Утром девушка решила погулять по улицам села. За околицу не выйдешь, кругом намело огромные сугробы. Она подошла к ограде у дома Ивана Ивановича, заметив его с лопатой, расчищающего дорожки.
—Здравствуйте, Иван Иванович! – крикнула она от калитки.
Он, подслеповато прищурившись на солнце, не узнал, решил подойти ближе. Огромный лохматый пес, услышав незнакомый голос, выскочил из конуры, громко залаял.
—А, чтоб тебя! На место! На место! Кому говорю! Чтоб леший тебя побрал, — прикрикнул хозяин на собаку. Та остановилась, посмотрела на гостью и нырнула снова в конуру.
— Не могу признать! Что за красота ко мне пожаловала!
Он внимательно смотрел на Настю. Признал! Губы расплылись в радостной улыбке, обнажив два ряда чуть желтоватых зубов.
—Настенька! Ты, доченька? Милая ты моя!
— Я, дядя Ваня! — с не меньшей радостью отозвалась девушка.
— Ты с каждым разом всё краше становишься! Только очень худая.
Настя засмеялась.
—Я не «худая», а стройная!
—Вот я и говорю, что вы в городе едите не понятно что. Приезжай к нам насовсем! Мы тут тебя с Натальей откормим.
—Спасибо, Иван Иванович! Я обязательно летом приеду на парное молоко. Как поживаете, Иван Иванович? Как ваши дела? – спросила она, переводя разговор.
—Да, всё нормально у меня дела. «Хондроз» только мучает. Наша фельдшерица уколы бегает, делает. Только разве мою застарелую болезнь возьмёшь какими-то уколами?
—Нет, Вы, всё же не отказывайтесь от уколов! Организму надо помогать!
—Ну, пусть бегает! Если, кроме этого дел у неё других нет, — сказал дед, засмеялся. – У меня своё лекарство! Я знатный самогон делаю, потом настаиваю его на травах разных. Растираюсь этими настойками и снаружи, и внутри. Неплохо помогает! Да, медок у меня свой. Вот, я тебе принесу банку трёхлитровую. От многих болезней помогает.
—О! Нет, Иван Иванович, я столько за десять лет не съем!
—Тогда, пойдём, я тебя настойкой угощу. У меня они разные есть! – пригласил он девушку. Затем приблизив к ней лицо, заговорил громким шёпотом. — Сегодня свеженький самогон согнал! Очень крепким он получился. Надо разбавить чуток….
Настя и от самогона, и от настоек отказалась. Разговаривая с дедом, она наблюдала странную картину.
За домом на заборе на каждой доске сидели вороны и воробьи. Они выглядели очень странно. Вороны с опущенными головами и совсем неуправляемыми крыльями, висевшими самопроизвольно. Иногда они срывались с забора и камнем падали в сугроб. А воробьи, совсем обнаглев не кучей, а поодиночке налетали драться на птиц в десять раз крупнее себя. Те от слабого удара воробьиного клюва не удержавшись, падали, потом с трудом возвращались на место.
Настя удивлённо смотрела на то, что творилось с птицами.
— Дядя Вань, что это с ними? – заливаясь смехом, спросила девушка.
Дед повернул голову и, усмехнувшись, произнёс:
— А, мои собутыльники собрались.
Она непонимающе посмотрела на соседа.
—Самогон я делаю из пшеницы, ошпариваю её кипятком. Зерно, когда уже оно не нужно вываливаю в компостную яму. Вот они и слетаются к той яме со всей округи. Веселье начинается. В деревне все уже привыкли. Если вороны с воробьями пьяные — значит у Ивановича свежий самогон.
Засмеялся дед.
— Может быть, зайдёшь?
— Спасибо, дедуля! В другой раз обязательно. Не болейте! До свидания! – попрощалась она и направилась дальше вдоль по улице.
—Спасибо, красавица! Постараюсь! Счастья тебе, красота неописуемая! – крикнул он ей вслед, любуясь её стройной фигурой.
— Спасибо! – ещё раз крикнула девушка, издали помахала ему рукой.
Она шла по улице, вспоминая кто, где когда-то жил из её друзей детства. Мальчишки, девчонки, где вы? Остались в деревне только ваши старики!..
В окнах сельских домов кое – где появлялся свет. Старики в деревнях рано ложатся на покой или сидят в темноте у окна, глядя на улицу. В это время тихая деревенская жизнь замирает совсем. До следующего утра. Только изредка кто-то пробежит к соседям или родственникам. Кое – где прошмыгнёт бездомная собака.
А ведь совсем недавно какие-то полтора десятка лет тому назад здесь кипела жизнь. Трактористы, доярки, телятницы и прочие труженики села задолго до рассвета спешили на свои рабочие места в свинарники, коровники, телятники…, конюшни. Да конюшни! Она всегда мечтала научиться ездить на лошади верхом! Ей так нравятся эти умные, красивые животные. Нет! У неё этого не получилось….
От той бурной жизни остались только воспоминания, да полуразрушенные со слепыми глазницами окон комплексы в которых когда-то выращивались тысячи голов скота. Всё кануло…. Всё разрушилось! Кое - где иногда мелькнёт сооружение новой постройки. Это какой-нибудь энтузиаст-фермер на свой страх и риск пытается возродить былое богатство села, но это невыносимо трудно.
Разрушилось можно сказать всё в одночасье, а чтобы возродить, нужны неимоверные усилия и огромные средства.
Теперь доживают старики в своих почти исчезнувших деревнях и сёлах, дожидаясь детей в гости, в тайне мечтая об их возвращении домой навсегда.
Настя вернулась в дом тёти уже затемно.
—Голубушка моя, где же ты весь день пропадала? Замерзла, наверное? – взволнованно встретила девушку Наталья.
—По селу прошлась. Со всеми поговорила. Иван Иванович приглашал пробовать свои настойки, — улыбаясь, ответила девушка.
—И как?
—Пообещала в следующий раз, непременно опробую!
— У него и без тебя компаньонов хватает! – засмеявшись, сказала женщина.
—Видела я его компаньонов! Так набрались, что с забора падают! – произнесла девушка, не удержавшись, задорно рассмеялась.
—А! Эти! Эти да… Они потом долго шальные летают, то в столб врезаются, то в крышу. С деревьев сваливаются! Но ждут, когда же снова там у него появится странный корм. Видно в алкашей превратились, —говорила тётя, сама еле сдерживаясь от смеха. — Садись на диван, тебе ещё что-то расскажу.
Настя послушно села рядом с любимой тётей, обхватив её за плечи, коснулась своей головой её головы.
— Прошлой осенью был случай…. Ох, не могу. Умру от смеха! У Никитича, ты помнишь всегда много гусей. Так вот! Высыпал Иванович своё хмельное зерно за огород. Гуси Никитича на клевались. Выходят утром хозяева, а птица вся мёртвая валяется. Ох и шуму было, ругали они Ивановича, на чём свет стоит. Жена Никитича говорит: «Давай хоть пух обдерём, а уж потом выбросим, закопаем где-нибудь». Так и сделали. Перетаскали их на овраг. Их, пожалуй, около двух десятков было. Пришёл за лопатой, да кто-то его отвлёк. А они протрезвели и идут гуськом домой… Вот мы всем селом от смеха катались. Идут такие голые, только перья на крыльях остались. Жалко на камеру никто не снял, прославилась бы наша деревня на весь мир!
Настя хохотала, вытирая слёзы тётиным передником.
— Тётя, тётя, не могу! Живот болит от смеха! Вот насмешила! Не могу остановиться.
— Да, иногда весело тут у нас. Живот-то болит у тебя не от смеха, а от голода. Ужинать пора, а ты ещё не обедала!
—Меня сегодня всей деревней кормили, — с трудом проговорила девушка, всё ещё смеясь над рассказом тёти. Она представляла ту картину и снова смеялась. – Так радостно меня встречали. Обо всём расспрашивали. Кто пирожками угощал, кто блинами, а кто жареной картошкой. Так, что не голодна я.
—Вот и я накормлю тебя сейчас твоими любимыми пончикам с творогом, — сообщила женщина, накрывая на стол. – Попьём чайку, потом поговорим…
Вечер коротали, снова обнявшись, сидя на диване.
— Поредели в деревне у вас жилые дома. Очень много пустых и снесённых. А, ведь, прошло совсем немного времени. Тётя Наташа, помнишь, мальчики были? Оба темноволосые. Только у одного волосы прямые, а второй с кучерявыми волосами был. Помнишь?
— Как же не помнить! Они за тобой как привязанные ходили. Один всё букеты тебе на подоконник клал... А другой: то бабочек в банке принесёт, то лягушек целое ведро наловит… То ежа в таз положит! Попадало им от меня! Весь огород за лето вытопчут! Боялись, скрывались от меня, а всё равно ползут между грядок, — вспоминала женщина, глаза её наполнились влагой. — Одного Пашкой звали. Того у которого волосы прямые были. А другого, кажется Тишкой. Ан, нет. Тимкой! Точно Тимкой!
—А где они сейчас не знаешь?
— Нет. Не слышала. Надо у баб поспрашивать. Пашка-то с родителями уехали куда-то в южную область. То ли в Ставрополье, то ли в Краснодарский край. У них там тётки жили, заболели, а ехать сюда наотрез отказывались. Вот они туда и отправились. Хотели ненадолго, но там так и остались. Родители-то раза два были, а Пашка-то не появлялся.
Наталья приблизила лицо к племяннице и зашептала прямо ей в ухо:
—Говорили, что он с плохой компанией связался, даже сидел. Но, как верить этим слухам я не знаю. Можно ли?
Настю расстроили последние слова тёти. Она помнила, каким был хорошим другом Пашка. Но жизнь такая….
— А у Тимки судьба сложила-а-ась! Я тебе скажу…, — женщина тяжело вздохнула. – Ты в то лето не приезжала. Мама твоя в ту зиму умерла, а ты сама всё время болела в тот год. Так вот! Пожар случился в доме у них. Тимке-то лет тринадцать было тогда или чуть меньше... Он младшую-то сестрёнку вынес, а родителей не смог! Дом-то уж полыхал. Его еле удержали люди, что бы он в огонь-то не кинулся… — Наталья говорила с трудом, посмотрела на девушку, у той слёзы текли по бледному лицу. — Их тогда органы опеки в детдом определили. Ходили слухи, что забрала их какая-то семья, но точно не могу сказать. Это только слухи. Больше мы их не видели.
—А, ты мне тогда сказала, что они уехали…
—Что я могла ещё тебе сказать. Мала ты ещё была…
Настя вытерла лицо мокрое от слёз, вздохнула, подумала: «Как хочется, чтобы у вас было всё хорошо, мальчики! Вы были настоящими друзьями!»
Глаза тёти уже горели озорным огнём и смеялись, на щеках проявились во всей своей красе чудесные ямочки.
— Помнишь! Помнишь! – хохотала тётя. – Ой, не могу! Я, как вспомню этот случай хоть ночью! Сижу и смеюсь одна на кровати! Ой, не могу!
Девушка смотрела на тётю, пыталась предположить, от чего произошёл у неё приступ смеха. Наконец она успокоилась, вытерла глаза белоснежным передником.
— Ну? Ну? Вспоминай! Ландыши! – только и смогла выговорить женщина, снова залилась звонким смехом.
Настя вспомнила тот случай и, не отставая от тети, засмеялась, облокотившись на спинку дивана, обхватила голову руками.
…Тимка, как обычно нёс огромный букет ландышей для Насти, из соседней рощи. Он впервые не положил цветы ей на подоконник, а вручил их, встретив на улице. Девочка приняла прелестный букет и в сопровождении кавалера шла по улице к дому. По дороге им встретился Пашка с другими девочками. Насте пришлось делиться с ними цветами, к большому неудовольствию Тимки. Несколько веточек упали на землю. К большой компании друзей стоявшей на дороге присоединилась Леночка, она с лугов гнала домой большую стаю гусей с гусятами. Девочка остановилась поболтать с подругами. Гусята, отбирая друг у друга, терзали упавшие на дорогу веточки белых цветов. Ребята решили накормить гусят цветами досыта. Все цветы были скормлены….
Утром жители деревни услышала страшный крик тёти Раисы — мамы Леночки. В их дворе все гусята лежали мёртвыми, а они уже были не маленькими. Что, да как? Леночка сказала маме, что это Настя накормила гусят ландышами. Женщина, с толстым прутом вопя, гонялась за детьми, чтобы их наказать и отвести свою душу, выместить на ком-то свою обиду- боль. Настя в сопровождении Тимки и Пашки попались ей на глаза ещё до обеда. Тётя Рая с выпученными глазами, разъярённая налетела на ребят из-за угла. Её целью была девочка. Она со всей силой замахнулась рукой с прутом, но перед ней один за другим встали мальчики.
Ох, и отхлестала их тётка! Досталось ребятам! До девочки она не дотянулась. Тимка и Пашка потом целый месяц ходили с чёрными рубцами по всему телу….
— Веселее мы жили тогда, Настёна! Теперь наша деревня загибается. Всё меньше жителей в ней с каждым годом остаётся, — грустно завершила хозяйка. — То и гляди школу закроют, а без неё и совсем жизнь в деревне захереет.
— Может быть, всё ещё когда-нибудь наладится, — успокоила её девушка.
—Вряд ли это на моём веку произойдёт! Тут в соседнем селе говорят, появился молодой фермер. Пытается что-то возродить. Да, где же ему одному-то. Сколько средств потребуется. Ведь в коровниках ничего не осталось! Только полуразрушенные стены. Окна по выдирали, все железо сдали в металлолом.
— Грустно и тяжело…, — произнесла племянница. – Сначала мы с тобой насмеялись вдоволь, а теперь хоть плачь.
— Не надо плакать, девочка моя! Надо жить, глядя только вперёд! Ну, что спать ляжем или ещё посидим?
—Давай, ляжем. Я нагулялась. Надышалась свежего воздуха. В сон клонет, — ответила она, снимая с себя тёплую кофту.
Она долго лежала в своей постели, вспоминая далёкое детство, мальчишек и девчонок с которыми проводила каникулы….
Настя планировала погостить у тёти минимум неделю, но Влад приехал за ней на четвёртый день. Он был на этот раз один.
От внимательного взора Натальи Зиновьевны не укрылись ни блеск его глаз, когда он смотрел на племянницу. Ни улыбка, которой он одаривал девушку, когда она за чем-то обращалась к нему. Ни ласковый голос, когда он что-либо говорил ей. Женщина украдкой вздыхала и качала головой, думая про себя: «Вот пойди, разбери эту любовь! Такой молодец перед ней. А вишь «не люблю». Страдает, места себе не находит. Сморчка какого-то «кобелистого» «люблю», готова простить за предательство! Боже, Боже, помоги деточке! Наставь на верный путь!»
Прощались долго, обливаясь слезами. Влад терпеливо ждал в машине.
— Милая, дай Бог устроиться тебе удачно на новом месте! Ничего не бойся! Живи с надеждой, трудись добросовестно и честно! Всё у тебя ещё будет: и любовь, и счастье, и детки! Не забывай обо мне! Часто не надо ездить. Не мучайся! Звони, только. Мне бы знать, что ты жива - здорова!
—Спасибо, родная моя! Я буду, буду звонить тебе утром. Каждое утро! Скажу: «С добрым утром, родная моя!» А вечером позвоню, скажу: «День у меня прошёл хорошо! Спокойной ночи!»
У обеих текли слёзы по щекам, они их не вытирали, не замечая. Потом постояли молча обнявшись.
— Ну, всё иди. Влад ждёт. У него работа.
— Тётя, я устроюсь, приеду за тобой. Погостишь у меня.
— Я бы с удовольствием! А живность со двора куда? С собой? — грустно произнесла женщина
— С живность пора расстаться! Наработалась уже, пора отдыхать!
— Я подумаю! Всё, до свидания, девочка моя!
— До свидания, моя любимая Натали!
Часть 5 --------------------------------------------------------------------- Часть 7
