Близился вечер знакомства с дискотекой. Девчонки копались в нарядах, волновались. Валя даже растерялась. На дискотеку в чем ходят, не в вечерних платьях же? А на вечер? Ведь это что-то другое. На помощь пришла... мама.
- Я у бабушки видела в шкафу шикарное шелковое платье. Мы его подрубим и убьем двух зайцев: и красиво, и молодежно.
Так и сделали. Платье, действительно, было великолепное. Черный шелк ласково льнул к коже, простой фасон очень шел к фигурке юной девушки. Наряд смотрелся целомудренно и эффектно. Подрубили – вышло слишком коротко. Елена расстроилась даже: испортили роскошную вещь. Пришлось придумывать оборку и пришивать к подолу.
Валя, как приехала в общежитие, решительно отпорола оборку. И получилось отпадно! Зачем прятать стройные ноги, от кого? При этом сверху все выглядело благопристойно: закрыты шея, руки. По платью шла изящная серебристая вышивка, слабо мерцающая при свете ламп. То, что надо! Валя достала выходные туфли на высоченном каблуке, собрала волосы в высокую небрежную прическу, слегка полив ее «Прелестью». Навела на глаза лисьи стрелки, слегка тронула губы неяркой помадой и показалась соседкам по комнате.
Она ждала слов восхищения. Но девчонки отчего-то скривились. Светка в своей нелепой китайской блузке с оборочками, купленной по дешевке на рынке, поджала губы и отвернулась. Наташка, обладавшая добрым и покладистым характером, улыбнулась и сказала:
- Мд-а-а-а, как-то вызывающе получилось...
Надя многозначительно переглянулась с подругами и продолжила завивать плойкой и без того богатую шевелюру. Она была не в духе: лицо обнесло угревой сыпью, «Балет» не скрывал досадный изъян, а наоборот, выпячивал, делая кожу грубой и неестественной.
- Ладно, я в сто семнадцатую, — пискнула Валя и убежала на второй этаж.
- Шлюху видно издалека. Хоть в рубище ее одень, — задумчиво произнесла Надежда.
- Ну зачем ты так? – спросила Наташа.
- Ну а что? Почему нет? У нее трусы видны! – поддержала Надежду Света, — поскакала к своим проституткам. Я, девочки, не знаю, но мне кажется, что ее пора от нас отправлять куда подальше.
- Пусть живет, хоть не скурвится раньше времени, — бросила Надежда.
В сто семнадцатой Валю встретили так, как она ожидала: аплодисментами.
- Валька, это что-то! Ты просто «секси», Валька, — Оксанка Малинкина не стеснялась в выражениях, — и попа, и ножки, все при всем!
- Очень, очень красиво, — Юлька не скупилась на похвалу.
А это что-то значило! Юлька – самая красивая в училище. Высокая, гибкая, темноволосая и синеглазая. Даст же бог кому-то такую красоту. А еще голос – грудной, как у Элизабет Тейлор. Да Юлька вся – вылитая Элизабет в молодости. Она несла свой дар с достоинством, сознавая силу и мощь великого женского оружия. Правда, за ней вредная коменда почему-то не следила. Понимала, что у Юли хватало чувства собственного достоинства и ума, чтобы не слушать всякие мужские бредни. Эта далеко пойдет – на кобелей разбрасываться не будет.
Олюшка – тихий ангел, улыбчивая и спокойная, ахнула:
- Вот, Валька, найдешь свою любовь и улетишь с ним в счастливую жизнь!
Все рассмеялись. В этом случае у всех хватало ума не верить в сказки про принцев на белых конях. Девчонки все простые, дочери рабочих тихвинского завода, медленно издыхавшего, никому не нужного. Дома родители сходили с ума от отчаяния, безденежья и безнадеги. Какие уж тут принцы, на хлеб бы заработать...
Вечер удался на славу. Официальная часть немного затянулась: выступал директор училища, потом зам, потом воспитатели, педагоги. Все желали счастья и успехов в учебе. Потом был концерт, юмористические скетчи, в общем, все прошло на высшем уровне. Все ждали дискотеку, на которую пускали даже посторонних. Один раз в году директор Антон Васильевич Груздев давал слабину строгим правилам.
Выключили свет, и – началось. Отличные песни, зажигательные, Валины любимые. А потом включили медляк в исполнении Колина Вирнкоумба, тот самый, проникающий в самые дальние уголки сердца, зовущий к поцелую, теплый и удивительный!
Незнакомые парни быстро разобрали своих дам. Было видно, что с ними они давно встречаются. Остальные девчонки робко прижимались спинами к стенам актового зала. Самые смелые ребята подходили к некоторым из них и уводили танцевать. Стеснительные и привередливые кучковались у выхода, выскакивали на перекур, не обращая внимания на грозных вахтерш. От некоторых уже попахивало винцом. В общем, самая обычная дискотека, какие происходили в каждом городе страны.
Юлю пригласил старшекурсник, взрослый уже детина, поступивший в училище после армии, Эдик Хрусталев. Его и еще шестерых таких же, как он, мужчин, все откровенно побаивались, а комендантша плевалась, глядя на их широченные спины. Какого лешего их потащило в «пед»? На них пахать можно, на паразитах! Устроились, как козлы в огороде.
Поэтому парней заселили в левое крыло общежития, подальше от малолеток. И нет же, приперлись в малинник, окидывая хозяйским взглядом «малышню». З-заразы! Эдик сразу же приметил Юлю и уже рисовал в своем воображении картины, одну соблазнительней другой.
Оксанка весело отплясывала с Ванькой, однокурсником, будущим физкультурником. Никаких обжиманий и шепотков – дурачились, как дети малые.
Олюшка, с самого начала танцев, не обнаружив «единственного и неповторимого» среди гостей, незаметно ушла спать. Был у нее такой бзик:
- Мне сердце подскажет, когда я встречу настоящую любовь, — частенько говорила она. Видимо, в этот раз сердце Оле ничего не сказало.
Валя никогда ни с кем не танцевала. Она и не надеялась особо ни на что. Но вдруг от толпы ребят отделилась высокая фигура и приблизилась... к ней!
- Разрешите?
Валя разрешила. Впервые в жизни ее талию обвила мужская рука. Состояние было такое... Полет? Качели? О, господи! Больше она ни о чем не думала, она даже глаза на парня боялась поднять, смотрела на расстегнутую пуговицу джинсовой рубашки, вдыхала терпкий аромат одеколона и плыла по волнам музыки.
Она не видела, что Наташка, Светка и Надя не сводили с нее глаз. Им не повезло. Никто не обратил внимания на колом стоявшую Надину челку, на карие глаза Наташки. А Светки словно и не было. Она чуть не плакала, поняв, что не стоило напяливать идиотскую кофточку, деревня деревней, ей богу! А бабушка последние копейки на нее потратила...
Вале плевать было на Светкины страдания – она первый раз в жизни танцевала с молодым человеком!
Когда музыка стихла, парень отвел свою «даму» к подружкам и скрылся. Больше он не появлялся в зале, и Валя танцевала в обнимку с Оксанкой. Не подойдет никто, так и не обидно. Было жарко, душно, но народ в обморок не падал, веселился от души. Юльку Эдик приглашал еще несколько раз, и все ей немного завидовали. Малышева приняла боевую стойку. Слишком либеральные взгляды у директора. Он-то отдыхать домой пошел, а ей всю ночь по общаге рыскать. Несмотря на строжайшие запреты на употребление спиртного, кто-нибудь точно сегодня напьется втихаря за родину. Студенты...
Конечно, пришлось побегать. Как в воду глядела. Двести восемнадцатая напилась. Там, правда, жили выпускницы, без году учительницы, народ опытный. Фиг бы они попались на глаза Малышевой, но произошел неприятный казус: купили дуры в ларьке новомодные банки под названием «Черная смерть», думали, коктейль. И все отравились, хорошо, что не померли. Всех синхронно рвало в туалете – там их Татьяна Степановна и застукала. Она, словно мать родная, всех четверых, как малых детей, умыла. Вызвала медичку. Та прибежала ни жива ни мертва. Повезли девок в приемный покой, промывать желудки. Не дай бог, что серьезное! Все завтра предстанут пред светлые очи директора. А виноват будет кто? Естественно, Малышева!
Хрусталев приобнял Юлю за талию и пригласил к себе «выпить шампусика». Юля лениво повела шелковой бровью, стрельнула своим ведьминским элизабет-тейлоровским глазом, зевнула и помахала кавалеру ручкой.
После того как перед носом Эдика захлопнулась дверь сто семнадцатой, по общаге пополз слушок: «королевна» с сорок первой группы - маленько «не того», тормозная. Эдуард, обидевшись, мелко мстил. Все это понимали. Малышева выдохнула: умная девка. За нее можно не волноваться.
Оксанка, бес в юбке, спать никому не давала, маялась дурью: хохотала, пародировала некоторых педагогов, незадачливого Эдика и коменду.
- «Медам», разрешите, я вас немного чпокну, а-ха-ха, обломался, — заливалась Оксана, — ты ему нос не прищемила, Юль?
- Нет, но лицо было такое, будто я у него сковородку с картошкой стырила, — улыбалась Юля.
Сто семнадцатая ржала еще целый час и не могла успокоиться, пока Олюшка не взмолилась:
- Девочки, ну хватит. Завтра четыре пары и музыкалка. Имейте стыд.
Сто семнадцатая, наконец-то, угомонилась.
Валя в своей комнате стойко перенесла Надькин бубнеж.
- Шо ты шастаешь, шо ты чашками гремишь? Шо ты там жрешь опять? Валя, спи уже, заколебала! Шо ты улеглась, иди чашку мой за собой! Здесь слуг нет! – ворчала, недовольная.
Валя старалась не шуметь. Выскользнула тихо, сполоснула посуду, бегом обратно. Дверь запищала уныло.
- Бл-и-и-ин! – хором застонали девчонки.
Валька юркнула под одеяло, стараясь не дышать. Спать не хотелось. Да какое там – спать. Она совсем не разглядела лица парня. Помнила только пуговку на джинсовой куртке. И запах, терпкий, с примесью сосновой хвои и еще чего-то. Хотелось уткнуться носом в грудь и вдыхать этот чудесный, незнакомый аромат.
Папа после бритья всегда пользовался простым одеколоном. Как он звался: то ли «Саша», то ли «Наташа», не разберешь. И запах от отца шел такой родной, особенно когда он возвращался с работы. От него пахло свежим потом, соляркой, а «Саша» к тому времени почти испарялся. А здесь – совсем другие ощущения. И тепло руки на Валином теле...
Это тебе – не Лешкин поцелуй. Да и при чем здесь Лешка? В сентябре, когда она ожидала «пятерку», автобус, перевозивший пассажиров из города в поселок, случайно встретила его, шедшего под ручку с девушкой. Вот и вся любовь. Было горько и обидно: она-то думала, что все серьезно. А оказалось, что это был просто «полевой роман». Навоображала себе невесть что.
Может быть, и сегодня все: танец, руки – такая же игра? Пустяки? Ну и пусть! Валя поднесла руку к лицу – от ладоней до сих пор шел запах одеколона незнакомца.
Продолжение в следующей публикации>
---
Анна Лебедева