Одной из главных коммунистических концепций является утверждение, что в реальности не существует никаких национальных противоречий, а существуют лишь классовые противоречия.
Троцкий, как истинный марксист, всецело разделял эту идею, и, придя к власти, на практике попытался осуществить план по созданию общества, лишённого каких-либо национальных противоречий, а впоследствии лишённого самих национальностей.
В первые годы советской власти были выделены два уклона в национальном вопросе, с которыми необходимо бороться: один уклон "в сторону великодержавности, великорусского шовинизма", другой - "в сторону буржуазно-демократического, туземного национализма".
Главной ошибкой Троцкого оказалось чрезмерное увлечение борьбой с великодержавным русским шовинизмом и снисходительное отношение к, так называемому, туземному национализму.
В своей статье: "Ещё раз: воспитание молодежи и национальный вопрос", опубликованной в газете "Правда" от 1 мая 1923 года, Троцкий настаивал на том, что нужно бить главного врага (то есть великодержавный русский шовинизм), а "не эклектически нанизывать оттеночки на оттеночки...нечего говорить о местном шовинизме. Это - вторая фаза нашей борьбы".
Великодержавный национализм великороссов был охарактеризован исключительно как наступательный, а национализм малых народов - как оборонительный:
"Основа же дела состоит в том, чтобы ясно понимать исторические корни великодержавного наступательного национализма великороссов и оборонительного национализма малых народов".
Из этого утверждения он делал вывод о необходимости разного подхода в задаче искоренения национализма в советском обществе:
"Азербайджанский коммунист, работающий в Баку или в мусульманской деревне, великорусский коммунист, работающий в Иваново-Вознесенске, должны иметь одинаковую концепцию в национальном вопросе. И эта одинаковая концепция должна состоять в неодинаковом отношении к великорусскому и мусульманскому национализму, по отношению к первому – беспощадная борьба, суровый отпор, особенно во всех тех случаях, когда он проявляется административно-правительственно; по отношению ко второму – терпеливая, внимательная, кропотливая, воспитательная работа".
В статье присутствуют также такие наивно-утопические идеи, как, например:
"Разрешить национальный вопрос можно, только обеспечив за всеми нациями возможность ничем нестесненного приобщения к мировой культуре - на том языке, который данная нация считает своим родным языком".
Здесь же наблюдается чрезмерная приверженность Троцкого к концепции, что именно русские должны взвалить на себя главный груз ответственности, в ущерб своему национальному самосознанию, по построению общества, лишённого национальных противоречий и обид со стороны национальных меньшинств:
"Ликвидация помещичьего землевладения есть единовременный акт. А то, что мы называем национальным вопросом, есть очень длительный процесс. После земельной революции национальный вопрос не исчезает. Наоборот, он тогда только и выдвигается на передний план. И за всякие нехватки, недостатки, несправедливости, невнимание, грубость по отношению к туземным массам ответственность - и не случайно - будет в их головах связываться с Москвой. Нужно поэтому, чтобы Москва, как средоточие нашего государственного Союза, была неизменным инициатором и двигателем активной политики, насквозь пропитанной братским вниманием ко всем национальностям, входящим в состав Советского Союза. Говорить по этому поводу о преувеличениях, значит, поистине ничего не понимать".
Во что в итоге вылилась эта чрезмерная опека малых народов, всем нам известно, тем более, в данный момент мы пожинаем горькие плоды этой ошибочной, по моему мнению, политики неравномерного отношения к русскому национализму и национализму малых народов.
Что творилось в душе у Троцкого, когда он продвигал подобные идеи, я сказать не могу. Одно могу сказать точно, что Троцкий был человек неглупый и понимал, что он делал. Во всяком случае, он был прекрасно осведомлён о предостережениях Розы Люксембург, которая прекрасно осознавала последствия такой национальной политики в СССР и активно критиковала её (не за это ли она была, на самом деле, так жестоко убита?). Незадолго до своей смерти она писала:
В Финляндии социалистический пролетариат, пока он вел борьбу как часть единой российской революционной фаланги, уже добился господствующего положения: он обладал большинством в ландтаге, в армии, он обрек буржуазию на полное бессилие и был хозяином положения в стране. Русская Украина была в начале века, еще до изобретения глупостей «украинского национализма» с «карбованцами» и «универсалами», до конька Ленина о «самостийной Украине», цитаделью российского революционного движения. Оттуда, из Ростова и Одессы, из Донбасса уже в 1902–1904 гг. изливались первые потоки революционной лавы, которые зажгли весь Юг России, превратив его в море огня и подготовив взрыв 1905 г.; это же повторилось и в нынешней революции, для которой южнороссийский пролетариат поставил отборные войска пролетарской фаланги. Польша и Балтийские страны были в 1905 г. самыми мощными и надежными очагами революции, в которых социалистический пролетариат играл господствующую роль.
Как же случилось, что во всех этих странах вдруг торжествует контрреволюция? Именно националистическое движение, оторвав [местный] пролетариат от России, парализовало его и выдало национальной буржуазии окраинных стран. Вместо того, чтобы как раз в духе чисто интернациональной классовой политики, которую большевики обычно проводили, стремиться к самому тесному сплочению революционных сил на всех просторах Российской империи, защищать зубами и когтями ее целостность как территории революции, противопоставить — в качестве высшего завета политики — сплоченность и нераздельность пролетариев всех наций в сфере русской революции любым националистическим сепаратистским устремлениям, большевики, напротив, громкой националистической фразеологией о «праве наций на самоопределение вплоть до государственного отделения» дали буржуазии всех окраинных стран самый желательный, самый блестящий предлог, прямо-таки знамя для ее контрреволюционных устремлений. Вместо того чтобы предостеречь пролетариев окраинных стран от любого сепаратизма как чисто буржуазной ловушки и в зародыше подавить сепаратистские стремления железной рукой, использование которой в этом случае соответствовало бы истинному смыслу и духу пролетарской диктатуры, они, напротив, вызвали своим лозунгом замешательство в [народных] массах всех окраинных стран и дали простор демагогии буржуазных классов. Таким содействием национализму они [большевики] сами вызвали, подготовили распад России и этим вложили в руку собственных врагов нож, который те намеревались вонзить в сердце русской революции.
(Роза Люксембург "Рукопись о русской революции").
Из этого всего можно сделать вывод, что поддержка Троцким провальной национальной политики оказалась роковой, как для него самого, т.е. не позволила стать ему полноценным лидером русского революционного движения, так и для СССР в целом - оказавшись бомбой замедленного действия.
Лояльность малых народов, которую пытались заслужить большевики, не смогла заменить собой революционный авангард великороссов, позволивший им прийти к власти в России. Русскую революцию променяли на безхребетную политику задабривания многочисленных "угнетённых" малых народов, но количество не переросло в качество. Идеи интернационализма оказались слишком утопичны, Советские Соединённые Штаты Европы, о которых мечтал Троцкий, так и не возникли, красный проект в России, не став основой русского национального самосознания, и не найдя равнозначной замены, в итоге потерял поддержку великороссов, а следовательно и точку опоры, а русская нация не приобрела смысл своего существования, который стал бы достойной заменой религиозному фундаменту, на котором она была когда-то создана.
