Сгущалась небесная пыль,
издеваясь над городом,
Но он и так потемнел,
Раздражаясь от топота стада,
Что бредет кое-как налегке.
Облиты рекламой улицы,
А частые лица смятением.
Асфальт дрожит под плевками,
Всех тех, кто, являясь растением,
Что-то молвит высокомерно,
Приближая себя к Олимпу.
Летит нелепо рой пленных,
Но однажды они вдруг поникнут.
Аполлон станет уродливым как никогда,
Зевс сопьётся в царстве Аида.
Самый здоровый поймет,
Что всю жизнь слыл инвалидом.
Озираясь по сторонам памяти,
Видеть не то.
Не тот дух вступил на престол.
Пытаться вспомнить всё лучшее,
Когда в голове всё то, что упущено.
Спать с глазами открытыми
В магазинах, в каждом вагоне метро.
Спокойствие здесь, как отличный прикол
Для действующих наперекор расписанным правилам.
В чужих глазах холод,
Какие теплее?
Можно плестись по аллее,
Представляя лучшую жизнь,
Закрытую в погребе не на этой планете.
Или забить, скормить сердце собакам,
Разум развеять над лужей.
А далее слышать, но точно не слушать.
Не видеть свет, если кто-то подсветит.
Сотни ног топчут слякоть,
Перемещаясь по будням
Всё ниже, в самое пекло,
Путая всё вокруг с адом,
А после посредственно блекнут,
Не извлекая уроков из собственной гибели
В формате продажи души.
Дураки ищут власть в бумажном скипетре,
Безумием переполняя кувшин.
Ну а я со смертельным ранением,
С хладнокровностью двух карих глаз
С высока наблюдаю всю эту немую картину,
Сидя на троне.
И всё меньше хочется тратить внимание на эту кучу,
Ведь это ужасно скучно.
Мир – кухня три на четыре, а не тот кусок, что огромен.