Я не знала своего отца. С того момента, как я себя запомнила, мы всегда с мамой были одни. И для меня моя мама была целым миром. Она могла всё, и всегда была рядом. И я искренне верила, что так будет всегда. А отец? Мама говорила, разное. То он был очень красивым чужеземцем, то очень добрым и любящим отпрыском одного знатного рода. Была и такая версия, что моим отцом был храбрый воин. Но, во всех этих историях мой отец куда-то отправлялся, в какой-то поход, и однажды он обязательно вернётся к нам. А пока, мы должны жить, не опускать руки, и ждать.
Я верила в эти истории. Я очень обижалась, когда кто-то говорил, что моим отцом был какой-то бродяга, а может и бандит.
Мы жили в так называемом предместье Города Роз. Город, что был построен на старых руинах в узком месте, разделяющим Плодородные поля и Своенравные земли. Узкий проход, единственный безопасный проход с юга на север. С одной стороны от него возвышались отвесные скалы Великих гор, по другую сторону были бескрайние Топкие болота. Правители Города Роз прочно обосновались в том бутылочном горлышке, перекрыв свободный путь и выстроив не просто величественный город, а непреступную крепость. Получая дань с путешественников и караванов, город богател и креп. Но это богатство было не для всех.
Наше предместье звалось просто. Яма.
Под северной крепостной стеной, совсем рядом с северными воротами. Ещё до того, как Город Роз стал непреступной крепостью, на месте нашего района была просто яма, в которую сбрасывали тела мёртвых рабов, подохший от мора скот, сливали нечистоты. По весне яма заполнялась талыми водами и уносила всю эту гниль в подземные катакомбы. Но, город рос, креп. Со временем и яма для нечистот, превратилась в Яму. Место, где силились отщепенцы и разбойники, прятались беглые каторжники и рабы. Не редко в Яме и оказывались те, кому просто повезло упасть, но не посчастливилось подняться. Такими были и мы с мамой. А вот как это произошло, мама не говорила.
Я не помнила, или даже не знала того, как мы там оказались. На самом деле я и вовсе была уверенна, что родилась в Яме. Я не знала другого мира. Весь мир мне казался Ямой, над которой возвышается крепостная стена, отделяющая нас от Великих гор, что уходят далеко в небо, пронзая облака своими шпилями.
Лягушачье мясо, корни камыша, крапива и дикий щавель. Вот то, чего тут всегда было в избытке. Но даже из этого моя мама умела приготовить самую вкусную похлёбку. А из высушенного и перемолотого корня камыша она пекла самые вкусные лепёшки.
Мы не голодали. Еда у нас была всегда. Сложнее было с сухим жильём, дровами и тёплой одеждой. Даже в Яме любой угол стоил монеты. А многие из таких углов по весне затапливало так, что приходилось ходить по жилищу по пояс в грязной воде.
Я помню, как однажды мы проснулись ночью от того, что наша кровать начала раскачиваться. Мама зажгла свет, и мы увидали, как вода заполнила наш дом, подняв всё наше нехитрое имущество. В открывшуюся дверь, хотя трудно было назвать её дверью, вода несла к нам мёртвых крыс и труп какого-то бродяги.
Всё изменилось, когда мы перебрались в маленькую коморку на чердаке у картёжника Куха. Места тут было гораздо меньше, зато всегда сухо. От печной трубы всегда было тепло, а снизу всегда пахло вкусной едой.
Кух содержал то, что в других местах называют притоном. Проститутки, бандиты и любители ядовитых паров, игроки и шарлатаны, жулики всех мастей, пьяницы, извращенцы, убийцы. Вот далеко не все, кого можно было встретить в этом «Доме отдыха», как называли его в Яме.
Мама много работала на Куха. Целыми днями она мыла посуду, убирала, стирала. Не редко ей приходилось уходить в запретную комнату с разными мужчинами. Иногда сразу с несколькими. Будучи ребёнком, я не понимала зачем, и почему-то убедила себя, что моя мама и очередной мужчина занимаются там чем-то нелепым. Например, пытаются перекричать друг друга. Я несколько раз слышала крики мамы и мужчин. А ещё они зачем-то ворошили друг другу волосы.
Жить под покровительством Куха было не просто. Меня часто пугали его постояльцы или случайно зашедшие посетители. Иногда мне крепко доставалось за неуклюжесть, а чаще просто так. Но это всё можно было стерпеть. Встречались среди завсегдатаев и добрые люди.
Одноглазый верзила по имени Шпала. Кажется, он был убийцей по найму. Весь в шрамах, без двух пальцев на левой руке, с большой дырой на месте передних зубов. Много кто его боялся.
Шпала научил меня метать топор. Тренировались мы на крысах, которых в избытке было в подвале, в котором он и жил, когда останавливался в Яме. А когда Шпала возвращался из своих долгих путешествий, он всегда привозил мне что-то сладкое. Всё говорил, что вот как только я подрасту, он заберёт меня с собой на дело. И если я покажу себя надёжным компаньоном, то стану его невестой. Я постоянно представляла это.
Единственным человеком в притоне Куха, кто не боялся Шпалу, была Маша. С ней я тоже дружила. Я часто мечтала, что однажды мы втроём отправимся в путешествие и увидим легендарное Княжество, где даже улицы вымощены серебром, и даже бедняки имеют своих слуг, которые тоже имеют слуг.
Маша была всегда весёлой. Девушка с длинным и тонким хвостом, как у крысы. Она была проституткой и её хвост приносил ей неплохие деньги. Поговаривали, что даже многие именитые господа спускались в Яму, естественно инкогнито, дабы провести с хвостатой Машкой ночь.
Как-то я спросила её, почему мужчины в очередь выстраиваются перед её дверью. Она ответила, что одним нравится ухватиться за хвост и крепко держать, другим приятно, когда она этим хвостом обовьёт их шеи и слегка душит. А кому-то нравится, чтоб хвост там куда-то проникал.
Маленькой мне казалось это сомнительным удовольствием. Ну, чего может быть приятного в том, чтоб стоять и держать за хвост? Мало приятного в том, чтоб этим хвостом тебя душили. А уж куда там может проникать хвост, мне и вовсе было непонятно.
Машка только смеялась выслушивая мои рассуждения, и говорила, что узнаю я всё и пойму, когда вырасту.
С ней было весело. Она много болтала, делала мне смешные косички и красила мне щёки. Разрешала играть со своими украшениями, да и многое другое разрешала. Но, всё поменялось, когда один из её, как она их называла, клиентов, отрезал ей хвост. Очень быстро Маша потеряла популярность среди мужчин и всё чаще, как и мама, стала уходить со случайными постояльцами в запретную комнату. А после, она начала хромать.
Вначале на одну ногу, потом на обе. Не прошло и зимы, как ей стало трудно подниматься по ступенькам. Очень быстро Маша пристрастилась к ядовитым дымам, уверяя, что они отгоняют боль.
Я её запомнила весёлой и шубутной. Но, перед глазами до сих пор стоит тот вечер, когда я вошла в провонявшую дымами комнату и увидала, как она валяется полуголой на полу, жалобно скулит и есть собственную блевотину. Мне тогда было семь.
Я помогла своей подруге забраться в кровать, как смогла, привела её в порядок и напоила водой. Я была уверена, что Маша просто заболела и ей достаточно отдохнуть, и она вновь будет весёлой. Но, на утро её комната уже была пуста.
Мне сказали, что ночью она просто уехала. Что ей взял в жёны очень богатый господин. И я в это поверила. Я даже ждала, что как только моя подруга освоится в новом доме, она непременно навестит меня, а может и заберёт меня и маму к себе. Но, спустя три дня, в переулке за лавкой торговца порошком я нашла свою подругу мёртвой. Она лежала всё в той же одежде, в какой я оставила её в постели, завёрнутая в то же одеяло, каким я её укрывала. Её уши и нос, пальцы рук и ног, ей грудь объели крысы.
Не знаю, чего я тогда больше испугалась. Того, что увидала, или того, что осознала правду.
Луну спустя вернулся из очередного похода Шпала. Он был бодр и весел, но превратился в настоящее чудище узнав о том, что случилось с Машей. Он тогда разгромил почти весь притон и покалечил многих мужиков, пока не выяснил имя того, кто посмел отрезать Маше хвост.
Позже Шпала нашёл того человека. Он заковал его в кандалы и несколько дней бил, пытал, заставлял жрать дерьмо и тетериться с бродячими псами, которые считали его бабой.
Под конец Шпала отрезал тому человеку запортки и заставил съесть. Только потом он погнал его по переулкам Ямы, голого, с отрубленными пальцами, вываленного в дерьме, подгоняя пинками и плетью. Гнал до самых ворот крепости.
Как оказалось, этот несчастный был сыном одного из главных стражников. За голову Шпалы была объявлена большая награда.
Я помню тот вечер, когда Шпала подарил мне маленький топорик и сказал, чтобы я никогда с ним не расставалась, училась бросать метко, бить твёрдо. А после он вышел на улицу, где его уже ждала толпа стражников города Роз.
Кто-то приказал Шпале сдаваться. Он покорно бросил оружие и подняв руки опустился на колени. Его долго били, втаптывали в грязь. Его превратили в кровавое месиво, а он всё это время смеялся. Кух сказал, что Шпала не чувствует боли, потому как вдохнул столько дыма, что на слобня хватило бы. Но я знала, что никакого дыма он не вдыхал. Он просто был горд собой и даже будто счастлив.
Шпалу связали и повели в сторону ворот. Но как только ворота за его спиной закрылись, раздался взрыв. Такой сильный, что всю Яму тряхнуло. Не знаю, что он сделал, но по слухам, тогда погибло очень много стражников.
Я запомнила этого психопата, как самого бесстрашного, самого злого и сильного, самого весёлого, доброго и забавного. И как самого гордого из всех, кого я только знала.
После этого у меня не осталось друзей. Мы вновь были одни с мамой. Она целыми днями работала и обслуживала посетителей, а я слонялась без дела, пытаясь не попадаться людям под руку. Не могу сказать, что это была самая плохая жизнь. Я была сыта, у меня была тёплая одежда, была крыша над головой. Но, после смерти Маши и гибели Шпалы у меня внутри было очень печально.
Всё стало хуже, когда мама заболела.
Вначале всё было едва заметно. Иногда мама уставала сильнее обычного, иногда у неё пропадал аппетит, а иногда напротив, был чрезмерным. Я, будучи ребёнком, не замечала, или отказывалась замечать это. Мама для меня была целым миром, основой мира. А значит она не может болеть, она всегда должна быть рядом.
Однажды я нашла маму на полу. Скрутившись в комочек, она тряслась закатив глаза. В воздухе будто чем-то пахло. Чем-то неощутимым, но противным. Густым, липким, чем-то холодным и злым.
Я тогда сильно испугалась и мой детский разум уже нарисовал мне печальную картину. В переулке, сразу за лавкой торговца порошком, на том месте, где я нашла Машу, лежит моя мама. Мёртвая, изъеденная крысами.
Я боялась отойти, боялась уснуть. До рассвета я сидела рядом с мамой и держала её за руку так крепко, как могла. К моему счастью утром мама очнулась.
Её приступы повторялись ещё несколько раз. И, однажды, она смогла обратиться к доктору. Доктор, что не редко захаживал в Яму подышать ядовитым дымом, был клиентом мамы. В счёт уплаты её услуги он согласился её осмотреть. Помню тот вечер.
Мама выгнала меня за дверь, и они заперлись на нашем чердаке. Я сидела под дверью, слушала стоны, крики. Слушала вздохи доктора и то, как он называл мою маму шлюхой. Потом всё стихло, дверь открылась.
Я долго не решалась зайти, но любопытство и беспокойство взяли верх. Мама лежала на кровати, а доктор тыкал её иглами, брал кровь, заглядывал в глаза, состригал ногти и волосы.
Я не понимала, зачем он всё это взял с собой, но спустя три дня он вернулся. От услуг мамы в запретной комнате он наотрез отказался. Казалось, он был даже напуган. Он что-то быстро рассказал маме, потом рассказал тоже самое Куху. Уже вечером Кух велел нам собираться и уходить. На сборы он оставил нам два дня.
Помню, как мама плакала. Она рассказывала мне о том, что нам придётся расстаться на время. Что я буду жить в доме какого-то мужчины. Что я должна быть покорной и трудолюбивой, и однажды мы встретимся. Помню, как я плакала и говорила, что не хочу, что пойду с ней.
Всё быстро изменилось, когда мама просила у Куха дать нам немного времени. Кух согласился. Но в ту же ночь в Дом отдыха Куха пришёл странник.
Чёрный кожаный плащ, огромная цепь и длинная шашка. Вместо левой руки у него был огромный зазубренный крюк, которым запросто можно было порвать человека. Он прошёл по попоечной так, будто вовсе не заметил посетителей. Они же шарахались от него, как от прокажённого.
Не знаю почему, но человек купил маму на эту ночь.
Из запретной комнаты в ту ночь не доносились крики и вздохи. Я только слышала, как мама и этот мужчина о чём-то разговаривают. Долго, монотонно. Но о чём был их разговор, я не могла услышать.
Тем же утром мы собрали свои не хитрые пожитки и ушли из Ямы вместе с этим человеком.
Его звали Борисом. Угрюмый, вечно сердитый, резкий. Он привёл нас на окраину Топкого болота. Полдня пути по пояс в воде, кишащей пиявками и змеями, и мы оказались на клочке суши. Небольшой островок, в центре которого был построен дом.
Помню, как на все мои вопросы мама сказала, что теперь Борис мой отец. Точнее, она сказала, что он мой отец, преподнеся это так, будто он был далеко, а теперь вернулся. Я же понимала, что это не правда. Мама хотела, а возможно этого от неё потребовал сам Борис, чтоб я называла и считала его отцом.
Борис был грубым. Он наказывал меня за любую оплошность. Мне приходилось много работать, много делать по дому. И я не должна была жаловаться. А между тем, маме с каждым днём становилось всё хуже.
- Он поможет нам. – говорила мне мама. Но я только плакала и повторяла, что ей хуже, что Борис не помогает, и что нам нужно уйти. Я готова была вернуться в Ямы, я хотела вернуться в Ямы.
Однажды я увидала как Борис схватил маму и потащил в сарай. Я бросилась на него, но он легко меня осёк. Получив жгучую оплеуху и оказавшись запертой в отхожнике, я только и могла, как смотреть через щёлочку в двери на сарай, слушать страшные мамины крики и плакать.
На утро Борис ушёл, а мама выпустила меня. Я плакала и просила её уйти с этого острова, но она всё твердила, что отец поможет, что он желает нам добра.
Так мы перезимовали. А к концу следующего лета я будто привыкла, что Борис временами хватает маму и тащит в сарай, где делает с ней что-то такое страшное, от чего по округе разносятся её крики, заставляющие стыть кровь в жилах.
Я ненавидела Бориса и желала ему смерти.
Как-то вечером Борис был особо мрачен. Он отослал меня за яйцами в курник, а сам что-то начал объяснять маме. Я только видела, как она заплакала. А позже, она позвала меня, крепко обняла и сказала, что очень любит. Велела слушаться Бориса и не в коем случае не подходить ночью к сараю.
Ночью я проснулась от её криков. Мама кричала, звала на помощь, звала меня. Бориса видно не было, а потому я посчитала, что наказ не приближаться к сараю можно нарушить. Натянув старую кофту, я тихонько выбралась из дома и подкравшись к сараю позвала маму.
- Доченька? Это ты, моя хорошая? – прошептала мама. – Скорее, выпусти меня. Нам нужно бежать, пока этого страшного человека нет. У нас есть только один шанс. Быстрее.
Не задумываясь я отворила дверь, и мы с мамой бросились прочь. Я была безумно счастлива, представляя, как мы вернёмся в родные Ямы и заживём как прежде, вдвоём. Я была счастлива, что мы убежали от Бориса. Я не знала точно, что нас ждёт, но была счастлива.
Как вдруг, мама остановилась. Она сильно сжала мою детскую ладошку и начала трястись в неистовом хохоте. Я посмотрела на неё и ужаснулась. Её безумные глаза светились в ночной темноте ярче масляных ламп. Что-то было внутри неё. Будто кто-то другой пытался выбраться наружу, копошась под маминой кожей.
- Ты готова навсегда остаться со мной, дитя? – не своим голосом произнесла мама, от чего у меня дико забилось сердце, а по спине потекли капли холодного пота.
Мама оскалилась как дикая собака, странно задёргалась. Затем она схватила меня за голову, потянула за руку и приблизившись к моей шеи, застучала зубами.
Не знаю почему, но я смиренно стояла на месте, зная, что сейчас мама прокусит мою детскую шейку. Но я была готова.
- Мы всегда будем вместе. Мы никогда не расстанемся. Нам не придётся расставаться. Твоя мама навсегда будет с тобой. – повторяла она.
То, что совсем недавно было моей мамой, пускало слюни и гадко воняло. Я чувствовала тяжёлое зловонное дыхание, чувствовала некое зло, но я смиренно стояла на месте, подобно овечкам, что смиренно стоят под ножом мясника. Не было страха и даже всё беспокойство просто пропало. Я была с мамой, и я была счастлива.
Страх вернулся в одночасье. Громкий взрыв и вспышка света. Меня отбросило в сторону. А когда я вынырнула из воды, отплёвываясь и кашляя, я увидала то, чем стала моя мама. Отвратительное существо, больше похожее на фигуру из переплетённых веток, склеенных грязью. Это существо страшно ревело, дёргалось и крутилось на месте. А рядом был Борис.
Он заарканил это чудовище своей цепью, наносил ему удары своим крюком. Обездвижив чудовище, связав и подвесив на мёртвую иву, Борис подошёл ко мне.
- Твоя мама, она сильно заболела. Заболела тем, что называется гнилой силой. Все её печали, все её страхи и опасения, её ненависть к обидчикам, и её любовь к тебе. Всего этого было так много, что они переполняли её. Всё это начало гнить в ней. А потом кто-то, очень нехороший, злой колдун, сделал так, что гнилая хворь поразила всё её тело. – успокаивая меня ревущую шептал Борис.
- Твоя мама превратилась в чудовище. Но она этого не хотела. Она очень тебя любит. Но, чудовищу нельзя оставаться. Чудовище будет преследовать тебя, а потом будет преследовать других. Чудовище должно умереть. – прошептал Борис.
- Но, тогда и мама умрёт. – захлёбываясь плакала я.
- Твоя мама уже почти умерла. Чудовище пожирает её. Пройдёт совсем немного времени и от твоей мамы ничего не останется. А чудовище наберёт силу и даже я не смогу остановить его. Тебе нужно отпустить маму. Принять это. Но, а пока она там, у вас есть совсем немного времени, чтобы попрощаться и сказать друг другу самое важное. Вытри слёзы и поспеши. – шептал Борис. И в его голосе не было былой грубости. Скорее, была грусть.
Я очень хорошо помню эту ночь.
Мы подошли к рычащей твари и Борис, достав длинную иглу, вонзил её в сердце этой твари. Чудовище замерло, потом затряслось и мгновение спустя превратилось в маму.
Я помню, как мама грустно улыбнулась посмотрев на меня.
- Слушайся отца. Он хороший человек. Он не оставит тебя. – прошептала мама. – Пообещай, что никогда не вернёшься в Ямы. Никогда не будешь жить так, как я жила. Научись делать что-то полезное. Я тебя очень люблю…
Мама хотела сказать что-то ещё, но не смогла. Её затрясло, глаза вновь вспыхнули жёлтыми огнями, она начала хрипеть и вновь превращаться в ту страшную тварь.
- Пора. – прошептал Борис и зажал мне ладонью глаза.
Схватив детскими ручонками его грубые пальцы я смогла их немного разжать и сквозь небольшую щёлочку я увидала как сверкнул крюк Бориса, когда он поднял его вверх, а потом, резко взмахнув, обезглавив чудовище.
Маму мы похоронили на острове. А точнее, Борис уложил её в постель, а после поджог дом.
- Только так люди освобождаются и не могут вернутся домой. Те, кого хоронят в земле, могут вернутся. – объяснил он мне.
Помню, как я разозлилась на него. Как начала кричать, что маму нужно было похоронить в земле. Вдруг она сумела бы вернуться ко мне. Борис ничего не отвечал. Он просто стоял.
Немногим позже мы перебрались дальше на север, в Сытые луга. Жили в небольшой деревне, рядом с городом ремесленников, Одигос.
Отец был сечником, и этим он зарабатывал нам на хлеб. Почему тогда в Ямах он решил помочь нам, я не знаю. Как оказалось, его нанял как раз тот доктор, узнав о том, в кого обратится мама. Но, как мне кажется, от договорился и с мамой. В обмен на что-то, он оставил меня у себя. Хотя мог бы продать в рабы.
Я всегда просила отца научить и меня бить гнилую силу. Но, как оказалось, у меня не хватало на это смелости, а может и чего-то другого не хватало. Я пыталась понять гнилую силу, а не бить её. Мне казалось, что если научиться понимать её, можно научиться и лечить. А тогда никому больше не придётся прощаться со своей мамой, наблюдая, как она превращается в чудовище. Один раз мне чуть не стоило это жизни, когда на меня напала кика.
После того случая отец запретил мне иметь дела с гнилой силой и однажды отвёз меня в Одигос, устроив подмастерьем плотника. Я была единственной девочкой среди десятка учеников, от чего постоянно получала тычки в спину.
Благо, отец научил меня неплохо драться. Научил, что бить нужно всегда, когда есть опасение самой получить по шее. И я дралась.
Подмастерьем мне жилось не просто. Я хорошо понимала как работать с деревом, но не могла этого сделать. Все инструменты были изготовлены под руки мужчин, и даже не все мальчики могли с ними обращаться. Вот тогда и пригодился мне топор подаренный Шпалой.
Сперва простые работы, а потом и более сложные. Я научилась делать почти всё с помощью своего топорика. Пять зим спустя я уже была младшим плотничьим города. А ещё три зимы спустя я стала самостоятельным плотничьим.
Мне нравилась моя новая жизнь и я ни за что бы не стала её менять и отправляться куда-то в путь. Но, три зимы назад отец, получив заказ, отправился в Чёрный лес и не вернулся. Я долго искала способ выбраться из Сытых лугов. Начала копить деньги на дорогу, на пропуск в Чёрный лес. Но, мне повезло. Один барин из Чёрного леса хотел восстановить мёртвую деревню. Прихоть или замысел, мне уже было всё равно. Узнав, что он ищет мастеров, а не просто рубщиков, я не задумываясь нанялась. И вот, уже как две зимы прошло, а я тут.
Мне то казалось, что Чёрный лес, это просто лес. Быстро найду отца, или узнаю, что с ним случилось. Но, Чёрный лес оказался бесконечной чащей. И проведя тут столько времени, я почти ничего не узнала про судьбу отца.
- Глупенькая ты моя Горазда. - сказала бы мне мама. Но, может так оно и есть. Может я глупость и совершила. И может вовсе не суждено мне из этого леса выбраться. Помню, как отец говорил, что за всё содеянное зло люди оказываются в Чёрном лесу и превращаются в тварей. И как мне кажется, это уже не просто слова.
_____
Если на канале вы впервые, то не стесняйтесь. Подписывайтесь, комментируйте, критикуйте.
Кроме опубликованных сказок есть ещё две книжки. И, если читатели не обманывают, достаточно сносные и забавные.
Приобрести книжки можно по ссылкам ниже.
Книга I: Ведьмы Чёрного леса
Книга II: Лунная дева и твари Чёрного леса
Всем спасибо.
До новых встреч в Чёрном лесу.