По роду деятельности мне приходилось быть знакомым со многими миллионерами и даже с миллиардерами (правда на этапе, когда они миллиардерами ещё не были). С первым из них я познакомился, когда миллионеров в стране официально не было.
Это был год 1987 или 1988. Мы только что переехали в Днепропетровск. Мне нужно было обновить одежду и по каким-то причинам отец принял решение перешить на меня свою повседневную форму – короткую, по пояс, куртку и брюки. Отец её использовал по назначению пару лет, но он обладал феноменальным искусством не снашивать вещи. Помню, синяя полосатая рубашка, вязанная из какой-то синтетической нити, служила сначала ему, а потом мне на протяжении лет двадцати, если не больше.
Понятно, что покрой у этого комплекта был чисто военный и для ношения пятнадцатилетним пацаном никак не предназначался. Отдавать в какое угодно ателье не хотелось – испортят ведь, и отец поинтересовался у Ивана Ивановича, к кому лучше обратиться.
Иван Иванович – низенький круглый мужик, тоже бывший военный, только не ракетчик, а военный инженер. Работал он в Ленинском райисполкоме по молодёжной политике (очень ответственная работа в индустриальном городе, наполненном подростковыми бандами) и знал о районе всё.
Он, не сходя с места, порекомендовал Льва Иннокентьевича. Отец сразу заподозрил неладное и, будучи убеждённым антисемитом, поинтересовался – не еврей ли этот портной (вообще довольно странный вопрос в городе, в советское время получившем не слишком почтительное наименование «Днепрожидовск»). В ответ было сказано, что таки да, но шьёт как бог и по деньгам не обидит.
В назначенное время мы были около архитектурного недоразумения под названием ДК ДЭВЗ на градостроительном недоразумении под названием проспект Свободы.
ДЭВЗ – Днепропетровский электровозостроительный завод, производивший специальные карьерные локомотивы. Я там работал в цехе ширпотреба, проходя учебно-производственную практику в школе. Скороварки делали.
Проспект Свободы – безразмерная улица (ДК на нём был под номером 222 и это далеко не конец) и похож был на что угодно, но только не на проспект. Во-первых, он был узкий – четыре полосы, причём две из них были заняты трамвайными путями. Во-вторых, шёл он через частный сектор – самые высокие дома – четырёхэтажные сталинки и пятиэтажные хрущёвки в районе проходной ДЭВЗа (там сейчас станция метро «Проспект свободы»). В-третьих, там, где кончались трамвайные рельсы, кончался и асфальт. Причём чуть дальше ДК в направлении Диёвки его, такое впечатление что вообще никогда не было.
Дом культуры имел какую-то совершенно невразумительную архитектуру. Был он серый, одноэтажный, в форме буквы «г» с равными сторонами. На входе было крыльцо с квадратными колоннами. Внутри здание было запущенное, сырое, с вздувшимся линолеумом и обшарпанными стенами, крашенными зелёной краской.
Когда мы пришли, Льва Иннокентьевича ещё не было. Но желающие его видеть уже были помимо нас – скрюченная старушка с клюкой (ей-то портной зачем?) и здоровый детина со стрижкой бокс. Оба дисциплинированно сидели на строенном стульчике.
Мы же вышли на крыльцо и буквально через несколько минут переваливаясь на ямах подъехал оранжевый «Москвич» не самой новой модели (с ещё круглыми фарами). Из него вышел человек лет пятидесяти, в котором, даже не зная его, можно было узнать Льва Иннокентьевича. Был он кудряв, носат, с тонкой полоской седоватых усов (седые кольца украшали и шевелюру) и одет в костюмчик моды незапамятных времён – примерно такой носил Новосельцев в «Служебном романе». Он был похож на Зиновия Гердта в роли Паниковского и на Сергея Юрского в роли инженера Маргулиеса.
Как только появился Лев Иннокентьевич, сразу же оказалось, что окрестности ДК очень оживлённые. Куривший около крыльца спортивного вида парень тут подскочил к портному и принял из его рук тощий саквояж. Как мне показалось – с поклоном. Тут же подошёл прогуливавшийся неподалёку мужчина номенклатурного вида, поздоровался за руку, обменялся буквально парой слов и неторопливо ушёл в сторону трамвайной остановки. Из ДК выскочила девушка лет восемнадцати, в красном плаще, быстро что-то прощебетала, была удостоена поглаживания по щеке и тут же умчалась куда-то в глубину частного сектора.
Мы вежливо поздоровались, Лев Иннокентьевич кивнул и зашёл в здание. Там продолжалась какая-то кутерьма. Мы немного подождали – понятно ведь, человеку надо переодеться, очередь опять же. И зашли внутрь.
Лев Иннокентьевич уже облачился в мышиного цвета халат поверх костюма и внимал старушке, которая что-то быстро ему говорила. Он несколько раз кивнул и сказал – «я решу этот вопрос». Старушка поблагодарила и быстро перебирая палкой удалилась.
Лев Иннокентьевич удалился в свою маленькую мастерскую с забранным решёткой окном, и туда направился детина, к которого в руках был дипломат. Там разговор был ещё более короткий – в мастерскую тут втиснулся парень, встречавший Льва Иннокентьевича около входа, принял из рук здоровяка дипломат, открыл его, заглянул. Они с Львом Иннокентьевичем синхронно кивнули. Детина внезапно совершенно по-детски улыбнулся, обнаружив отсутствие нескольких зубов, как-то обмяк и радостно, чуть ли не вприпрыжку, направился к выходу.
Отец действовал так, как было предписано действовать в такой ситуации советскому человеку.
- Ещё раз здравствуйте. Мы от Ивана Ивановича. – шевелюра благожелательно качнулась, демонстрируя, что её владелец знает, кто такой Иван Иванович и признаёт за ним авторитет. – Надо на парня костюм перешить.
- Простите, как вас зовут? – голос у Льва Иннокентьевича был негромкий и скрипучий.
- Александр Иванович.
- Очень приятно. Покажите материал.
Свёрток с формой перекочевал к нему в руки, был быстро развёрнут и исследован. На меня он даже не посмотрел.
- Очень хорошо. Как я понимаю, надо убрать погоны и ушить под фигуру? Вот и ладненько. Марьванна – снимите мерочку пожалуйста. Оплата по прейскуранту по готовности. Зайдите в четверг.
Лев Иннокентьевич развернулся и положил свёрток на верхнюю полку стеллажа, а сам, полностью утратив к нам интерес, направился к своему рабочему столу.
Тут же материализовалась Марьванна, которая отвела меня в соседнюю комнатку и сняла мерку. Это была классическая Марьванна – полная, с высокой причёской, в которой при желании можно было спрятать литровую банку, с золотыми кольцами на пальцах и золотыми же серьгами в ушах, в таком же мышином халате с синим оттиском на боку.
Через три дня костюм был готов – он сразу пришёлся впору. Понятно, скрыть его военное происхождение не получалось, но такая задача и не ставилась. А мне военизированный вид понравился. Носил я его лет пять наверное, если не больше. Заплатили мы строго по прейскуранту – сумму очень небольшую.
Где-то через неделю отец пригласил в гости Ивана Ивановича и ещё одного полезного человека – бывшего подводника Александра Кузьмича. За рюмкой водки поинтересовался вопросом, кто такой этот Лев Иннокентьевич – внимания к нему ведь явно было больше, чем к обычном портному.
Оказалось, что Лев Иннокентьевич – простой советский миллионер, цеховик, близкий к легендарному днепропетровскому бандиту Матросу, контролирующий едва ли не все подпольные мастерские по пошиву одежды (в то время они выходили из подполья под видом кооперативов). Он распоряжался огромными финансами и имел влияние, позволяющее решать вопросы с председателем облисполкома или первым секретарём горкома партии. И при этом продолжал немножко шить в скромном ателье скромного ДК, ездил на старой машине (хотя мог бы купить мерседес) и одевался в костюм старинного покроя.
Честно говоря, не знаю, что с ним сталось потом. Похоже погиб в 90-е, когда новая поросль бандитов делила наследие Матроса (он в это время сидел, но даже находясь в заключении контролировал ситуацию в городе – по крайней мере до распада СССР). Так или иначе, больше я его не видел, и, что примечательно, больше я о нём не слышал. Даже в то время, когда меня приглашали служить в УБОП и рассказывали различные занятные истории из жизни днепропетровской братвы.