Покамест тетя Софочка с трудом распихивала родню под замки, Марина вертела на кухне котлеты, приговаривая под нос: «Датское королевство!». Она схватилась за сковородку и взвизгнула. Рука покраснела.
– Как дела в датском королевстве?, - возник в дверях воодушевленный свадьбой князь Владимир.
– Грядет революция, - хмуро ушла от ответа Марина.
– Что же ты такая грустная, внучатая моя племянница? Дай я тебя расцелую.
Щеки Марины три раза оросились щедрым поцелуем. Он обнял Марину за талию. Слишком крепко для мужчины своих лет.
– К вам приехал ревизор!, - вскинул князь кустистую бровь, сделал витиеватое па и полез греметь кастрюльными крышками.
– Куда!, - заквохтала Марина, прикрывая сковородки с кастрюлями, - Пар выпустите, да и вообще - вам какое дело до того, что мы будем подавать на стол?
– Моя дорогая, в былые времена столы нашего рода ломились от угощений. В каждой комнате я мог отведать корюшку, ряпушку, копченых ладожских сигов, невскую и гатчинскую форель, что славились задолго до моего появления на свет, - тут князь Владимир помпезно вскинул вторую бровь, - а затем я переходил в следующую комнату, а там…
Он оглянулся по сторонам, проверяя, не слышат ли его многочисленные родственники, чтобы не выдать секретов исконной петербуржскости, и заговорщецки наклонился к уху Марины. Марина брезгливо склонилась в ответ, но лицом виду старалась не подавать.
– Осетрина в шампанском! Причём не каком-нибудь, а французском. А ещё соловьиные язычки, лосиные губы, говяжьи щёчки, бараньи яички, суп из репы с уткой, похлёбка перловая в честь императора Петра, котлеты из щучки, чтобы очистить вкус блюд, холодный пасхальный окорок, нежно любимый мной, затем снова горячее, холодное и пареное, а перед степенным винопитием в гостиной мы ели пряники, калитки, шаньги, колоба, куличи, расстегаи, кулебяка, курники, сочники, пышки, ватрушки, крендели, колобки, баранки, сушки, калачи, пироги и пирожки со всяческими начинками, заедая русские народные мучные яства французскими пирожными да турецкими лукумами. Представляешь ли ты масштаб нашего дома, Марина?
– У меня только котлеты, - сухо отрезала она и вернулась к фаршу. Марина погрузила руки в фарш. Приятное, склизкое чувство расслабило её плечи. Марина вздохнула глубоко, уронив на лоб белокурый локон с сединой. По-женски вздохнула.
– Тяжко тебе, Марочка, без мужа, – покачал головой князь да зацокал.
– А вам-то что?, - вскинулась она.
– Как бы сделать всех людей на земле счастливыми, да невозможно. Я ведь, милая моя, раньше был un communiste, пока не узнал, что произошло с нашей семьей в революцию. Нельзя это, понимаешь… Равенство. Не в природе вещей, ma coquette préférée.
– Зачем вам конкретно моё счастье?
– Je ne sais pas encore. Расскажи мне, какое у тебя счастье, и я буду знать, что тебе нужно.
Марина упёрла руки в боки и смотрела вызывающе.
– Вот Гришка с Мэри вам намекнули на счастье, и что потом? Да вы улетели от нас быстрее ошпаренной курицы, как только речь зашла о прописке.
– Квартира - не счастье для них. Да и свадьба мало что изменит. Je sais, je sais, j'ai vu beaucoup d'amour. Не смогу их сделать счастливыми. А тебя смогу.
Старческие глаза князя слезливо смотрели на Марину. Та разжалобилась.
– Простите меня за грубость. Моё счастье, оно… Простое. Я не мечтаю о муже, о семье, о квартирах и других вещах. И летать тем более не хочу, - на этих словах Марина засмеялась, вспоминая возвращение Гриши на бренную землю из райского мира птиц, - Моё счастье… Хм… Никто меня в квартире о нём не спрашивал. Хоть я и из вашего рода, да всю жизнь на кухне котлеты вертела. А после котлет - вино. Много долгого, тягучего клюквенного вина.
– Продолжай, - кивнул ободряюще князь.
– Вот Гришка с Мэри женятся. Глупый мой брат, разве знает он такое, что такое любовь? А вы, месье князь, видавший много д’амур, знаете ли вы, что такое любовь? Мужчины ничего об этом не знают, только видят. Вот Ворон птицин знает, да где тот ворон? Прогнала она его, дурочка. Я бы ни за что Ворона не прогнала. Ведь он всегда был рядом с ней в трудную минуту. И видел её. Понимаете? Не женщину, не птицу, живую душу увидел в ней. И я бы хотела, чтобы меня увидели. Все-все увидели. Повернулись в один миг да смотрели, дыры бы выжигали на подоле моём. Я бы хотела быть значимой, да не такой, как звезда или политик. Я бы просто хотела, чтобы когда я уходила в последний путь, много людей плакали бы, просто потому что заметили бы меня.
Слеза упала в фарш. Марина отвернулась. А князь Владимир повернул золотую печатку на пальце камнем вверх да вздохнул.
– Пусть будет так, раз это твоё счастье. Но помимо котлет всё же что-то да поставь.
– Я вам что, кухарка?! А Мэри что не готовит или подружки её, полжизни в пышечной выжидавшие?
Марина подбросила таз с фаршем. Фарш потёк по стенам.
– Ну вот, - спокойно отвечал князь Владимир, - Теперь заново месить. Ты всё же приготовь.
Князь взял со стола ключ от двери и пошел в коридор. Марина наблюдала за ним, но не могла ничего сделать - хлад сковал её члены, будто была она одной ногой в могиле.
– Что вы делаете…, - прошептала она ледяными губами.
– Еды на всех не хватит. Верти, Марина, Верти.
Ключ щелкнул в замке. Марина закатила глаза и пошла к холодильнику за фаршем.
– Дед совсем из ума выжил. Как будто мама не поднимет истерику, если обнаружит кухню запертой.
Она бросила фарш на стол, не глядя, достала сигареты и закурила, усевшись на подоконник. В небе светила полная луна.