Не по степени дарования, не по количеству стихотворений, а по уникальному отсутствию самомнения!
Одоевский Александр Иванович не просто "не знал себе цены", но недоверчиво смеялся, когда ему об этой "цене" говорили другие. И никогда не записывал своих стихов. Пел, как птица, а потомству досталось только то (очевидно, немногое), что записали благодарные слушатели.
Зачем же тогда вообще было рифмовать? А просто от полноты сердца. Просто потому, что дворянских недорослей учили "поэтике" - и ждали от них отдачи. И ещё потому что нельзя совсем уж бледно выглядеть на фоне двоюродных братьев: два поэта! Василий Одоевский и Александр Грибоедов.
А потом "вживую" слушал Пушкина, годы спустя подружился с Лермонтовым... Соревноваться с титанами?! И мысли такой не допускал, хотя Грибоедов писал музыку на стихи своего юного кузена, поощряя его к литературным занятиям.
Открылся бал. Кружась, летели
Четы младые за четой;
Одежды роскошью блестели,
А лица — свежей красотой.
Усталый, из толпы я скрылся
И, жаркую склоня главу,
К окну в раздумье прислонился
И загляделся на Неву.
Она покоилась, дремала
В своих гранитных берегах,
И в тихих, сребряных водах
Луна, купаясь, трепетала...
А друзья - декабристы именно ему поручили написать стихотворный ответ Пушкину (Во глубине сибирских руд/храните гордое терпенье...)
"Струн вещих пламенные звуки/ До слуха нашего дошли.
К мечам рванулись наши руки,/ Но лишь оковы обрели...
Каторжник уверен: всё впереди!. Если не для него - то для России. "Из искры возгорится пламя!"
С самого детства Александр понимал: многие, слишком многие ему завидуют. И завидуют именно тому, что он так весело, так азартно презирал: богатству и знатности. Родословная у него - прямая линия от Рюрика. Князь Одоевский и по отцу, и по матери, ведь его родители - двоюродные брат и сестра. В службу записан если не с младенчества (всё-таки эту насмешку над здравым смыслом пресекли ещё в восемнадцатом веке), но всё же в детстве. Так что карьера чиновника была сделана уже к пятнадцати годам: "губернский секретарь". Дальше - гвардия. В юнкерах столь знатного отрока долго держать не стали, быстро произвели в корнеты.
Весёлый, жизнерадостный юнец, умеющий вдохновить, заразить своим оптимизмом всех вокруг, жил в роскошной квартире, отмахиваясь от намёков, что "неприлично корнету занимать генеральские апартаменты". А где же селить приезжающих товарищей, в гостинице, что ли? Товарищами были будущие декабристы...
А обратил на себя внимание вот при каком случае: наследник престола Николай Павлович заметил его на смотру, залюбовался. Запомнил в лицо. И надо же такому случиться, что на следующий день двое солдат из его полка не заметили на улице проходящего Николая, не отдали ему честь! Поняв, что произошло, перепугались и убежали. Рядом случился Одоевский...
- Корнет! Догоните мерзавцев!
Что должен был сделать корнет? Броситься вслед, а потом врать, что не догнал? Или сразу встать в позу - объяснить, что князь - не мальчик на побегушках? Ни то, ни другое невозможно. И он... слукавил:
- Не могу бегать, ногу подвернул...
Николай Павлович не забывал никогда и ничего. Через год на следствии он припомнит этот ответ! Одоевский для него - "дурак по всей силе этого слова": никаких показаний он не давал. Не только потому, что не хотел, но и потому что не мог: юный романтик посещал собрания заговорщиков всего несколько месяцев, просто упиваясь воздухом свободы: "Умрём... ах, как славно мы умрём!"
В крепости Николай Бестужев придумал азбуку - перестук, и связал девятнадцать человек: они договаривались о показаниях, о линии поведения, да и просто поддерживали друг друга. И увы, Одоевский стал для них препятствием, через него не могли связаться ни с кем. Ведь для перестукивания надо было знать буквы в азбуке по порядку, а Александр... не знал! Что же за невероятное образование получали дворянские недоросли, если в таком пренебрежении был родной язык?! И какими же могли быть их стихийные таланты, если и без знания азбуки стихи получались? И получались едва ли не лучше, чем на воле:
"...В темнице есть певец народный. / Но не поёт для суеты.
Срывает он душой свободной / небес бессмертные цветы.
Но, похвалой не обольщенный, / Не ищет раннего венца.
Почтите сон его священный, / Как пред борьбою сон борца.
Да, борьба была впереди. Борьба не просто за выживание - за сохранение достоинства. А порой и просто человеческого облика. Восемь месяцев пути в Сибирь. Сначала - на тройках, потом - в телегах, последние перегоны - пешком. И всё это время - в кандалах по полтора пуда. 24 килограмма. На стоянках у костров Александр (самый юный из партии - ему было 24 года) читал свои импровизации, речитативы, не позволяя ослабнуть духом никому:
Что за кочевья чернеются /Средь пылающих огней?
Идут под затворы молодцы / За святую Русь.
За святую Русь неволя и казни - / Радость и слава.
Весело ляжем живые в могилу / За святую Русь!
Спите, равнины угрюмые./ Вы забыли, как поют.
Пробудитесь! Песни вольные /Оглашают вас!
Славим нашу Русь. В неволе поём / Вольность святую.
"Как Гомер, признавал только устное творчество". Все стихи Одоевского, известные потомству, записаны его друзьями! Едва могли уговорить его поправить отдельные строки, разночтения.
Восемь лет каторги. Да, подземного стажа только год, потом - завод. С 1833 года - поселение.
Только успел обжиться в Елани - перевод на новое место, в Ишим. Казалось бы, поселение - послабление? Чуть не прощение? Но все, кто успел вкусить этой милости, уверяли, что никогда не были так близки к отчаянию. Пока были вместе - чувствовали себя непобедимыми, а поселение - это одиночество среди местного населения. Охотники, купцы. Интеллигенцией приходится считать местных попа да урядника, но не станут же они кругом общения!
Недвижимы, как мёртвые в гробах,
Невольно мы в болезненных сердцах
Хороним чувств привычные порывы;
Но их объял еще не вечный сон,
Еще струна издаст бывалый звон,
Она дрожит — еще мы живы!..
"Во глубину сибирских руд" вести доходили с огромным опозданием, но всё же доходили. Восстала Польша... прекрасно, что есть ещё люди, способные поднять меч, но - славяне против славян? Не за раскол надо бы драться - за объединение всех славянских племён!
Боже, когда же сольются потоки
В реку одну, в источник один,
Ясный, как небо, как море, широкий.
Да потечёт сей поток - исполин,
И увлажняя полмира собой,
Землю украсит могучей красой!
Погиб Грибоедов. Для всех - гений, а для него ведь - брат...
...О, дайте горьких слез потоком
Его могилу оросить,
Ее согреть моим дыханьем;
Я с ненасытимым страданьем
Вопьюсь очами в прах его,
Исполнюсь весь моей утратой,
И горсть земли, с могилы взятой,
Прижму — как друга моего!..
А я в темнице! Из-за стен
Напрасно рвуся я мечтами...
Взглянуть на взор его очей,
Взглянуть, сжать руку, звук речей
Услышать на одно мгновенье —
Живило грудь, как вдохновенье,
Восторгом полнило меня!..
В довершение царской милости к грешнику в 1837 году получено определение рядовым на Кавказ. И здесь судьба сделала Александру настоящий подарок: встречу с поручиком Тенгинского полка Лермонтовым. Два поэта обнаружили такое сходство в мыслях и чувствах, что знакомство офицера с рядовым быстро переросло в дружбу, и десять лет разницы в возрасте ничуть не помешали. Вот как Лермонтов нарисовал своего друга:
А в 1839 году знакомство с ещё одним поэтом-вольнодумцем: с Николаем Огарёвым. Огарёв был совершенно очарован Одоевским, в своих воспоминаниях называл его "христоподобной личностью" - за совершенное отсутствие эгоизма.
"... у меня в памяти осталась музыка его голоса - и только. Мне кажется, я сделал преступление, ничего не записывая, хотя бы тайком. В недогадливой беспечности я даже не записал его рассказов про Сибирь!"
Казалось, всегда успеется: кто же думает о смерти в тридцать шесть лет?
И вот... "Под бедною походную палаткой болезнь его сразила"...
...Но конца среди волнений трудных,
В толпе людской и средь пустынь безлюдных
В нем тихий пламень чувства не угас:
Он сохранил и блеск лазурных глаз,
И звонкий детский смех, и речь живую,
И веру гордую в людей и жизнь иную.
Но он погиб далёко от друзей.
Мир сердцу твоему, мой милый Саша!..
Стихотворная эпитафия Лермонтова - быть может, самое наглядное опровержение слухов и теорий о его "холодности, насмешливости и равнодушии к людям".
А судьба Александра Одоевского - не заслуживает ли памяти? Фильма, например? Как понимать стенания сегодняшних режиссёров о том, что "нет сценариев"?
Неужели разучились... читать?
Ещё один "сценарий фильма, которого нет":