны деньги. Нужна успешность, надо быть успешным, все хотят быть успешными,... и я хочу. Все определяют деньги, благосостояние, количество денег. Бесперспективный я, нет у меня денег. И вез-де какие-то контрактные взаимоотношения. Ты мне - я тебе. Удачная партия, детей не планируем - причем здесь любовь? Стоп! Или как у меня во дворе.... Так мерзко стало, мерзко и тоскливо, вообще пипец.

Потом выпил еще пива и мое сознание стало со мной шутить.

Перед глазами предстала сцена - Артур или какой-нибудь другой бык (он просто виделся мне качком без лица, просто кто-то здоровый), встает с кровати одевается и уходит, а Настя встает, кое-как причесывает волосы, идет на кухню, берет недопитую вчера огромную бутылку пива, наливает стакан, выпивает. Потом, одевшись, наливает еще и ходит по комнате, просыпается ее подруга и они весело обсуждают события прошлого вечера. Затем начинает кричать ребенок и Ксюша с проклятиями идет укачивать его.

Плохо или хорошо - крики с улицы отвлекли меня от этих горячечных фантазий. Не крики, а какой-то протяжный вой: "Я ноооооогуууу сломалааа-аа!!!".

Подошел к окну, смотрю.

Кричала пьяная Надя, упавшая-таки со скамейки. Лежит на разбитом асфальте, как мешок, и орёт без умолку.

Орёт Наденька, орут бабки, визжат дети. Крики, крики, крики...

- У меня инфарт! Ааааааа! - не унималась пьяная тварь.

И от Адольфа, за стеной - какая-то нацистская муть. Под рев музыки ка-кой-то урод пропитым голосом вопит - "Мы русы, мы атланты, мы боги!". Или что-то в этом роде.

Ушёл в кухню. Налил стакан пива. Тут решил позвонить Насте.

Некоторое время здравый смысл ещё сопротивлялся. А потом...

Как-то против своей воли получилось. Вроде и я звонил, а вроде и не я. Просто подошел и набрал номер. Раз пятьсот я пытался бросить трубку, пока там играла какая-то раздражающая музыка, и раз пятьсот давал ей еще пару секунд.

- Алло! Привет! - раздался в трубке голос Насти.

А я, дебил, молчу. Не знаю, что сказать. Ненавижу себя, ненавижу. Ни одного слова не подобрать, зачем я вообще звоню?

"У меняяяя инфарт! Спасиииииите! Ууууууу..." - несся с улицы визг.

- Андрей, ты что ли? Что молчишь? - так спокойно, а я повис, как дурак.

"Инфааааааарт у миняяяяааааааа!! Ааааааа!"

- Чем занимаешься?

Ну вот, Настя все поняла, а может и нет. Но ее вопрос был в точку - та-кой простой и одновременно сложный. Почему я не мог сказать этой пустой фразы? Почему?

- Да так, ничего.

Я просто ненавижу себя. Появилось ощущение, что она мне звонит и она отвлекает меня от дел. Вот так всегда - хочешь общения с человеком, а получается невпопад. И когда этот человек сам начинает искать оного, но невовремя, вдруг появляется уйма дел, мешающихся под ногами.

- "Грин Дэй" слушаю.

Идиот, зачем я это сказал?

- Ага. - многозначительно произнесла она. Наверное, ей было скучно, по-этому она не придала значение моим последним словам. - А кино?

- Какое кино? Что ещё за кино?

- А что такого-то в этом? - возмутилась Настя, - Давай, сходим в кино, не против?

- Вообще-то... я поспать собирался.

- Спать?? А время-то сколько, знаешь? Кончай тупить, Андрюш.

- А "Кошки" там будут?

Нет, я понимаю, что это мюзикл, и не будет его. Но почему-то в голову пришло, что я никогда не видел "Кошек".

- На улице кошки. Мало, что ли?

- Ладно, собираюсь, - ответил я, понимая, что она не отстанет, а сам радуюсь. Радуюсь, что она сама предложила. Сам бы никогда не догадался, дурак.

- Уже одеваюсь, сейчас выйду.

- Ну, если ты так настаиваешь, ладно. Так уж и быть, пойду - засмеялась в трубку Настя. - Только... вот ещё что...

- Что еще?

- Ты меня на остановке подожди, а не у дома, ладно?

- Хорошо.

Я прекрасно понял ее просьбу. Проблем с Артуром не хотелось иметь и мне - объясни такому, что они расстались. Да и сомнения в том, что Артур в курсе разрыва, оставались.

- Минут через двадцать, - добавил я после недолгой паузы.

Она смеётся:

- О`кей. Плюс-минус тридцать.

А потом и без того поганое настроение стало еще хуже, хотя куда уж там!

И дело было не в Насте. Дело было в другом. Я понял, что не хочу не куда идти, да так не хочу, что прям ноги не идут!

Жуть как мне не хотелось в этот мерзкий кинотеатр идти, рядом с мерзкими людьми там сидеть, на этих поганых креслах просиженных сидеть, что-бы сзади какой-нибудь мерзкий идиот фильм комментировал. На остановку эту мерзкую идти не хотел, с людишками мерзостными, с которыми еще и ехать потом, вонючками потными. В автобус этот мерзкий лезть не хотел - лезут и лезут все, видят, не поместятся, но все равно лезут, а потом кондуктор виноват во всем, что лезет проверять билеты у всех. Во двор - мимо этих уродов! - выходить не хотел.

Ничего я не хотел, все так противно стало, что хоть вешайся. Ну, вот, пойду я туда, а потом сожалей, что еще один день прошел впустую, куча времени была просто уничтожена без пользы. Какой пользы - я не понимал и понимать не хотел, только знал, что не хочу туда идти. Был момент, когда я да-же хотел позвонить Насте и все отменить, но передумал. Трус я.

Все-таки я кое-как оделся. И камешек этот поганый из кроссовка достал, он под подкладку зарылся, сволочь (маленький такой, а неприятно-то как!).

Допил пива остатки - совсем мало его оставалось, на дне почти. Мерзость, газы вышли, один спирт остался.

Взял последние деньги и отправился.

#литература #проза #рассказы

Андрей. Глава 20
Рассказы Неудачника8 сентября 2022
Андрей. Глава 18
Может Тебе и Понравится...6 сентября 2022