Испокон веков любят у нас на Руси с чем-нибудь побороться. Да не просто так, а чтобы – калёным железом! Не успеет царь – батюшка руку вверх поднять, дабы чихнуть просто, а в кузнях меха уже раздуваются, горны жаром пышут и железо, которым жечь надо, раскалено до готовности. Говори только, самодержец, что выжигаем?! Бороды боярские, кулаков-помещиков, или, например, виноградники. При этом проводники царской воли, по большей части, почему-то считают, что к ним самим такие начинания совсем не относятся. Посему поэтому личный пример для подчинённых у них совершенно не в почёте…
Возглавил у нас, как-то раз, штабное хозяйство генерал с древней толи французской, толи литовской фамилией. Был он суров, но справедлив, и в среде подчинённых пользовался заслуженным авторитетом. В том числе, за то, что личный пример считал своим руководящим долгом. Потому как, ежели гонишь ты людей под плотный пулемётный огонь, то будь добр вылезти первым из окопа и крикнуть – за мной! Честь тебе и хвала, и даже вот может медаль геройская на коченеющее тело. А если зад свой грузный из кресла мягкого кожаного лень тебе извлечь, то и нечего с людей спрашивать.
И когда началась у нас в армии очередная борьба с курением, по получении соответствующего приказа главного военного начальника, где потребовал он (начальник) в помещениях и кабинетах курить перестать, а использовать для этой зловредной привычки специально оборудованные места не ближе 15 метров от зданий и сооружений, то начальник наш сам в оборудованное это место приходил «бросить палочку здоровья», и курящим его в кабинете никто не замечал. В отличие, например, от командора нашего, требовавшего на совещаниях всяких неукоснительно выполнять приказ главного военного начальника, при этом, однако, смолившего в собственном кабинете одну за одной. И заходя в его кабинет требовалось задержать дыхание и разогнать руками топоры, вилы и орала, висевшие в плотном сигаретном дыму… А потом, штабной начальник и вообще курить бросил – потому как главный военный начальник сказал, - бросайте. И личным примером многих своих подчинённых воодушевил в этом богоугодном деле.
По прошествии некоторого времени, началась в армии борьба с мобильными телефонами. Дело, несомненно, нужное и важное – потому как утечка всего и вся через «терминалы персонального радиовызова» происходила регулярно, о чём нам сообщалось длинными шифровками, что доводились до определённого круга лиц. Посему поэтому поставили на входе в контору нашу и перед совещательными залами шкафы с сейфовыми ячейками, дабы телефоны и прочие «шалабошки с расширенными медиаспособностями» туда класть и на ключик их закрывать. И начальник наш демонстративно свою телефонную «лопату» туда (в ячейку) закладывал, и от всех такого действа требовал. А командор, прибыв на совещание, не менее демонстративно выкладывал свою «лопату» телефонную на стол, объясняя свои действия тем, что он человек государев, и без связи никак не может существовать – а вдруг война, например, или начальственный начальник захочет его услышать, или любовница. На столе том, при этом, стояла шеренга разномастных стационарных телефонных аппаратов различного рода связей с начальственными начальниками и прочими любовницами, что командора отнюдь не смущало.
В тот памятный раз, перед совещанием, начальник штабного хозяйства, по обыкновению своему, положил телефон в ячейку у входа в зал, негромко сказав при этом, что любовницы у него нет, а если война или начальственный начальник захочет его услышать, то его даже в сортире разыщут, потому как есть у него целый узел связи для этого, вместо любовниц всяких.
Начальник топослужбы, забегая в совещательный зал одним из последних, телефон свой сдавать не стал, а просто выключил его продолжительными нажатием на соответствующую кнопку, и с чистой совестью занял своё место в том зале.
Начальник штабного хозяйства, приняв доклад о наличии личного состава и готовности к совещанию, спросил у собравшихся, все ли сдали свои телефоны? Получив утвердительный ответ, начал он вести разговор согласно повестки того самого совещания. Ждём прибытия командора нашего. И тут, в тишине зала, неожиданно раздаётся громогласное «КУКАРЕКУ»!!! Это у одного из присутствующих на телефоне срабатывает сигнал будильника. Присутствующим тем оказался топограф, который судорожными движениями пытался урезонить свой кукарекающий на весь зал телефон. Оказалось, будильник срабатывает даже при выключенном таком устройстве.
Начальник штабного хозяйства сначала покраснел, потом позеленел. Потому как плюнули ему прямо в лицо начальственное таким невыполнением требований. С таким же успехом топограф наш (непосредственный подчинённый его, кстати) мог, например, подойти строевым шагом и принародно отвесить леща своему начальнику прямо на совещании. Однако, как человек культурный, воздержался начальник от крикливого злословия, и преодолев свой гнев, предложил топографу покинуть зал с уважаемыми, в отличие от него (топографа) людьми, и подождать его (начальника) у его же кабинета…
Долго наш топограф, после экзекуции, ходил на раскоряку. Был он наказан морально, документально и финансово – всеми, короче, доступными способами. Кроме того, длительное время являлся он затычкой во всех протекающих наших бочках, встревая в скоропостижные и длительные поездки без подготовки, неожиданные ночные бдения и прочие такие радости служебной деятельности.
На ехидные же вопросы общественности – а чего это у тебя будильник телефонный на сугубо дневное время настроен был… никак вы, батенька, не обременены чрезмерно работой, и позволяете себе соснуть на рабочем месте?, - топограф не отвечал, а только злобно шипел и брызгал своими слюнями на эту самую, уважаемую в отличие от него, общественность.