…Некрасивый мужчина в фартуке и косынке посторонился, пропустил Черкашина в прихожую. И тот час из глубины квартиры навстречу гостю выбежали две маленькие хорошенькие девочки. Увидев незнакомца, они озадаченно уставились в его черную папку, и Черкашин пожалел, что не догадался зайти в магазин купить угощения. Скрывая свое смущение и досаду, он улыбнулся, втянул голову в плечи, неловко прошел вслед за хозяином в крохотную гостиную. Бедно обставленная комната была, между тем, очень чистой и уютной.
– Располагайтесь, где вам будет удобно... - Плетнев кивнул на диван, на одинокий старый потертый у круглого стола стул
Оперативник присел на краешек дивана, глазами пригласил хозяина присесть рядом.
Девочки стали совсем близко, так что Черкашин даже почувствовал их нежный детский запах, с любопытством уставились в нежданного гостя, то и дело заглядывали ему в глаза.
– Вы, дядя, к нам в гости пришли? - Старшая девочка, наконец, расплылась в несмелой улыбке, обнажая ряд редких молочных зубов.
– Нет, Алиночка, дядя пришел к нам по делу. Вы не должны ему мешать. - Отец немедленно вмешался, стал выпроваживать детей из комнаты.
– Мы не будем мешать. Мы только постоим...
– Нет, солнышко. Возьми Лидочку и пойдите, поиграйте, в другую комнату.
– Нет, мы хотим здесь...
– Зачем ты так себя ведешь, Аля? Что дядя о вас подумает? Что вы непослушные, нехорошие девочки?.. Что вы не любите своего папочку?..
Последний довод показался малышкам убедительным, и они, не скрывая своего разочарования, молча повернулись, поплелись в спрятанную за занавеской соседнюю комнату.
– Так о чем вы хотели со мной поговорить? - Хозяин квартиры, вытирая руки о полотенце, примостился на стуле, настороженно всмотрелся в оперативника, заметно робея перед его папкой.
– О вашем приятеле. Сергее Соболеве. Вы, наверное, уже в курсе о том, что с ним случилось?..
– Ах, это... Да-да, конечно... Я понимаю... - Свидетель вдруг запнулся, страдальчески поморщился. - Только я ничего толком не знаю об этой трагедии...
– Откуда вы вообще о ней узнали?
– Мне звонили друзья и его родня. Его тетка, Ада Константиновна.
– Зачем она вам звонила?
– Спрашивала: не знаю ли я, зачем он приезжал? У него в академии уже начались госэкзамены. И она интересовалась, не приглашал ли я его? Не знаю ли, что за дела могли привести его сюда?
– А вы знаете?
– Не знаю. Правда. Мы уже давно не общались...
– Что так? Поссорились?
– Нет. - Плетнев вдруг смутился, потупился, стал теребить полотенце. - Просто детство давно закончилось, у каждого теперь собственная жизнь... Была, то есть... Ну, я имею в виду Сергея...
– Понятно. - Черкашин опять оглянулся на опрятную комнатку, потянулся, взял сидевшего в углу дивана игрушечного зайца, задумчиво уставился в его смешную рожицу.. - Жена ваша где сейчас?
– Зачем она вам?
– Поговорить. Мы сейчас всех опрашиваем.
Плетнев заметно покраснел, отвел взгляд.
– Она в больнице.
– В какой? Ее можно навестить?
Мужчина молчал, рассматривал свои ладони, разглаживал складочки на фартуке. Черкашин вгляделся в расстроенные черты.
– Есть проблема?
Плетнев вздохнул, пожал плечами.
– Ляля болеет...
– Это понятно. Но к ней пускают? Или она в реанимации?
– Нет-нет! Что вы! Слава Богу, нет! Она на излечении... - свидетель опять покраснел, запнулся и вдруг решительно вскинул голову, смело уставился в лицо оперативника. - ...в венерологическом отделении областной больницы.
– Понятно... - Черкашин опустил, спрятал глаза. - И как давно она там лечится?
– Давно. Почти месяц. Поэтому, если вы подозреваете, что она могла иметь какое отношение к этому несчастью, то это заблуждение. Ляля хорошая женщина. К тому же у нее алиби, или... или как это у вас там сейчас называется...
– А у вас есть алиби?
Плетнев скривился в жалкой гримасе.
– Вы подозреваете меня?.. Что это я мог...
– По крайней мере, у вас есть мотив.
– Какой?!
– Плетнёв, почему вы перестали общаться с Соболевым?
– Странный вопрос, честное слово...
– И все-таки?
– Ну... просто перестал и всё... Так получилось, в общем...
– Вы разругались с ним?
– Почему непременно «разругались»?! Что уж люди не могут разойтись спокойно, без скандалов? Или, если наши взгляды на жизнь и отдельные в ней вещи не совпадали, то за это непременно следовало убить?!
– Но Соболева убили...
– И при чем тут я и моя семья?
– Он вас обидел?
Плетнев обмяк, опустил голову, закрылся руками.
– Он... он... презирал меня.
– За что?
– За то, что я люблю жену. За то, что живу с ней и не хочу разводиться. Соболев был очень хорошим человеком. Очень. А еще он был замечательным товарищем, другом. Добрым, порядочным. Поверьте, капитан, говорю это сейчас совершенно искренне, не кривя душой! Но вместе с тем, он был какой-то… такой… Не злой, нет... А я бы сказал, наивный, что ли. У него жизнь - сплошная романтика. Такая себе, знаете ли, не от мира сего идиллическая пьеска, без развития сюжета. Вот как бы: жили себе на свете муж с женой, и прожили они в самом счастливом браке очень много лет, а потом умерли в один день, в один час... Всё.
– А у вас в семье не так…
– Не так. Зачем лукавить? Вы же уже знаете о нашей проблеме...
– Знаю. И Соболев пытался учить вас жизни?..
– Пытался.
– Он доставал вашу жену?
– Не то, чтобы доставал... Какое он имеет право ее «доставать»? Но не любил, не уважал, это правда.
– Мне говорили, он цеплялся к ней...
- Бывало, по началу. Это когда мы с Лялей только сошлись. Но потом мы с ним объяснились. Я сказал, что меня все устраивает, и попросил больше не лезть в мою семью. Я сам разберусь со своей супругой, если посчитаю это нужным...
– И как он отреагировал?
– Как все. Не понял. Я люблю свою женщину. Такой, какая она есть. Со всеми ее слабостями и недостатками. И я ничего не хочу менять в своей жизни. Я не хочу другой.
– Но это... это же... - Черкашин запнулся.
– Вы считаете это ненормальным, неправильным? Вы это хотели сейчас сказать?
– Я хотел сказать, что это патология.
– Хм… Вы не понимаете, капитан, одной вещи...
– Какой?!
– Что в мире нет идеала, сравнивая с которым свою жизнь и «отношения», люди могли бы вести речь о каких-то «нормах» или «извращениях».
– То есть проституция, по-вашему, это...
– …это совершенно естественно.
– Но адюльтер...
– Это не объективно. Вы, общество, придаете этому «предмету» неоправданно преувеличенное значение. Не понимая, что ни он, а именно общественное мнение, навесив на него однажды ярлык «неправильности» и «ненормальности», привносит в нашу жизнь связанные с этим проблемы. По-другому, перестань люди лезть в чужую личную жизнь, шпионить друг за другом, подглядывать в замочные скважины, злословить и эта, с позволения сказать, «проблема» немедленно исчезнет. Никому не должно быть никакого дела до образа жизни других, до того кто и как и с кем «дружит», живет, выстраивает отношения. «Ненормальность» всегда проистекает не из объективности, а из субъективных моментов, основанных исключительно на личном мнении и предубеждении. Ну а поскольку все люди не святые, все несовершенные и не идеальные, то и их мнения далеки от истинности.
– Но даже в Библии записано, что «прелюбодеяние» - это грех...
– Верно. Записано. И невежественные обыватели, немедленно подхватив и растиражировав эту замечательную сентенцию, безбожно исказили её истинную идею. Бог, говоря о прелюбодеянии, имел в виду вовсе не секс, а только любовь. Так как секс - это обыкновенные рефлексы и ничего более. А вот любовь есть Бог. И создавать или сохранять семью, в которой нет Любви, продолжать отношения, из которых уже ушла Святость, или наоборот, отказаться от любимого человека, только потому, что этого требуют представления о неких «приличиях» и «общественной морали», вот это есть грех! Вот это есть предательство и извращение, самый настоящий "адюльтер", за которые Бог, придет время, накажет. Преследовать человека только за то, что он родился гиперсексуальным, или у него другая сексуальная ориентация, - это глупость, не достойная даже внимания.
– А Соболев...
– Обыкновенный и очень недалёкий парень. Правда, адекватный. Из тех, кто понимает слово. Сначала мы много спорили, обсуждали с ним это. Но он не понял, и мы разошлись. Оставаясь каждый при своём мнении.
– И больше не созванивались, не встречались?
– Нет. Зачем?
Черкашин нахмурился.
– А ваша жена? Соболев был красивым парнем...
– Ах, вы в этом смысле... Нет, моя жена не была его любовницей.
– Откуда такая уверенность?
Плетнёв густо покраснел, отвёл глаза, вздохнул
– Видите ли... Она просто не в его вкусе. У Сергея был собственный «пунктик». Ему нравились женщины только много старше его. Он всегда, простите за моветон, снимал единственно пожилых проституток. Мы, одно время, пока я не женился, вместе ходили по девкам. А еще, случалось, заказывали их прямо на дом. Так вот он всегда просил прислать ему только очень пожилую «девочку». Бывало, что он отсылал прочь даже хорошеньких женщин, если они были не старше сорока или очень хорошо, моложаво выглядели. Тогда он нервничал, ругался с сутенером. Потом у него появилась постоянная партнерша и он больше не пользовался услугами путан.
– Вы его «женщину» видели?
– Никогда. Соболев ее скрывал. И это было странно. Он же был совершенно без комплексов и не стеснительным. У нас друг от друга секретов не было. Да и какие здесь могли быть секреты, когда дело нередко доходило даже до откровенных оргий и группового секса. А тут он вдруг со своей новой подружкой стал шифроваться, не соглашался ни на какие совместные вечеринки. Я тогда еще спросил: может, она замужняя? И Соболев, сказал, что да...
– Она местная?
– Думаю, да. Мы посещали бордели еще со школы, с девятого класса. После выпускного Сергей уехал учиться. Но приезжал на каникулы, и мы опять шли в притон или на трассу, выбирали «подружек». Так вот с некоторых пор у него больше не было такой необходимости. Он сказал, что нашел себе постоянную бабу. Здесь нашел. А я вскорости женился на Ляле, постоянной партнерше. Сначала она нравилась мне именно как партнерша, затем оказалось, что она еще и очень хороший, интересный человек. Вот так и сложилось...
– А Соболев?
– Чуть не умер от расстройства. Орал, что я сумасшедший и всё такое...
Черкашин подумал.
– Кто еще был в вашей компании?
– Имеете в виду, друзей?
– Да.
– Никто. Дело это очень деликатное, интимное, сами понимаете, перед кем зря не откроешься. К тому же еще и недешевое. Без денег здесь делать нечего.
– А сами где брали средства?
– Сначала, когда еще в школе учились, родители давали.
– Они знали на что?
– Ну, нет, конечно...
– Возможно, ваша жена в курсе амурных дел Соболева?
– Вряд ли. Она бы мне рассказала. У нас с ней друг от друга секретов нет. Кроме того, они с Соболевым очень не ладили и старались не пересекаться. Особенно после того, как Серега на нее однажды наехал» Он же таких женщин за людей не считал. Презирал. А уж когда Ляля стала моей женой, так просто возненавидел. Никак не мог поверить, что это мой собственный выбор.
– А жене нравится ее образ жизни? Ну, ладно, ошибки молодости... Но теперь она - замужняя женщина, мать...
– Она и не занимается этим специально. Это не профессия. Так, иногда, под настроение, когда подвернется интересный образчик, и может вспомнить былое... Но и здесь дело не в ней, а том, что это немедленно делается предметом публичного обсуждения, сплетен. Хотя вот так спросить: к чему? Какое им дело?.. Занимались бы лучше собственным самосовершенствованием. А то получается, что «безнравственными» являются только «мотыльки»... Ага… А их клиенты? Чем они, если так рассудить, лучше? Хм... Или разве мы с Соболевым, когда ходили в бордель приятно проводить там время, были чем-то чище и возвышеннее тех, кто обеспечивал там наш досуг? Чем вообще можно здесь кичиться?..
(продолжение следует...)
P.S. если кто хочет читать все главы произведения подряд, заходите ко мне на страницу (один клик мышкой в аватарку - женщину в белом в кружке)