Омерзительно. Кисти стягивали кожаные ремни, в бок впилось что-то вроде пружины. Матвей не мог открыть глаза, пошевелить конечностями. На стене грязной изолентой приклеена салфетка с надписью, выведенной красной губной помадой:
КТО СЖЁГ ЛИЛЛИ?
– А я откуда знаю!, – заорал Матвей в ответ и задергался.
– Тише, тише, – в палату вошла медсестра в ослепительно белом халате, настолько, что от одного его вида сводило зубы. Её лица не было видно – Матвею мешали обгоревшие корки на глазах. Но руки её он видел… Нежные, белые руки были его единственной надеждой, той ниточкой, что связывала с реальным миром его сознание. Матвей часто представлял по ночам, как белые руки медсестры ласкают его горелую плоть.
– Время пить таблетки, – мурлыкала медсестра. Интересно, сколько им платили за то, чтобы они вели себя так? Радостно? Беззаботно? Будто бы ничего и не было? Матвей приподнялся в кровати. Пружина перестала колоть бок, но кисти свело до предела.
– Ну-ну, какой торопыга!, – она ослабила ремни.
– Когда это закончится…, – шептал Матвей пересохшими губами.
В окно светило солнце. Он жадно пил молоко через трубочку. Молоко текло по подбородку. Матвей ненавидел капли на подбородке. Людей, что позволяли себе жидкость на теле, он считал самыми мерзкими выродками на планете. Пот, кровь, молоко – любая капля приводила Матвея в ярость. Пациент задергался. Медсестра достала из сумочки на поясе накрахмаленное стерильное полотенце и бережно протёрла ему подбородок.
– Ну вот. Вот и ладненько, – шептала она доверительно.
– Помогает?, – прохрипел он.
– Видишь, мы уже сухие!, – мурлыкала она.
– Я бы предпочёл, чтобы ты была влажной, – первая попытка за сегодня. Крутим барабан. Она ничего не ответила, но Матвей чувствовал жар её тела – смутилась. В смущении были сомнения. Не резкое «нет», не шутка, не движение в сторону выхода. Смущение. Матвей не мог распознать странное чувство, будто он уже видел их вместе – медсестру и его. Сон? Возможно. Но она продолжала сидеть на кровати, красная от волнения. Её грудь тяжело вздымалась.
– Ремни, – буднично сказал Матвей.
Медсестра молчала. Она не двигалась – застыла, как статуя.
– Ремни, – напомнил Матвей, – Или я снова буду выпрашивать твоё имя.
– Нам нельзя…, - прошептала медсестра.
– Я знаю. Ремни.
Её пальцы стянули застёжки. В бок снова колола пружина. На грудь упала салфетка.
– Верно, Маша повесила. Её помада, – салфетка была жестоко порвана и выброшена в мусорное ведро.
– Как она попадает сюда? Я же привязан.
– Ненадолго, Матвей, – он услышал, как кожа девичьих щек натягивается по зубам. Кажется, медсестра улыбалась, – Скоро тебе разрешат общаться с остальными.
– Когда?, – рванул он ремни.
– Завтра. Если врач разрешит, то завтра сможешь выйти в общую комнату. Познакомишься с Машей и Владиславом. И с остальными.
Матвей рухнул на кровать. Потолок – цвета прогорклого молока. Такой цвет у комочков в манной каше. У грязных кружев, что бабушки надевают на похороны. У занавесок в заброшенных деревнях. Такой цвет у потолка в психиатрической лечебнице. Сутки. Ждать осталось недолго.
Черновик романа «Кто сжёг Лилли?» будет публиковаться на Литрес с 1 по 31 октября 2022