– Ну что, значит, Лапина всё-таки права, и мы имеем «женщину»?
– Да. - Панафидин закончил докладывать, положил начальнику на стол последние бумаги.
Катеринчук тер подбородок.
– Что с доказательствами? Справляемся?
– Нет. Здесь серьезная проблема, товарищ полковник. Даже таксист, который в тот вечер подвозил Аду Циклер от парка, где произошло убийство, не смог уверенно опознать ее. В тот вечер было очень холодно. Пассажирка кутала лицо шарфом, так что он ее не то, что не запомнил, он ее и не разглядел даже. Только общее впечатление. А еще ему показалось, что клиентка была молодой, а - не пожилой женщиной.
– ?
– Голос, фигура, манеры...
– А наша фигурантка - далеко не девочка...
– Вот именно...
– Что по адресации телефонных разговоров?
– Здесь тоже все шатко. Хотя эксперты и определили, что чаще всего неизвестный абонент звонил погибшему Соболеву из районов, где живет и работает именно Циклер, но это, как максимум, косвенная улика. Самого телефона при обыске у нее не нашли.
– Осторожная барышня... Как думаешь, где она его хранит?
– Предполагаем, что там же, на вокзале, в одной из ячеек камеры хранения. Если нужно было выходить на связь, она приезжала туда, брала трубку, звонила Соболеву...
– А одежда?
– Нашли. Только что толку? Это не доказательство. Такие юбки, шарфы, куртки продаются на каждом рынке. Это ведь ни какие-нибудь эксклюзивные модели, а самый обычный китайский ширпотреб. Доказать причастность нашей фигурантки к преступлению только по тому факту, что она имеет одинаковую с убийцей одежду, невозможно. Да и потом... Никто не видел, что именно женщина убивала курсанта.
Катеринчук нахмурился.
– Санкцию суда на досмотр камер хранения получили?
– Так точно. Сейчас бригада выезжает на место, будет отрабатывать все возможные места схронов.
– Если только, конечно, она уже не успела уничтожить улики. А я думаю, что именно так оно и есть. Зачем ей продолжать хранить на себя компромат? Дело-то уже сделано...
Панафидин нахмурился.
– Тогда воспользуемся планом нашего аналитика.
– Что за план?
– Лапина предлагает устроить небольшую психологическую провокацию. Спровоцировать Циклер на откровенность, на то, чтобы та сама стала давать признательные показания.
– Думаешь, сработает?
– Надо попробовать. Другого выхода просто нет. Объективно, мы на нее ничего не имеем: ни улик, ни мотива...
* * *
Панафидин положил на стол заключение экспертизы.
– Ада Константиновна, взгляните, пожалуйста, сюда...
– Что это? - Циклер вяло, без интереса, скосила глаза на документ.
– Это заключение наших экспертов. В одной из ячеек железнодорожного вокзала имеются ваши отпечатки пальцев.
– И что?
– А вот второе заключение. Оно касается результатов генетической экспертизы пото-жировых следов и волос, обнаруженных на одежде: юбке, шарфе, шапочке, найденных там же. Они так же принадлежат вам.
– «Генетической экспертизы»?! - Циклер удивленно шевельнула бровями
– Да, Ада Константиновна, генетической экспертизы...
– А зачем вы ее проводили? Зачем вы тратили деньги налогоплательщиков на такие дорогостоящие исследования, когда можно было просто обратиться ко мне, и я бы без всякой формалистики подтвердила вам принадлежность этих вещей мне. В чем проблема?
– То есть вы подтверждаете, что все обнаруженные вещи принадлежат именно вам?
– Ну, конечно же, подтверждаю! А что, есть основания сомневаться в моем праве собственности на эти предметы?
Панафидин напрягся.
– А вы могли бы объяснить следствию: зачем вы хранили свои вещи в таких местах?
– Конечно, могла бы.
– Ну и?..
– А я не хочу этого делать. Мне… лень. Я устала и хочу домой.
– Ада Константиновна, вы не поняли. Мы интересуемся этим не из праздного любопытства: расследуется дело об убийстве...
– И что? Какое отношение мои шмотки имеют к вашим проблемам?
– «Нашим проблемам»?! - Панафидин откинулся на стуле, переглянулся с угрюмым, стоявшим несколько в стороне, Скворцовым. - Хм, нет, «уважаемая», не так... Это не «наши» - это ваши проблемы! Это вас подозревают в совершении этого преступления!
– А почему только этого?.. На свете происходит масса ужастиков, и при известной ловкости вы легко можете повесить на меня еще и их.
– Тогда объясните: каким образом ваша одежда оказалась в камере хранения на вокзале, а не дома, не в платяном шкафу?
– А я обязана это объяснять?.. Где хочу там и храню. Закон запрещает хранить вещи на вокзалах? Это уголовное преступление? Тогда какое отношение ваша контора имеет к моим бзикам?..
– Не надо заниматься демагогией.
– А вот это я могу повторить и вам. В чем заключается криминал, что я хранила свои личные вещи в камере хранения?
– В этой одежде был убит человек.
– В этой одежде?! Хм... - Циклер лениво потянулась к бумагам на столе, стал внимательно читать. - Странно... Почему здесь нигде не сказано, что на ней нашли, например, его кровь? Хотя бы каплю. А, по идее, непременно должны были: рана-то, говорят, была ужасная - повреждена главная артерия - кровь буквально фонтанировала...
– Крови нет. Зато есть органические следы погибшего Соболева.
– Было бы напротив странным, если бы их там не было. Соболев был сыном моих очень близких друзей. Он мой крестник. Мы тесно общались. И вполне естественно, что и в моем доме, и в их доме, и на моей, и на их одежде имеются соответствующие отпечатки и, как вы выражаетесь, «органические следы»... - Циклер подняла за кончик листок протокола экспертизы, легонько отшвырнула от себя к оперативнику. - Мне лень это читать. Процитируйте, пожалуйста, сами, где говорится, что те пото-жировые Сережи были оставлены им на моей одежде именно в вечер его убийства...
Глаза женщины смеялись.
– Ну? Ну же?!
Панафидин помрачнел.
– Вы убили Соболева...
– И не только Соболева. Но и Джона Кеннеди, и Индиру Ганди. А еще «заказала» обоих её сыновей... Хм... Каждого в свое время...
– Хватит паясничать!
– Не надо на меня кричать. Крик всегда есть признак слабости. В данном случае вашей доказательной базы. - Циклер наклонилась через стол, пошарила по лицу майора глумливым взглядом. - Господин Панафидин, вы можете вешать на меня всех своих собак, держать в камере хоть до второго пришествия, однако доказать мою причастность к этому преступлению вы не сможете! У вас нет ни одного, ни единственного(!) доказательства в пользу вашей версии. А те остальные улики - они все косвенные, которые, при желании, можно пришить любому обывателю. И именно в силу этого обстоятельства суд никогда не вынесет обвинительного заключения. По такого рода делам обвинительные судебные решения выносятся только на основании прямых, слышите?!, прямых(!), а не косвенных(!) улик. В связи с этим у меня к вам предложение: давайте закончим этот балаган, наши с вами бессмысленные препирательства. Если вам больше нечего мне сказать и предъявить, подпишите мне пропуск. Я хочу уйти домой. У меня есть более увлекательные занятия, чем переливать из пустого в порожнее и выслушивать оскорбительные намеки.
– Это не намеки. Вы убили своего крестника, желая отомстить его отцу, который не захотел на вас в свое время жениться.
– «Хороший» мотив. Я обдумаю его на досуге со своими подружками... У вас всё? - Циклер откинулась на спинку стула, оглянулась на присутствующих в допросной оперативников.
Панафидин нажал кнопку звонка, вызвал конвой.
– У меня есть санкция на задержание вас в качестве подозреваемой в убийстве Сергея Соболева.
Женщина спокойно поднялась, направилась в сторону двери.
– Вы страшный человек, Циклер. Вы чудовище. - Молчавший все это время Скворцов вдруг подался вперед, уставился в стройную красивую фигуру.
Подследственная оглянулась, улыбнулась далеко не расстроенными глазами. Скворцов не отставал
– А ведь вы, должно быть, считаете себя неотразимой...
– А разве нет?
– Да вас допрашивать противно, стоять рядом... Как с вами, такими, жить, как на вас жениться?.. Впрочем, один все-таки нашелся... Но и тот скоро сошел с ума, стал таскаться за каждой юбкой. Вас презирает даже собственный муж, это ничтожество, вор и гнус...
Циклер вдруг изменилась в лице, которое застыло бледной маской.
– Вы... вы почему так себя ведете? Кто вам дал право меня оскорблять?
– «Оскорблять»?.. Чем?! Какое слово я сейчас употребил не к месту, чтобы оно хоть в малой степени могло вас «оскорбить»?! Да тому, что вы совершили, по-хорошему, и названия нет! А сами вы... Вас разве можно назвать хотя бы человеком, не то, что женщиной?.. Вы понимаете, что вы - скверна, что любить вас нет никакой физической возможности?.. Бедный Соболев... Несчастный ваш муж... Зачем, за что вы их мучите?.. Почему не захотели оставить в покое?.. Это же варварство заставлять человека против его воли заниматься с вами сексом, трогать, ласкать ваше мерзкое тело... Почему вы возомнили о себе, что имеете право распоряжаться чужими судьбами, жизнями, заставлять жить рядом с собой?.. В вас же нет ничего, никакого ни то, что гламурного женского начала, в вас нет даже чисто человеческого начала... Одно сатанинское. Вам не место среди людей.
– А где ты, хам, этих людей здесь видел?!!
Циклер вдруг оттолкнула конвоира, бросилась назад.
Панафидин отпрянул. Не обращая на него внимания, женщина потянулась потемневшими от ненависти глазами к Скворцову.
– Ты говоришь о чувствах... А ты сам имеешь ли о них хоть малейшее представление?! - Она рявкнула, грохнула кулаком по столу. - Нет!!! А потому не смей похабить, не смей этого марать! Это не я - это ты и такие как ты есть негодяи! Это вы продаете святое и прекрасное, светлое и чистое оптом и в розницу! Ты, мент, говоришь обо мне, как о скверне, и жалеешь извращенцев... Ну что же... Все правильно: по другому, мусор, ты мыслить и не способен. - Циклер вдруг хохотнула. - Тебе сколько лет?! Двадцать пять? А женился ты на ком?.. На перестарке. Бабе твоей сколько?.. Уже за тридцатник перевалило?! И что же ты в ней, падла, «гламурного» нашел?! Ведь страшна, костлява, хоть плакат о жертвах голодомора с неё пиши! Тебя не женское «начало» в ней привлекло, паскуда, а генеральское «начало» ее папаши! А потому заткнись, продажная ты тварь, и не смей глаголить мне о вещах, о которых ты по низости своей душевной не имеешь никакого представления! Да вас давить, гадов, таких нужно! Чтобы ни вы, ни дети ваши землю эту не топтали, скверну не плодили! Вы, ублюдки, продаетесь за сладкий кусок, за сытую должность, за груду металлолома на колесах, отрекаясь и от Бога, и от всего святого! Вы не знаете, что такое любовь, вы по сущности своей ублюдочной не способны чувствовать и понимать, что это такое!!!
Циклер упала на стул и, не отрывая взгляда от багрового лица Скворцова, потянулась за сигаретами, нервно закурила.
- Ну чего ты на меня уставился, собака?! Скажи мне, что я не права и что ты женился на своей высокопоставленной кикиморе по любви... А они все тебе поверят... - Она ткнула сигаретой в сторону смотревших на нее во все глаза растерянных оперативников, потом глубоко затянулась, с силой выдохнула в потолок огромное облако дыма. - А что касается того, что на мне в свое время не женился Лев... Хм... А кто он такой, что бы по этому поводу так уж сильно печалиться?.. Он что, принц на белом коне?.. А может, порядочный и сильный человек, настоящий мужчина?.. Да барахло он. Прохвост. Жалкое никчемное ничтожество. Я перекрестилась, когда он меня оставил. Жить с предателем, который в любой момент может продать тебя за кусок колбасы, удовольствие не большое. И завидовать его жене, на которой он женился, прельстившись всего лишь не таким уж и богатым ее приданым, глупость полная.
– Но вы мстили ему...
– Не ему, а - ей. И вовсе не за эту «измену». Ну чему вы удивляетесь? Разве можно мстить жабе, за то, что она - жаба?.. Разве разумно, достойно, правильно будет осуждать змею за то, что она родилась именно змеей, а - не птицей? Вот уж воистину: рожденный ползать, летать не может... Пресмыкающееся оно и есть пресмыкающееся...
– Так за что же вы все-таки преследовали эту несчастную семью, убили ее детей?
– Вы не поймете...
– Отчего же?.. Мы тоже люди. И ничто человеческое, поверьте, и полицейским не чуждо...
Циклер помолчала, потом опять качнулась к пепельнице, струсила пепел, начала просто.
– …Когда Лев меня бросил, мне было больно. К чему скрывать?.. Я любила его, и действительно переживала наш разрыв очень тяжело, даже мучительно. Но спасло, как ни странно, разочарование в нем. Я вдруг как-то совершенно отчетливо увидела, что он на самом деле собою представляет. Обыкновенный приспособленец, хотя, возможно, и не альфонс в полном смысле этого слова, а еще подхалим и блюдолиз. Его прельстили шикарная в центре Москвы пятикомнатная квартира родни невесты, а также высокая должность ее родителя. Льву больше не требовалось переживать за завтрашний день - тесть великолепно решил все его проблемы: Соболев получил московскую прописку, замечательную должность в университете, возможность заниматься наукой. В общем, будущая блестящая карьера была ему обеспечена. К тому же и Ольга была сама по себе неплохим человеком, не занудой. Короче, устроился наш приживала замечательно. Хм... Ну и флаг ему, как говорится, в руки... - Циклер помолчала. - А я стала устраивать свою жизнь. Правда, у меня это получилось плохо.
– Ваш муж вам изменял?
– Да не в его изменах дело. - Циклер помрачнела, уставилась в Панафидина грустными с поволокой глазами. - Возможно, это действительно прозвучит сейчас странно: но я - нормальный человек. Без всяких там «тараканов в голове». Я совершенно трезво смотрю на мир, на людей, стараюсь принимать их такими, какие они есть, не пытаюсь их ни переделывать, ни «ломать». Каждый вправе жить так, как ему хочется, так, как он умеет и считает нужным... Но проблема, майор, заключается в том, что требуя к себе, к своей личной жизни уважения, люди, вместе с тем, я считаю, обязаны! считаться с мнением других, уважать и их право на личную жизнь, не вмешиваться в их семейные дела.
– Совершенно с этим соглашусь...
– Вот-вот... - Циклер помрачнела. - Не только вы, но и любой подпишется под этим. Тогда как на деле...
– И что же случилось?
– Мой муж - человек особенный ...
Циклер заметила слабую тень улыбки на лице Панафидина, легонько погрозила ему пальцем.
– Вы не поняли, майор. Для меня не стало таким уж большим откровением, когда я скоро узнала, что мой гиперсексуальный супруг начал удовлетворяться на стороне. И видит бог, я бы промолчала, я бы смотрела на его шашни сквозь пальцы, если бы этим дело и ограничилось. Так как нет, не бывает в природе людей совершенных и святых! У каждого человека есть свои достоинства и недостатки. Мой Мышинский, на самом деле, человек очень неплохой, а во многом еще и замечательный. А потому я не собиралась разводиться с ним, а уж тем более устраивать сцены. Возможно, вы мне не поверите, но я люблю его и принимаю таким, каков он есть. Здесь беда другого рода. Если бы его измены не носили манифестного и оскорбительного характера, если бы всё происходило в рамках приличия, тайно и стыдливо, то и проблемы бы никакой не было.
– А он не считал нужным скрывать свои похождения?
– Наоборот, он-то как раз их скрывал. А вот его подружки... - Циклер помолчала. - Эти твари лезли в наш дом и в окна, и в двери. Они не стеснялись ни меня, ни общественного мнения. Да и чего его стесняться, когда оно, это «мнение», целиком и полностью оказалось на стороне этих проституток. Это не их общество презирало и гнобило, а меня, законную супругу; это не они, а я сделалась посмешищем в глазах людей. Не поверите, но эти шлюхи приходили ко мне буквально домой, они преследовали меня и на работе - в клинике и в институте, - выясняли со мной отношения, требовали (!) от меня, чтобы я ушла из собственного дома, отказалась от мужа. Они угрожали и били меня, разоряли мой дом, тащили из него все, что было в нем ценного. Они отбирали у меня одежду, мои украшения, в открытую, как крысы, шастали по моей квартире, жрали мою еду, спали в моей постели, и у меня не было никакой возможности выгнать их! Сначала я пробовала решить это по-хорошему, цивилизованным образом: ходила в деканат, разговаривала с руководством кафедры и ректором. Но вместо того, чтобы отчислить этих потаскушек, наказать их за аморалку, наши ученые мужи предложили мне… развестись с моим Мышинским, хотя он этого и не хотел.
– Но, послушайте! А разве ваш муж не был виноват в сложившемся положении?!
– Я знала, что вы это скажите...
Циклер закусила губу, задумчиво уставилась на кончик сигареты, помолчала.
- Вот почему люди пьют? Почему они употребляют наркотики? Скажите, они тоже развращены? Нет. Это патология. Так и здесь. Есть люди, для которых секс не просто средство размножения или проявления чувств. Мой муж, в известной степени, наркоман. И секс ему необходим, как наркотик. Он не может без него обходиться. Потому и шастает по чужим спальням, перебивается случайными связями. И с этим – нужно считаться. Он очень страдает, и как любой алкоголик старается «завязать», обещает, что непременно сделает это, но только... потом, в следующий раз... А эти твари этого не понимают и понимать не хотят: ко всему прочему, они нарожали ему еще и кучу детей и стали требовать с меня... алименты. То есть, это не я, законная жена, а они могли подать на мою семью в суд, чтобы за подобное свое распутство требовать с меня еще и материального возмещения. Ну это ли не абсурд? В общем, я хочу сказать, если бы в нашей стране, где брак декларируется как высшая семейная ценность, действительно существовали законы, которые охраняли бы эту ценность, если бы действительно имелась хоть малейшая законная возможность защитить себя от похотливых развратных тварей, то трагедии, которую вы сейчас расследуете, никогда не случилось бы. Вы думаете, решение мстить пришло мне в голову спонтанно? Нет. Сначала я пыталась, повторюсь, объясниться с этими прошмандовками по-доброму. Я пыталась растолковать им, что то, как они себя ведут, это возмутительно и не достойно. Но думаете, они что-то поняли? Ничего подобного. Они расценили мое хорошее к ним отношение как слабость, как признак сумасшествия и уступку, стали уже откровенно издеваться, глумиться надо мной. А раз так, я стала, мне пришлось - понимаете?! - защищаться, гнать их по-другому...
– «По-плохому». Вы стали убивать, обливать их кислотой?
– А ты это доказал? - Циклер зло сверкнула глазами на сказавшего это Скворцова. - Тогда закрой свой рот. Тем более, что не о тебе сейчас речь. Это ты с любовником своей жены, когда застанешь его в собственной кровати, будешь разводить душещипательные антимонии. Наверное, ты даже захочешь поцеловать его в жопу, за то, что он, пока ты ловишь бандитов, сидишь в засадах, трахает твою жену... Это твое право. Такое право наше государство гарантирует тебе на сто процентов. Спасибо ему.
– Но при чем здесь Соболевы? - Панафидин сдержанно кашлянул в кулак, напомнил о себе. - Какое они имели отношение к вашей проблеме?
– Да никакого.
– Тогда я не понимаю...
– После одной очередной разборки, когда я на улице сорвала с девки якобы «подаренные» ей моим мужем мои шмотки, позвонила Ольга Соболева, сказала, что хочет со мной встретиться, о чем-то поговорить. - Циклер поморщилась, опять потянулась к сигарете, закурила. – Ну, встретились... И она стала объяснять мне, какая я есть... недостойная женщина, как я непозволительно грубо, до аморальности, себя веду. Что, дескать, преследовать этих тварей - это «не правильно», это жестоко, не мудро, что я «не имею на это права». Что, мол, это жизнь, такая, как она есть. И с этим нужно считаться. Такие, как она выразилась, «щепетильные» проблемы надобно всегда решать по-другому, деликатно, не таким оскорбительным для такого сорта женщин образом. Мне очень недвусмысленно дали понять, что такое положение вещей, на самом деле, - это вина прежде всего моя собственная; что это я, как женщина, как жена, упустила инициативу. Точнее, даже не так... Соболева выразилась в том смысле, что все неприятности, которые происходят у меня в доме, только от меня самой, от того, что я, Ада Циклер, есть такая вот дурная, гадкая, скверная женщина. И, наоборот, у таких как она, «олечек соболевых», «приличных и благородных женщин», мужья никогда даже не подумают смотреть «налево»; мужья гуляют только от таких как я, «никчемных» и «злых»... В общем, мне дали понять, что было бы за лучшее развестись с мужем, чтобы… чтобы освободить его, наконец, от моего гусного в его жизни присутствия...
Циклер помолчала.
– …Ну что вам сказать? Сказать, что я была ошеломлена, раздавлена такими нравоучениями, такими советами, такой постановкой вопроса, значит, не сказать ничего. Я была просто убита. И все-таки... Я адекватный, а, главное, очень объективный человек. Я обдумала услышанное. А дальше пришла домой, усадила перед собой мужа и спросила его прямо: может быть, нам действительно за лучшее расстаться? Возможно, я действительно плохая жена, которая своей «очень отрицательной энергетикой» провоцирую в нем такие вот низменные животные инстинкты? Вы бы только видели, что с моим Мышинским тогда творилось... Он совершенно обезумел: он кричал, плакал, валялся в ногах, просил, чтобы я его не оставляла. Он говорил, что буквально погибнет, наложит на себя руки, если я от него откажусь, уйду. Он был беспомощен, напуган, как ребенок. При всей его «крутизне», он в бытовом плане является очень уязвимым, тонкошкурым. Семья - вот его броня. И лиши его этой брони, он умрет, сдохнет, как та улитка, или выцарапанная из панциря черепашка. Он был виновен только в том, что, к несчастью, на его жизненном пути встречались шлюхи большей частью оголтелые, наглые, борзые, тупые, циничные и меркантильные. И, наоборот, если бы они вели себя «скромно», не выставляли, не бравировали своим бесстыдством, никакой трагедии никогда не случилось бы. Каждый, получив свою порцию здоровья, продолжал бы оставаться... хорошим человеком и семьянином. Но такой удачей в выборе подружек мой муж похвастаться, к сожалению, не мог. То и дело вспыхивали скандалы, разборки, в которых окружающие винили только нас, а не тот похотливый сброд. Продажные девки, словно издеваясь, по-прежнему продолжали доставать нашу семью, все так же назначали моему мужу свидания, крали, выносили из дома ценные вещи, обворовывали нас, «взимали с нас дань»...
– Почему вы не заявляли об этом в полицию?
– Заявляла. Но они утверждали, что эти вещи мой муж им дарил. Якобы он сообщал им недостоверные о себе сведения: мол, не женат, и в квартире, куда он приглашал их на свидание, больше никто кроме него не проживает. И они - все такие «наивные и доверчивые» - принимали подношения, даже не подозревая, что они ворованные. Точнее, поскольку речь шла не о моем личном, а о совместно нажитом с мужем имуществе, то ни о каком воровстве с его стороны и разговора быть не могло. Но даже не это было особенно болезненным. С некоторых пор нас с мужем перестали приглашать в приличные дома, отказали в гостеприимстве. Создалась сверх ненормальная ситуация: проститутки, которые спали с моим мужем и носили отобранные у меня украшения и вещи, имели репутацию порядочных женщин, а обо мне, только потому, что я не захотела расстаться с мужем и старалась защищать свою семью, стали говорить как о «бабе гнусной», скандальной, даже умалишенной. Даже Соболевы отказали нам в знакомстве, старались избегать, отворачивались при встречах. Ольга теперь улыбалась мне через силу, цедила сквозь зубы «привет» и тут же старалась поскорее уйти, чтобы не замарать свою репутацию «правильной супруги». Она теперь дружила только с теми «достойными», «порядочными» женщинами, от которых мужья не гуляют и гулять не могут уже по какому-то там «определению»... Она не жалела и презирала меня. Она искренне считала, что супружеская измена и все эти похотливые мотыльки - это всего лишь издержки неправильных внутрисемейных отношений, которые такие дуры как я по своей чисто человеческой и женской несостоятельности не умеют выстраивать.
– И вы решили доказать ей обратное? - Панафидин, заканчивая ее мысль, уставился в серо-пепельное от тяжелых воспоминаний лицо.
– Да.
Майор покачал головой.
– Но детей… Детей! зачем было убивать?! Как вы, нормальная женщина, могли вообще додуматься, опуститься до такого?!
– Хм... А я ничего и не придумывала. Комбинация с детьми - это не моя собственная выдумка. Коль скоро Соболева считала, что любовницы мужа – это «проблема его жены», я решила доказать этой порядочной корове, что это, мягко говоря, не так. И ничего не придумывая специально, а взяв за основу совершенно реальную, действительно имевшую место в жизни чужую историю, предоставить ей возможность «блеснуть» собственной женской состоятельностью. Ага… Однажды мне в руки попалась газетная статья о том, как некая шлёндра поубивала детей своей соперницы: двоих ребятишек она утопила в канализации, а третьего, последнего, зарезала, точнее, перерезала ему глотку и бросила умирать, истекать кровью...
Циклер уставилась перед собой, не замечая, как догоравшая сигарета обжигает ей пальцы.
– …Я не знаю, что на меня тогда нашло. Но эта идея завладела всем моим существом без остатка. Я больше ни о чем не могла думать. Мне вдруг до боли, до смертельного ужаса захотелось, чтобы эта, так высоко себя несущая гадина, тоже испытала боль. Такую же, какую благодаря им, испытываем мы, обманутые жены...
– ?!!
– Не удивляйтесь, Панафидин. Ведь дело-то по-настоящему не в потаскушках. А в порядочных людях. Точнее, в тех, кто таковыми себя считает. Если бы общество не было так терпимо к этим профурам, то не было бы и несчастий, которые буквально захлестывают нас в повседневной жизни. Я помню сюжет, когда собравшаяся в телевизионной студии толпа судила женщину, которая не хотела делиться с любовницей своего покойного мужа наследством. Что только не пришлось ей выслушать от подлого, жадного до сплетен, но отнюдь не благородного обывательского бомонда. Эти гнидники пиарились на чужом несчастье, делали вид, что не понимают, будто не в деньгах, не в имуществе на самом деле заключалось дело. И никому из них даже в голову не пришло, какая это нечеловеческая мука и боль сидеть на этом дурном судилище, где тебя почти никто не жалеет и не понимает... И что обиднее всего: общество вроде бы не декларативно, на законодательном уровне выступает за защиту социума от скверны - проституция в стране запрещена, она преследуется в уголовном порядке и даже наказывается. Вот только, если речь идет о борделях. Тогда как всякого рода «гламурные» бляди, «порядочные» суки, которые не стоят у обочин дорог, не пользуются услугами сутенеров, а всего лишь, как шершни, выгрызают чужие семьи изнутри, отчего всегда неприкасаемы. Их даже называют по другому: «любовницами», «содержанками», «подружками», «любимыми женщинами», «гражданскими женами»... Ага… Как будто от того, что если эту мерзость назвать другим именем, что-то измениться в ее внутреннем содержании. Это те же продажные заплечные твари, которые только благодаря нашим депутатам-недоумкам обладают правозащитным иммунитетом.
– Что вы имеете в виду?
– Не что, а кого. Их натраханных от чужих мужей детей. Прикрываясь ими, как щитом, вся эта развратная шушера, имеет теперь не просто возможность, но право(!!!), - понимаете, майор?!! - право(!!!) качать права законным женам и наследникам, отбирать у них имущество, дома, где они прожили всю жизнь, выставлять на всеобщее посмешище и поругание, оскорблять, глумиться над их горем.
Панафидин кашлянул в кулак, неуверенно протянул.
– Не совсем так. Они отстаивают имущественные права своих детей...
– А какие вообще «имущественные права» могут иметь дети?! Они что, работали? Они что-то в своей жизни успели уже заработать? Нет. А потому уже сама по себе такая постановка вопроса есть неправильная. Человек может иметь право только на то, что он собственным трудом, собственными руками заработал. Понимаете?! Только на то, чего он собственным трудолюбием и талантом в жизни достиг. И никак не по-другому. А тут ситуация просто до дикости абсурдная: мать-проститутка делит от имени своего младенца имущество другой женщины и ее детей, не имея к нему, к этому имуществу, никакого отношения!
– Но ведь это имущество зарабатывала не только сама женщина-законная супруга, но и ее муж, пусть и, действительно, распутный.
– Верно, зарабатывал. Но только для семьи! А не для похотливых сук. Имущество, нажитое в законном браке, есть совместная семейная собственность. Оно не может, не должно делиться уже по определению ни с кем другим, не имеющим к этой семье отношение.
– Наверное, вы не правы. В этой коллективной собственности есть и часть, принадлежащая провинившемуся супругу...
– Да нет там никаких «его» частей! Есть собственность, повторяюсь, совместная! И никак иначе! Как, на каких весах можно вычислить, какие именно трудозатраты внес в наживаемое каждый из супругов?! Хм... Да и в нём ли только дело?.. С помощью какой меры, какой логарифмической линейки или весов можно вычислить еще и потраченное на это здоровье, нервы, душевные силы?! Это сейчас разбившийся на автомобиле или бросающий семью бизнесмен есть «крутизна». А двадцать лет назад, когда его бизнес только становился?.. Когда он и его семья ходили под бандитскими прицелами и ножами, когда их брали в заложники, резали им глотки, пытали, взрывали в автомобилях?.. Кто может оценить, сколько стоили бессонные ночи, страхи, переживания за детей, за супруга, пока тот решал вопросы во всевозможных разборках?! И вот, когда все эти ужасы закончились, когда, наконец, появилась возможность облегченно вздохнуть, пожить по-людски... появляется вдруг некая «мадам», типа «любимая женщина», и оттяпывает у этой, уже седой и больной законной половинки, практически всё, что та сумела за всю жизнь приобрести! И такие как он, — Циклер ткнула сигаретой в сторону Скворцова, сверкнула на него ненавидящими глазами, - и такие как наша порядочная Оленька Соболева считают это справедливым и законным, а, главное, нормальным!
– И что вы предлагаете?
- Да ничего я не предлагаю! Абсолютно ничего! Я за то, чтобы законные супруги и их семьи имели право и возможность жить спокойно. Государство, коль скоро оно, повторюсь, ввело институт брака, обязано защищать каждую ячейку общества, в том числе и от наскоков таких вот «добропорядочных» шлюх! Не должно быть никакого дележа имущества порядочных женщин! По определению не должно быть! Слышите?!! Не может быть никаких «имущественных прав» и у «левых», натраханных вне брака, «наследников»! Таким правом должны обладать только дети, рожденные в браке! И никак не по-другому! Все же остальные могут получить что-то из имущества, только если на их счет имеются какие-то специальные, нотариально заверенные распоряжения, и только если законные члены семьи с этим согласны! А на деле что получается? Хм... Вот сидит та несчастная оплеванная баба в студии, смотрит, слушает откровения самой настоящей проститутки, которая нисколько не стесняясь и не остерегаясь, рассказывает на всю страну, - да чего уж там, на весь мир! - как и в какой позе ее «имели», сколько за это платили, и как она теперь «отстаивает», «защищает» право(?!!) на... не ей принадлежащее имущество! Право?!! - Циклер подалась – вперед, заходила желваками. - Да раньше такие твари по одному тротуару с порядочными женщинами не имели права ходить! Они на одежде обязаны были носить специальные нашивки, чтобы все люди видели и остерегались этой скверны! А теперь это блядство возведено у нас в ранг закона и находится под охраной государства!
На секунду в допросной наступила тишина. Слышно было, как тяжело дышала Циклер. Наконец, она пришла в себя, спокойно закончила.
– Я нормальный человек. И понимаю, что жизнь есть жизнь. И не все и не всегда в ней можно разложить по полочкам. Случается, что на жизненном пути человека, даже женатого, встречается настоящая любовь. И тогда люди разводятся, заводят новые семьи. Ну что же... Бывает. Но и здесь никакое «общественное мнение» не имеет право ничего решать за людей. Это их внутрисемейные дела, до которых у остальных нет и не может быть никакого дела. А роль государства должна заключаться только в обеспечении прав и свобод разводящихся супругов. А еще в том, чтобы не допускать, чтобы продажные твари умудрялись греть на этом руки, не отхватывали куски от не им принадлежащего имущественного, в том числе, и наследственного пирога. Я - за свободу выбора. Но только действительного справедливого. Если престарелая или больная супруга надоела и ты хочешь с ней развестись, флаг тебе, как говорится в руки. Иди! Вали на все четыре стороны! Но ничего из совместно(!) нажитого с ней, с этой супругой, имущества ты не имеешь права уносить с собой в новую семью. Любишь новую свою пассию, а она тебя?! Прекрасно. Вот и начинайте вместе наживать заново, с нуля, свое совместное добро. Хм... Как когда-то молодожен делал это с первой женой. А потом делите его, как и с кем хотите! Хоть с чужими, хоть с родными своими «наследниками»! Вот это и будет по закону и по справедливости! А на деле что получается? Однажды мне пришлось выступать в качестве эксперта на одном судебном процессе. А преступление заключалось в том, что любовница, точнее, теперь уже супруга убила ребенка первой жены своего мужа, с тем, чтобы он не платил этому детенышу алименты. Как думаете, какое наказание вынес суд по этому делу? Какой срок получила убийца, которая убив малышку, затем расчленила, выбросила части ее тела на съедение собакам? А никакого. Ее приговорили, учитывая беременность, к... условному сроку. Дескать, в ее положении это злодеяние вполне понятно и оправданно: мол, таким образом женщина лишь заботилась об «имущественных интересах» своего будущего ребенка... И это не анекдот! Об этом, помнится, писали тогда все газеты. И вы бы видели, как поздравляли убийцу адвокат и правозащитники, когда ее, по сути оправданную, отпустили из под стражи прямо в зале суда... И вот это чудовище, обобрав брошенную соперницу, отняв у нее дом, деньги, носильные вещи, убив ее дочь, будет продолжать жить, «воспитывать»(?!!) собственных детей, участвовать в таких вот шоу, помогая защищать «имущественные права» рожденных блядями уродов! Ага… Они будут издеваться над моралью, нравственность, здравым смыслом и действительно порядочными не продажными не гулящими женщинами, «разоблачать» их моральных облик, создавать им имидж жадных стяжательниц, простых приживалок, которые, «унижаясь», жили со своими гулящими мужьями все эти годы будто бы только «из-за денег»... По-другому, именно проститутка, которая долгие годы была на содержании по сути у всей семьи непутевого мужа (и, возможно, даже не у одной такой семьи!), ограбляла их, в глазах общественности есть порядочная женщина, которая «всего лишь(!) отстаивает, защищает интересы своего несовершеннолетнего ребенка», тогда как законная половина, «не желая делиться», есть хаповитый рвач, хищница, заслуживающая порицания. И никто, ни один правозащитник не встал тогда в студии, не выступил в защиту вдовы, не заявил, что уже сами по себе такие «дебаты» - аморальность; что вдова имеет право подать на эту тварь в суд и отсудить у нее не просто все до последней копейки, что муж потратил когда-то из их общего семейного бюджета на ее содержание, но и привлечь эту потаскуху к уголовной ответственности за грубейшее вмешательство в частную личную жизнь, взыскать нанесенный ей, законной супруге, моральный ущерб! Вот это было бы демонстрацией истинно правовой и духовной культуры общества!
Панафидин, мрачный и несколько растерянный от такого монолога, немного помолчал, потом подвинул к себе протокол допроса.
– По-моему, мы слишком углубились «в тему»... Речь, если вы помните, идет о вашем собственном преступлении. Так чем вам не угодили Соболевы? Неужели только тем, что имели собственное, возможно действительно неправильное, отличное от вашего, мнение по этому поводу?
– Да не «в моем личном мнении» здесь дело! Не нужно передергивать! Такие как Соболева и формируют это самое пресловутое «общественное мнение», выступают от имени целого социума, определяют стратегию наших правозащитных и государственных институтов. Именно благодаря этим тварям у нас и пишутся и принимаются такие вот педерастические законы, которые ставят все с ног на голову...
– Не надо здесь выражаться...
– А что я такого сказала?! Педерастия - это литературное слово, которое тот же, например, языковед Ожегов в своем словаре обозначает как извращение. А сам словарь, к слову, призван содействовать правильному употреблению слов, их толкованию, указанию на сферу их употребления. Словарь доносит до нас основы представлений о действительности, отражая жизнь во всех ее проявлениях...
Циклер, уставая, склонила голову, потерла виски, тихо закончила.
– …Но даже эта академическая работа целого коллектива академиков не может отразить и в малой степени всей извращенной мерзости, которая благодаря таким вот «оленькам соболевым» имеет место в наших жизненных реалиях. Это они, «порядочные» твари, диктуют обществу «моду» на отношения, указывают, как и с кем нам жить, с кем дружить, «спать», общаться, навешивают унизительные ярлыки на действительно порядочных людей, выставляя их на всеобщее поругание.
– Это вы о ком сейчас? О своем муже? - Панафидин деликатно кашлянул в кулак, поерзал на стуле. - Конечно, это не наше дело лезть в чью-то личную жизнь, давать советы... Но разве Соболева была неправа, говоря, например, о разводе? Вы - красивая, умная, образованная женщина, вы вполне могли найти для жизни приличного человека, а не этого вашего...
Циклер не обиделась.
– Да что вы о нем знаете?.. Таких людей, как мой муж, майор, на свете больше нет. Понимаете?.. Мне очень повезло с ним в жизни. Этот - из настоящих. В таких как он имеется истинно божественный стержень.
– ?!!
– Знаете, почему он не защитился в свое время? Потому что отказался написать донос. На человека, которого он даже не очень хорошо знал. Был у нас в академии один доктор наук. Барановский. Говорили, его лаборатория работала над какой-то модной проблемой. Так вот когда исследования были уже завершены, ему предложили «поделиться». Выбросить из списка научных сотрудников, имевших к этому открытию самое прямое и непосредственное отношение, несколько фамилий, а на их место вписать высокопоставленную номенклатуру. И когда он отказался, началась самая настоящая травля. Причем методами старыми и известными. Посыпались бесконечные проверки, придирки, клеветнические доносы. И вот один из них и предложили написать или хотя бы подписать моему Мышинскому. В благодарность обещали дать «тему» и возможность работать над диссертацией, гарантировали карьерный рост... Ну, в общем, всё как всегда. А он отказался. Представляете?! Один из всех. Ну не «дурак» ли?.. Потом, когда началось следствие и приехали министерская и комитетские комиссии, он это дело еще и озвучил: рассказал проверяющим, какими именно методами собирался весь этот черный на коллег компромат. Хм... Барановского-то он защитил, а себе фактически подписал приговор. И, думаете, он расстроился? Точнее, конечно, расстроился, если только его переживания это можно таким словом обозначить. Он же живой человек, а не какой-нибудь бездушный пенёк. Но, знаете, майор, что оказалось самым «смешным» в той истории? Когда Барановского и его лабораторию оставили, наконец, в покое, и он и его сотрудники получили возможность продолжать спокойно работать... он помирился с руководством академии, которое теперь стала преследовать моего Мышинского. Но дело даже не в этом. Барановскому предложили тогда выбор: или он и его сотрудники подписывают коллективное обращение под петицией, требующей убрать моего Петю из института как аморальную личность, и тогда весь коллектив лаборатории за исследования и вклад в науку будет представлен на соискание довольно престижной научной премии, или не подписывать кляузу и остаться без звания лауреатов...
– И они подписали?..
– Все как один человек.
– . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– А что там за история с кражей кошельков?
– Да ничего особенного. Ничего и ни у кого мой Мышинский никогда не крал. Он просто вытащил однажды у декана из его кейса портмане и забрал тысячу долларов.
Панафидин прыснул в кулак, остальные оперативники сдержанно заулыбались. Циклер тоже скупо ухмыльнулась.
– Ну, нужно же ему было на что-то содержать своих подружек... А декан - падлюка. Эти деньги - это взятки. Которые он получал с тех студенток, которых потом же еще и трахал. Хм... Мой был в этом смысле благороден: если пользовался, платил. А тот гнидник ни копейки на своих шлюшек не тратил, - они ему еще приплачивали... Я не считаю, что мой Петя кого-то ограбил. К слову, декан в милицию не заявлял. Да и как заявишь? Ему тогда пришлось бы объясняться: откуда эти доллары взялись. Ведь не в валюте же, в самом деле, страна деканам жалованье платит... В общем, эта сволочь представила дело так, будто мой Петя у него зарплату стащил, детей без хлеба оставил...
– А по поводу лекарств в больнице?.. Тоже скажите, он в аптеку украденное у больных не сдавал?
- Ну, какая же то кража, господи?! Ну, взял, ну сдал... Так там еще разобраться нужно, зачем он это делал. Если так подумать, моего Мышинского еще благодарить за это нужно. Народ у нас сейчас «грамотный» пошёл, ему палец в рот не клади. Начитаются такие вот «умники» медицинской литературы, в интернете пару часов посидят и, глядишь, - уже готовые «специалисты». Они теперь лучше врачей знают, чем и отчего их следует лечить. Притащит такой вот «знайка» с собой в больницу целый воз импортной дряни и давай свои права качать. А Петя по-настоящему хороший доктор и в работе всегда придерживается принципа: не навреди. Однако учитывая психологию больного и его родни, которая в страхе за здоровье близкого иной раз бывала просто не адекватной и не понимала того, что он ей объяснял, принимал у них эти злосчастные медикаменты, но не использовал их. Он лечил пациента именно так, как дОлжно и только теми лекарствами, которые действительно были ему необходимы и могли реально помочь. А то, не нужное, другим больным отдал или, если такой необходимости ни у кого в тот момент не было, в аптеку сдавал. Его потому и оправдали, и дело закрыли, что никакого мошенничества с его стороны не было. Наоборот. Родственники больного, у которого он якобы спер дорогостоящие лекарства, настояли на проведении нескольких независимых экспертиз. И те подтвердили, что больной только потому и остался жив, что врач не пошел ни у кого на поводу и не стал лечить его новомодными препаратами, которые не просто были ему не нужны, но учитывая их побочные действия, могли запросто его угробить. Проверяли моего Петю основательно. Но даже такие, с пристрастием, проверки обнаружили престранный факт: у него была самая блестящая, в смысле показателей, статистика. По-другому, пациенты моего Мышинского, даже самые тяжелые, не умирали. Он, бывало, вытаскивал с того света самых безнадежных.
– Тогда почему его все-таки уволили из больницы?
– Да никто его не увольнял. Он сам ушел. В МЧС. В медицину катастроф. Она тогда только-только у нас организовывалась. Нужны были профессионалы. А мой Мышинский, в этом смысле, выше всяких похвал. Здесь его ценят. Он же в одном лице и хирург, и терапевт, и психоневролог. К тому же неслабонервный. В экстремальных ситуациях, как рыба в воде. У него воистину холодная голова, чистые руки и золотое сердце. И как с таким разводиться? Нет, я его люблю. Да с ним рядом и поставить никого нельзя...
– Странно. Тогда почему вы всё-таки хотели развестись с мужем?
– Не поняла?! - Циклер вскинула на оперативников изумленные глаза.
– Вы же хотели оставить его и выйти замуж за Короблева...
– Кто вам сказал такую глупость?!! Ха-ха-ха!!! - Женщина вдруг расхохоталась.
– Разве вы не хотели отравить Кораблева?
– И этому есть убедительные доказательства?
– Нет, но три трупа... И именно после того, как люди выпили ваш коньяк, который вы подарили своему бывшему ухажеру...
– И вы лично видели, как я его ему дарила?..
– То есть вы хотите сказать...
– ...что я потому и не могу никого поставить рядом с моим Мышинским. Мой муж, при всех прочих его недостатках, есть человек в высшей степени порядочный и достойный. Он никогда не опустился бы до того, чтобы травить людей, пытаясь занять какую-то должность...
Панафидин помрачнел.
– Но Короблев говорил…
– Послушайте, позвольте мне не комментировать этот бред. У меня и своих «заслуг» предостаточно, чтобы присваивать еще и чужие «лавры». Этот случай является всего лишь блестящей иллюстрацией к теме нашего разговора. Меня все, и вы в том числе, осуждают за то, что я не захотела разводиться с мужем, якобы полным ничтожеством. Да, он гулёна. Он и сейчас не пропускает ни одной смазливой мордашки. Но он не убийца, не подонок. Тогда как все остальные «морально устойчивые» и «интеллигенты», не колеблясь, как оказывается, способны подсыпать соседу в тарелку отравы за самый ничтожный повод. Я не знаю, кто тогда пытался отравить Кораблева, да и пытался ли вообще... Но вот тот факт, что все погибшие участвовали в конкурсе на замещение вакантной должности руководителя кафедры, наводит, я думаю, на определенные размышления. Хм... После той трагедии министерство немедленно отменило конкурс, назначило присланного со стороны человека, закрыло вопрос. И Кораблев ужасно расстроился. Он считал, что вожделенное деканатство у него уже в кармане. Он «обиделся», немедленно уволился, уехал из города. Впрочем... Возможно, он и не виноват. Возможно, его и самого тогда провидение пожалело. И, наоборот, не пощадило отравителя, который по чистой случайности погиб от своей же отравы вместе с остальными. Но тот факт, что высокообразованные люди, ученые «с незапятнанной репутацией», врачи(!!!) способны на самое коварное и бессовестное злодейство, вот оно где истинное-то варварство, а не то, что кто-то изменяет жене... Ведь кто-то же из докторов наук подсыпал тогда в бутылку для остальных коллег яда?.. Вот тебе и «интеллигенты», вот тебе и «порядочные люди»... Да все твари, все ублюдки! Должность, ученое звание - это, майор, не индульгенция от пороков. Среди которых адюльтер, уж поверьте мне, не самый страшный. Вот уж воистину: киньте в моего Мышинского камень кто сам без греха...
Панафидин помолчал, потом отодвинул от себя папку с бумагами, откинулся на спинку стула.
– Ну, хорошо, оставим это... Вернемся к вашим проблемам. Так что там все-таки с Соболевой?.. Как случилось, что вы, по всему вроде бы действительно порядочная, остро чувствующая женщина, вдруг оказались в роли убийцы?
– Я же уже объяснила: захотелось отомстить человеку, который любил всех учить жизни, который требовал соблюдения внешних приличий, который защищал проституток и их «законные права», и, наоборот, унижал законный брак.
- И вы приняли решение...
(продолжение следует...)
P. S. кто хочет читать все главы произведения подряд, заходите ко мне в ленту (один клик мышкой в аватарку - женщину в белом в кружке)