Георгины в этом году цвели пышно, как никогда. Антонина выходила в палисадник, к высоким кустам, брала в руки пышные цветы и прислонялась к ним щекой. Бархатистые лепестки нежно щекотали кожу.
- Снова одна.
Дочка уехала вчера. Приезжала помочь по хозяйству, только Антонине жалко её. Работает директором в городском лицее. Нагрузка очень большая. Мать старается всё сделать до её приезда, чтобы просто посидеть, чаю попить, поговорить. В этот раз к её приезду испекла шарлотку. Руманая получилась, с нежным ароматом яблок и корицы. Съели всю, до крошки.
Людмилка в город её зовёт, ругает, что опять насадила всего. Только как же Антонина будет без своей картошки, огурчиков, помидоров. Всё нынче уродилось, грех обижаться.
Антонина вымыла помидорину, нарезала салат. Помидоры наросли огромные, в банки целиком не помещаются. Если мариновать, приходится резать. Добавила в салат зелёный лук, укроп, дольку чеснока, заправила сметаной. Хлеб мягкий, белый, ноздреватый. Привозят из соседнего села, там частная пекарня. Подруга - фельдшер ругается:
- Тебе пора уже на ржаной переходить, на "Бородинский", а ты всё пшеничный уплетаешь. Не забывай, тебе уже семьдесят пять.
- Да не могу я твой "Бородинский" есть. Изжога у меня от него.
К салату картошечки отварной поставила. Исходит паром на тарелке, искристая на изломе. Поела с удовольствием. Запила наваристым компотом из своих яблочек. Прилегла на диван, включила телевизор:
= Да, семьдесят пять! Что напоминать-то каждый раз. Я и без тебя знаю! - мысленно ответила она своей подруге.
Как же быстро время промчалось...
- Ты что, Антонина, с ума сошла, - парторг тщетно пытался вытащить из пылающей печи конторы учётные карточки местных коммунистов. На такой отчаянный поступок Тонька решилась после того, как он обвинил её – бухгалтера отделения совхоза, в том, что она неправильно делала членские вычеты.
- Не знала я, что коммунисты нечестные бывают и занижают свою зарплату.
Современной молодёжи не понять, в чём состояла криминальность поступка Антонины. В 70-е годы эта выходка стоила ей обсуждения на районном заседании партбюро. Слава Богу, нашлась добрая душа – Валентина Петровна – член бюро, которая вступилась за Антонину:
- Молодая, горячая, не смогла терпеть несправедливость.
Если б не она – неизвестно чем бы закончилась для Тони её безрассудная выходка. Отделалась строгим выговором, о вступлении в партию пришлось забыть.
Родилась она в селе. Родители - рабочие совхоза. Отец воевал на фронте. Во время боя под Ленинградом был ранен и попал в плен, наши войска освободили, а потом ещё два года лагерей – теперь уже родных, отечественных. Домой вернулся уже после них.
Детство Тони прошло на берегу реки Илюшихи, в маленьком сельском домике. Озорная, острая на язык, она никогда не была одна. Рядом всегда илюшанские девчонки и мальчишки. Восемь классов окончила в родном селе, а потом десять в соседнем. После школы получила профессию бухгалтера . Позже заочно закончила сельхозинститут.
В начале 70-х работала бухгалтером на отделении. Ходила в местный Дом Культуры. Там и встретила своего будущего мужа – Анатолия. После окончания института он работал инженером - механиком.
Комсомольская свадьба состоялась в январе, в Доме Культуры, сразу после Нового Года. Вся молодёжь села гуляла у них.
К сожалению, недолгим оказалось её женское счастье: молодой муж погиб от удара током, ремонтируя насос «Кама». Антонина осталась одна, с крохотной дочкой Людмилкой на руках. Всю нерастраченную любовь отдала ей. Ещё работа спасала. На людях держалась, стараясь не показывать своё горе. Ночью ревела в подушку, а утром снова шла на работу, ругалась с начальством из-за зарплаты, из-за паёв. Никогда не боялась говорить правду, отчаянно отстаивая свою точку зрения.
Замуж больше так и не вышла.
Был в Тонькиной жизни один эпизод, когда попыталась она поделиться своей нерастраченной женской нежностью с одним из командировочных водителей, приехавших в совхоз на уборку.
Шофёр был высокий, статный. Больше всего в Антонине ему понравилось то, что была она одинокая. Она уже легла в постель, когда услышала негромкий стук в приоткрытое окно:
- Тонь, впусти.
Сердце у Тони застучало как набат.
- Уходи, дочка у меня.
- Да ладно. Уже поди десятый сон видит?
Тонь, на улицу выйди хоть.
Тоня накинула шаль на плечи и вышла в палисадник. В свете, падающем из окна, склонили свои игольчатые соцветия георгины. Пушистые астры уже расцветали вдоль дорожки.
- Иди сюда, - шёпотом произнесла она.
Они зашли в летнюю кухню. Тимофей схватил её в охапку.
Тоня, отвыкшая от мужской ласки, отшатнулась от него:
- Да подожди ты. У меня же не было никого, кроме Анатолия.
- Так вот я и пришёл, чтобы приласкать тебя.
- Давай я сначала угощу, а там посмотрим.
Антонина достала из шкафа бутылку вишнёвки, налила в стаканы. Разрезала помидоры, сбегала в дом за хлебом. Заглянула в комнату дочери: та тихонько посапывала во сне.
Тимофей выпил настойку из стакана, закусил яблоком из корзинки, стоящей на столе:
- Хороша! Мастерица ты, Тонь. Посмотрим, так ли хороша в постели?
Он снова обнял Антонину. От глотка вишнёвой настойки лицо Тони разрумянилось. Она больше не сопротивлялась. Рядом со столом стоял старенький диван, застеленный ворсистым пледом. Она иногда днём отдыхала на нём.
Сейчас она лежала здесь с чужим мужчиной, впервые после смерти мужа.
Она сжалась в тугой комочек, когда Тимофей прикоснулся к её груди.
- Да ладно тебе. Хватит ломаться - не девочка ведь.
То, что было дальше, совсем не походило на их с Толей любовные ночи. Муж всегда был очень нежен и предупредителен с ней. Истомлённая нежными ласками, она спокойно засыпала в его объятиях.
Тимофей был настойчив и даже груб. Не было в его ласках той нежности, от которой Тоне хотелось плакать, о которой она больше всего тосковала без мужа.
Как не старался Тимофей, она так и не смогла расслабиться. Получив своё, он быстро уснул. Антонина лежала, глотая слёзы. Заснула только под утро.
Рано растолкала новоявленного любовника:
- Уходи, Тимофей, скоро дочка проснётся, в школу надо собрать, да и мне на работу пора.
Тимофей открыл глаза, потянулся:
- Да уйду сейчас. Холодная баба ты, Тонька. Как лягушка. Одной волокиты с тобой только. Надо было к Аньке лучше идти. Вот та приласкает, так приласкает.
- А ну пошёл вон! Чеши к своей Аньке, и чтобы духу твоего здесь больше не было.
- Да ладно, пошёл уже. Чо разозлилась-то, я же правду сказал.
- Провалился бы ты со своею правдой!
- Любовница ты плохая, а вот вишнёвочка у тебя добрая. Может, нальёшь на посошок?
- Я тебе налью сейчас, я тебе на голову её вылью. Марш отсюда, я сказала.
С утра истопила баню и пошла мыться. Мылась долго, смывая с себя всю грязь этой нечаянной встречи.
Незадачливый любовник больше не пришёл. Наверное, договорился с какой-то более пылкой женщиной, без комплексов.
Тоня и сейчас с содроганием вспоминает этот эпизод из своей жизни. Стыд и омерзение отравили её душу, не дали телу расслабиться.
Больше никого не стала она подпускать к себе. Да мужики и сами не очень старались, боясь её острого язычка. Тут ещё Тимофей удружил, пустив по селу слух:
- С Тонькой в постели делать нечего. Холодная, как рыба.
(продолжение следует)