Егор долго не хотел выкладывать всё, как есть. Ходил кругами, мямлил что-то себе под нос и постоянно приговаривал, как злится на отца за то, как он поступил с мамой. Ира терпеливо его слушала, пытаясь задавать вопросы тихо, аккуратно, сдержанно. Так, чтобы Егор не испугался: не стал снова бунтовать и уходить от ответа насчёт пожара.
Читать рассказ сначала:
Предыдущая часть:
— Она подарила мне портфель, такой уродливый, синий с красными буквами. Ужасный, — пробормотал Егор, говоря о Кристине. — А Альке куклу. Алька обрадовалась и начала везде с ней по дому ходить, будто у неё других кукол нет…
Он тут же прервался и насупился. Было видно, как тяжело ему даётся эта история.
— И что ты с портфелем сделал?
— Выкинуть хотел. Больно нужен он мне…
Ира чувствовала, что они снова зашли в тупик. Рассказ о своём негодовании по поводу рюкзака Егор повторил ей уже несколько раз.
— А дальше? — тихо спросила она и взяла его за руку. — Сынок, ты можешь мне сказать всё, как есть. Не бойся.
Егор попытался спрятать глаза, налитые слезами и ненавистью:
— Отец сказал мне, что я плохо с Кристиной поступил. Не отблагодарил её за подарок. А мне что с её подарка? Я не просил… Ну и начал потом докапываться до меня: «подойди да подойди, скажи спасибо». А я, может, не хотел к ней подходить! Ненавижу я Кристину его. Это из-за неё мы здесь! С какой радости я должен благодарить её?
Ира сглотнула. Ей нечего было ответить на претензии сына: несмотря на свой возраст, он задавал очень взрослые вопросы. И был на сто процентов прав: с какой, чёрт возьми, радости?
Пока она прокручивала у себя в голове эти мысли, ярость по отношению к Андрею вскрипала с новой силой.
—…отец мне в наказание велел за бочкой с мусором следить, что во дворе, — продолжил Егор. — Он решил с утра сжечь старое барахло из сарая, чтобы освободить место. Сам в дом пошёл, а Кристина куда-то за ворота ушла, в магазин что ли… Ну… я взял рюкзак этот и куклу у Альки, пошёл во двор…
Он замолчал, и Ира крепче стиснула его ладонь.
—…кинул портфель в эту кучу, — Егор перешёл на шёпот, и той пришлось подвинуться к нему ближе, чтобы расслышать всё. — Он медленно горел. Пока горел, я просто поднёс Алькину куклу к огню, а волосы эти кукольные как вспыхнули…
Ира слушала объяснения сына с замиранием сердца. По его словам, Алёнкина кукла в руках Егора начала так быстро плавиться и изрядно дымить, что он даже обжёг себе руку. А потом, недолго думая, кинул её обугленной прямо в открытую форточку, в кладовую, где всякие банки-заготовки у них стояли.
— Я не знаю, зачем это сделал, мам, — признался Егор, посмотрев ей в глаза. Его нижняя губа подрагивала, он еле держался, чтобы не разрыдаться. — Но разве это справедливо?.. Что он с нами сделал? Раз мы без дома, пусть и он без дома остаётся.
Внезапно взгляд сына из мокрого и сокрушённого превратился в мстительный. Он не раскаивался, как можно было подумать поначалу. Он понимал, что сделал ужасное, и Ире было жутковато от этого — всё лицо её вмиг посерело. Она всё пыталась прикинуть в голове, что Егор наверняка запаниковал, испугался дыма и кинул горящую куклу в окно случайно, но слова сына перерубали на корню любые её теории о несчастном случае.
— Егор… — прошептала она, прислонив свободную руку к груди. Подходящих к такой ситуации слов у неё не находилось, поэтому Ира тут же замолкла.
— Ты обо всём расскажешь в больнице? — с разочарованием спросил сын.
— Конечно, нет, — поспешила тут же ответить та, чтобы в их разговоре и намёку не было на недоверие. — Это останется только между нами. Я же обещала тебе. Я всегда буду на твоей стороне.
Егор чуть слышно выдохнул. Странное выражение было у него на лице: сожаление и страх разбавляли гневные нотки во взгляде. Его глаза в момент стали такими взрослыми — Ира на секунду осознала, что совсем не узнаёт своего сына. Будто он уже не был тем тихим и скромным мальчишкой, с которым она ходила в лес по грибы и заполняла вместе прописи.
Ира хотела сказать ему что-то вроде «так или иначе, ты поступил нехорошо, из-за тебя пострадал твой родной отец» — то, что обязана сказать каждая мама, чей ребёнок совершил такой страшный поступок. Но вместо этого она просто обняла его. Обняла и заплакала сама. Ей было ничуть не жаль больного Андрея, Кристину, которая вместо крепкого мужика в расцвете сил заполучился инвалида, даже себя ей жалко не было. Ей было жаль только Егора — своего сына, который решил отомстить за мать и остался в неоплатном долгу у Бога и собственной совести.
В какой-то степени она обвиняла саму себя в том, что случилось. Ведь если бы она смолоду задумывалась о самостоятельности, если б не была так наивна и беспомощна, то всё могло быть иначе. Узнав о любовнице, она бы развелась с Андреем, взяла сына и дочку и уехала бы прочь, а главное: была бы с деньгами и не попала бы с детьми в приют. Не расклеилась бы перед Егором, а он бы не подумал так страшно мстить своему отцу, в конце концов.
Она размышляла об этом всю дорогу до церкви, куда внезапно решила сходить после разговора с сыном, чтобы отвести душу. Ира даже подумала, что ей стоит поговорить с батюшкой, чтобы он подсказал ей, как быть и что лучше предпринять в сложившейся ситуации. Глобально вина за инвалидность Андрея и впрямь была на Ире, пускай и сделано всё было руками Егора. Возможно, ей и вправду стоит как-то снять грех с души и помочь Кристине. Хотя как это сделать, когда в кармане у тебя пятьсот рублей — ей не даже не представлялось. О сотне тысяч — и речи быть не могло.
Ира подняла с плеч платок, отворила дверь и вошла в практически пустынную церковь, где в уголке сидели лишь три бабульки, переговариваясь между собой, а сам зал утопал в молчании. Она начала было искать глазами свободную послушницу, чтобы спросить её о батюшке, как вдруг её взгляд наткнулся на Виктора.
Того самого Виктора, из-за кого она хотела сбежать в церковь и стать трудницей. От осознания собственной глупости, которую Ира чуть не сделала больше месяца назад, у неё заболела голова.
Их глаза случайно встретились, и Ира увела взгляд первой. Ей всё ещё было неловко, даже несмотря на то, что голову атаковали совершенно другие мысли. Когда он сделал шаг навстречу к ней, у той аж дыхание перехватило.
— Перестал вас видеть в церкви, Ира, — мягко сказал Виктор, подойдя к ней чуть ближе. Голос его был вежливым и немного смущённым. — Надеюсь, я вас не обидел.
— Нисколько, — равнодушно отозвалась та, стараясь, чтобы её голос звучал уверенней. — У меня выдались не самые простые дни. Скажите, отца Георгия не видели сегодня на службе?
Виктор задумался, явно не ожидая такого внезапного вопроса:
— Кажется, он уехал. Видел его выходящим из церкви…
— Жаль. Надеялась его застать.
Виктор, кажется, впервые смотрел на неё с заинтересованностью. Лицо его выглядело всё таким же добрым, а вот былая грусть, которая постоянно сопровождала его взгляд все те дни, когда они пересекались с Ирой, как будто испарилась.
— Ладно. Тогда пойду, — сказала Ира и повернула обратно к дверям. Платок легонько слетел с её головы на плечи и она тут же услышала:
— Ира, постойте.
Бабульки в углу перестали ворковать и обратили свои взгляды на них. Ира затормозила, а Виктор, смущённый от собственного оклика, мягко подплыл к ней с виноватыми глазами.
— Я всё это время хотел извиниться за тот неучтивый разговор…
— Не нужно, — отрезала Ира, заливаясь краской. — Вы сказали всё честно.
— И всё же, дело было вовсе не в вас. Надеюсь, вы не подумали… У меня тоже тогда выдались непростые дни.
Виктор попытался улыбнуться, и Ира почувствала, что эта улыбка больше не будоражит её так, как взбудоражила бы раньше.
— Не подумала, — успокоила она его. — Бывает. И вы меня извините за такое нелепое знакоство.
Они оба замолчали, и Ира закусила губу, поглядывая на дверь.
— Возможно, у вас появится когда-нибудь время прогуляться, — тихо произнёс Виктор, так, чтобы бабульки в церкви не услышали. — Если вдруг захотите поговорить с кем-нибудь.
— Возможно, — пожала плечами Ира.
— Тогда вы знаете, где искать меня. Буду рад, в общем.
Та кивнула, нелепо помахала ему и быстрыми шагами засеменила к выходу.
Продолжение…