Когда ездили на Пятницкое кладбище, где похоронены мой братик Лёнюшка, моя прабабушка Смолина Анфиса Николаевна, сестры моей бабушки Смолина (Панфилова) Вера Дмитриевна и Смолина (Новикова) Ангелина Дмитриевна (бабушка моя Смолина (Шалагинова) Валентина Дмитриевна похоронена в Ярославле), мы с мамой заходили в церковь, а папа ждал нас на улице. Он ведь в молодости ездил в деревню с атеистическими лекциями, они еле ноги унесли, так народ на них там обрушился. Мне в церкви было жутковато: после яркого солнечного света на улице - таинственный полумрак и такая трагическая музыка и служба.
Родители мои были передовые и крестить меня не собирались, но так как я часто болела, моя двоюродная бабушка Марфа, а она была верующая, настояла на том, что меня окрестили всё-таки в 5 лет. Наверное, стало лучше. Как же ужасно было опускать ноги в ведро с кипятком (настолько была горячая вода) с горчицей и потом всю ночь мучиться от жары, а раскрыться нельзя.
Ела я плохо, мама всё время заставляла меня есть с хлебом, однажды у меня гнали глистов кислородом, тогда это было лучшим способом, наверное, дорого обошлось родителям, помню, как лежала с резиновой трубочкой в носу.
Мне не нравился мамин смех, когда она была с папой, какой-то утробный, животный, сексуальный, хоть я ещё ничего в этом не понимала.
Мы с мамой ездили иногда в Москву, как хорошо я помню все станции "Битца", "Красный строитель", "Царицыно", "Депо" и др. Однажды стояли 4 часа на улице за орехами, я тогда попробовала первый раз миндаль, очень понравилось. Пили квас на улице из бочки, я уронила стеклянную кружку, маме пришлось платить за неё в пятикратном размере, я получила подзатыльник. Мама меня наказывала, и когда дед Никифор её душил на кровати, я злорадно думала (мне было года 2) "так тебе и надо", и только потом заплакала, что деда и остановило. Дед был очень добрый, но его настраивали против нас Мотька с Иваном, Иван задавал тон, это был красивый мерзавец, сестра его с тремя сыновьями жила на другом конце дома, родители между собой звали их "черножопые". Иван до сих пор здравствует, а Мотька перед смертью долго была слабоумной. Двоюродная моя сестра Клава сказала, что это её Бог наказал.