В 1937 году Лион Фейхтвангер посетил Москву. Это была вторая поездка в СССР — первую он совершил в конце 20-х. Немецкого писателя поразили кардинальные перемены, произошедшие в Советском Союзе всего за восемь лет. Но ещё больше — культ Сталина, который не мог не удивить любого иностранца.
Фейхтвангеру довелось лично побеседовать с советским "вождём" и получить ответы на вопросы о безмерном преклонении главе государства. О культе Сталина и о том, что плохого и хорошего писатель увидел в СССР, он рассказал в книге "Москва 1937". На Западе книга подверглась жесткой критике — там не принято было искать в советском государстве что-либо положительное.
Итак, в чем именно увидел немецкий прозаик излишнее поклонение и как сам Сталин объяснил ему превращение себя в кумира миллионов?
***
Первое, что бросается в глаза иностранцу в СССР, писал Фейхтвангер, это культ Сталина. Повсюду портреты и бюсты. В каждой публичной речи — восхваления.
Писатель отмечал, что часто "обожествление" Сталина принимало весьма безвкусные формы. К примеру, бюст генсека можно было увидеть на выставке картин Рембрандта, где все остальное было оформлено со вкусом, а театральный деятель, читая доклад о советской драме, вдруг разражался дифирамбами в адрес Иосифа Виссарионовича.
В разговоре со Сталиным писатель без обиняков задал вопрос: "Почему бы вам не остановить этот поток восторга, который несколько смущает заграничных гостей?".
Сталин ответил, что пытался и не раз утихомирить "фанатов", но не вышло. Мол, любые попытки с его стороны снизить градус восхваления воспринимались как проявление излишней скромности. А сам же культ был создан безмерной радостью советского народа в результате освобождения от кабалы. Эту радостью Иосиф Виссарионович назвал "телячьей".
«Раньше помещики были демиургом, рабочих и крестьян не считали за людей. Теперь кабала с трудящихся снята. Огромная победа! Помещики и капиталисты изгнаны, рабочие и крестьяне – хозяева жизни. Приходят в телячий восторг»
Более того, Сталин заявил, что советский народ по вопросам общей культурности отстает, а потому его радость и выливается в бесчисленные памятники, дифирамбы, стихи и песни.
Что он-то сам понимает: в освобождении народа от царской кабалы заслуга не его, вернее, не только его, потому как один человек не способен на столь беспримерный подвиг, но объяснить это людям счастливым, но не достаточно "культурным" не представляется возможным. Приходится покорно наблюдать, как сотворившие себе кумира воздвигают очередной памятник.
Культура сразу не достигается. Мы много в этой области делаем: построили, например, за одни только 1935 и 1936 годы в городах свыше двух тыс. новых школ. Всеми мерами стараемся поднять культурность, Но результаты скажутся через 5–6 лет. Культурный подъем идет медленно. Восторги растут бурно и некрасиво.
К слову, в появлении многочисленных памятников Сталин обвинил бюрократов и карьеристов, которым хочется лишний раз выслужиться или обезопасить себя от критики газетчиков и вышестоящих лиц.
"Да, памятники и портреты зачастую бездарные, — продолжал советский кумир. — Но ведь не заставишь делать хорошие?».
И с лёгким пренебрежением заявил, что такими мелочами ему заниматься некогда. Дескать, пусть сочиняют лозунги и лепят скульптуры, если им так хочется.
Фейхтвангер проникся откровенностью Сталина, и в своей книге попытался максимально уважительно описать почти языческое поклонение вождю, что, конечно же, не понравилось на Западе.
***
Однако, зная о репрессиях сталинских годов, о том, в каком страхе жили люди, пишущие друг на друга доносы, ожидающие ареста или арестованные за анекдот про Иосифа Виссарионовича, слабо верится в то, что этот человек хотел, но не смог прекратить "телячий восторг".