Мой дядя Стёпа, старший брат отца, ушел на фронт в 1941 году, когда немцы рвались к Москве. Тогда ему не было и 18 лет, а в марте 1944-го его мать получила похоронку от командира одного из подразделений 2-го Белорусского фронта.
Папа, которому исполнилось в тот год 15 лет, очень горевал, потому что любил брата: хорошо помнил его веселый нрав, нежную привязанность и совместные игры... Именно Степан учил его кататься на велосипеде и ловить рыбу, разжигать костер в лесу и мечтать...
Мечтать о небе, о профессии летчика. Это тогда было повально - все мальчишки хотели быть пилотами, для которых «первым делом, первым делом самолеты». Папа получил от брата с фронта два письма и берег их всю жизнь. Одно было очень короткое:
«Дорогой братишка! Я жив и здоров. Обо мне не беспокойся. Бью врага изо всех сил. Помогай маме и помни, что ты теперь в семье главный, потому что мужчина».
А второе пришло из госпиталя. Стёпа лечился там две недели после ранения. Ему даже разрешили тогда побывать дома, но мой дядя не воспользовался этим правом — решил, что нельзя ему отдыхать, когда враг терзает родную землю.
Но зато он прислал матери карточку, снятую при выписке: высокий стройный красавец на ней, по словам папы, совсем не был похож на худенького застенчивого Степу, каким его помнили в семье. Но этот молодец с орденом на груди смотрел на него знакомыми до слез добрыми глазами.
Эту фотографию берегли в семье отца как самую ценную реликвию. А матери Стёпа прислал еще два письма. В одном он рассказывал про уход из жизни своего друга в бою под Смоленском, у деревни Юрьево. А второе было ответом на мамину весточку об отце. Они вообще-то развелись еще до войны. И мальчишки почти не виделись с ним, зная, как болезненно это для матери.
Но когда он ушел на фронт (он стал хирургом в полевом госпитале), в доме снова можно было говорить об отце, даже писать ему письма. И вот его не стало во время налета фашистских бомбардировщиков на его госпиталь. Узнав о кончине отца, Стёпа написал матери:
«Теперь я буду бить врага с удесятеренной силой, чтобы отомстить за отца».
Поникшая от печальных событий мать старалась не подавать виду, ходила на работу в свою больницу, дежурила там в две смены, часто даже ночевала... А младший сын Ромка старался, чтобы дома ей ничего не приходилось делать: он драил полы и готовил обед, часами стоял в очередях за хлебом и бегал за питьевой водой на единственную уцелевшую в городке колонку...
А потом было письмо от командира части на имя нашей мамы Ольги Васильевны, в котором он благодарил ее за то, что она вырастила такого честного, доброго и смелого сына. Мать, то есть моя бабушка, долго плакала, и младший брат Степана Ромка тоже плакал...
А через 2 года после Победы моя бабушка получила письмо — помятый истрепанный конверт, на котором рукой ее сына Степана был выведен наш старый адрес: улица Крупской, 10. Вскоре после Победы семья переехала в новый дом, и потому, наверное, письмо так долго искало адресата.
Представляете, что это для матери — получить письмо от ушедшего из жизни сына, на могиле которого она сама сажала цветы?! Мой отец рассказывал, что она едва не лишилась чувств, когда трясущимися руками разворачивала листок пожелтевшей бумаги.
«...Вот только что пришли с задания. Устали как собаки, но живые. Ты понимаешь, мама, как это важно — все живые! Мы поймали «крупную птицу». Надеемся, что он даст полезные сведения. В нашей землянке сейчас шумно, ребята празднуют день рождения: самому молодому нашему товарищу 19 лет стукнуло. Совсем мальчишка! Зато как он шпарит по-немецки.
На заданиях ему цены нет! Передайте Ромке, мама, пусть налегает на иностранный. Пригодится! Хоть и не будет больше в мире войн, я уверен! Но все равно — и в мирное время немецкий язык будет нужен... Вот парни! Гогочут — не дадут сосредоточиться! Расшумелись, как школьники на перемене.
Вот допишу это письмо к вам, мама, и пойду выпью с ними свои сто граммов, а потом отдыхать. Сутки совсем не спал. Целую вас и любимого братишку Ромку! Ваш сын Степан».
И вот это письмо — запоздавшее на годы — стало главным в судьбе моего отца, который заканчивал школу и много думал над тем, куда пойти учиться. Его детская мечта стать летчиком была уже неактуальна — во время войны у него сильно испортилось зрение. А в медицинский, по стопам родителей, он не хотел идти категорически, хотя мать уговаривала его.
«Я не переносил вида крови!» — признавался отец. В тот миг, когда мать, рыдая, читала опоздавшее на годы письмо Степана, папа понял, куда пойдет поступать. Надо сделать так, как хотел старший брат! Так рассудил мой отец и поступил на факультет иностранных языков, как хотел брат. Старший брат, геройски ушедший из жизни в 1944-м...»
Дорогие читатели ставьте лайки, пишите комментарии и подписывайтесь на наш канал.