Глава 2
1997 год
– Ты будешь моим мужем, а Славка – Викиным. Держи.
Лера сунула Андрею в руки куклу-пупса. Она бы никогда не выбрала Андрея в мужья, но в группе в этот час их и оставалось всего четверо, телевизор, который воспитательница включала в таких случаях, сломался, и им велели поиграть в спокойную игру.
Андрей уставился на пупса. Во рту у того торчала соска. Вытащив её, он заинтересовался – соска была не круглая, а просто палочка. Ткнуть такой в кого – наверняка будет достаточно больно.
– Не хочу я быть твоим мужем, ты некрасивая, – Андрей швырнул пупса под стол и побежал туда, куда и шёл до этого – в туалет. Лера за спиной разревелась, воспитательница оторвалась от стула и пошла её утешать. Это было уже неважно – в кулаке Андрей сжимал соску, и ему надо было поскорее её спрятать. Пусть думают, что она просто выпала и валяется под столами. В туалете он затолкал добычу за бачок унитаза. Потом вытащит и поиграет.
Когда он вернулся, Лера ещё завывала, но за ней уже пришла мама и присоединилась к воспитательнице. Уговаривала не рыдать, а отправиться домой.
– Нянечка будет мыть пол и всё найдёт.
За спиной Лериной мамы появилась и Викина. Андрей подбежал к окну. Где же Соня? Ей бы тоже пора прийти. Это предыдущая няня забирала его всегда последним, а Соня приходила пораньше. Сегодня же нет и нет. На дорожке, ведущей от ворот к двери сада, Сони Андрей не обнаружил.
– Соску Андрей забрал, – вдруг снова завопила Лера уже в приёмной.
– Ничего я не брал, ты её потеряла, дура!
От его последнего слова обе мамы, которых он сейчас видел через дверь из группы в приёмную, как обычно, напряглись. Сейчас, возможно, кто-то из них даже покачает головой. Мамы все одинаковы – миллион раз слышали слово «дура», но всегда на него реагируют. Наверное, если бы у него была мама, ей бы тоже оно не нравилось.
Воспитательница стиснула его за плечи, усадила за столик и дала книжку-раскраску с черепашками ниндзя.
– Посиди тихо, порисуй.
Андрей взял красный фломастер. Мамы в приёмной переговаривались, но теперь их было не слышно. Он не любил это время. Хотя папа давно всё ему объяснил. Когда Андрей был ещё совсем маленький и спросил – где моя мама. Папа сказал – нет, и это нормально. У Ромки нет такой машинки на радиоуправлении, как есть у Андрея, у папы нет личного самолёта, у мужа их консьержки и вовсе нет ноги. А у Андрея нет мамы. Нельзя иметь всё сразу. Это было нормально, но по вечерам, когда всех забирали, порой всё-таки печалило. Лучше бы у него не было машинки. Наверное.
Исчеркав панцирь одной черепашки красным – ему редко удавалось закрасить картинку красиво и не вылезть за контуры, но сейчас он и не старался, – Андрей увидел, как забирают и Славку.
– Где твоя Соня-то? – спросила его нянечка, будто он мог знать. И предложила ему печенье, оставшееся от полдника.
– Не хочу.
Красный фломастер прорвал бумагу.
– Андрей, черепашки же зелёные, – напомнила нянечка.
– Эту раздавил автобус. Это кровь.
Как выглядит черепашка после наезда автобуса, он знать не мог. Только однажды видел на дороге сбитую собаку. Живот у собаки был тёмно-красный.
– Она сдохла. Вторая тоже.
– Ну у тебя и фантазия. Кошмар, – нянечка ушла мыть пол в спальне.
Оказывается, никто не живёт вечно. Все умирают. И собаки, и черепашки, и люди. Может быть, его мама тоже умерла. Но такое папа не рассказывал, а на вопрос об этом велел закрыть рот и уйти. С подобными командами лучше было не шутить. Тогда Андрей подумал – всё-таки умерла. В сказках и мультиках мамы не исчезают без серьёзных причин.
Воспитательница, выходившая из группы, вернулась и сказала нянечке, что звонила отцу Андрея и узнала – Соня заболела. Так, что поехала в больницу на скорой помощи. А отец планировал забрать Андрея сам, но не успевает. Поэтому она увезёт Андрея к папе на работу.
– Собирайся, поедем.
Забежав в туалет, Андрей забрал соску от пупса. Теперь можно было положить её в карман. Карманы воспитательница могла проверить лишь сразу после происшествия. А так все поверили, что соска куда-то отлетела, когда пупс ударился о пол. Он уже не совсем понимал, зачем ему эта игрушка. Даже не игрушка – деталь девчачьей игрушки. Полчаса назад казалось – нужна, а теперь, ощупывая её в кармане, он думал – не такая уж она и острая, да и колоть кого-то соской – глупо. Для этого лучше подходят гвоздь или палка. Но вытащить и оставить в группе всё-таки не решился. Вдруг пригодится.
– Да сядь же ты спокойно! Так делать нельзя!
В автобусе он баловался – лез облизать стекло, падал на пол, принимался смеяться, хотя ему было не так уж и весело. Понимал, что ведёт себя ужасно, но это ведь было не в группе. Когда кто-то баловался в группе – воспитательница непременно жаловалась родителям. А в автобусе? Папа никогда не говорил – веди себя с воспитательницей хорошо, если окажешься в автобусе. Так что он и не обязан. К тому же если он надоест, воспитательница может взять его на руки. Она так делала с детьми, если их не удавалось успокоить. Особенно на прогулке, где нет углов. Посадит на себя и прижмёт. Такое наказание Андрею даже нравилось, хотя вслух бы он в этом никогда не признался.
– Иди сюда. Ты, может быть, устал?
Сработало. Андрей оказался у воспитательницы на руках и уже спокойно глядел в окно. Не так уж и плохо, что Соня заболела. Он прокатится к папе на работу. Его работа недавно переехала из старого помещения в новое. И в новом Андрей ещё не был.
Здание, куда они пришли, оказалось огромным, в нём было много окон, и сейчас, летним вечером, в каждом отражалось солнце. Вращающаяся дверь, гладкая плитка на полу, лифт, гораздо больше, чем в их доме – это всё выглядело очень интересно. Выйдя из лифта, они прошли по коридорам и оказались в большом кабинете. Отец был там, но, как обычно, чем-то занят. Только и сказал воспитательнице «спасибо» и дал денег. Она ушла, а Андрей услышал:
– Можешь пока тут погулять. Смотри, потом это всё будет твоё.
Это означало – «ко мне лезть не надо, выйди в коридор и гуляй там».
Коридоров тут было много и все незнакомые. Ходить по незнакомым местам не хотелось, и Андрей пошёл туда, где уже был – к лифту. В лифт заходили люди. Он зашёл тоже. И вышел вместе с последним человеком в синем комбинезоне. Коридоры тут выглядели не так красиво, как наверху. Было не так светло. На стенах нарисованы какие-то стрелки. Ещё тут негромко гудело. Андрей повернулся к лифту и понял – он понятия не имеет, как им воспользоваться. Ведь это не такой лифт, как у них дома. Тогда он пошёл по коридору вперёд – не надо расстраиваться, надо найти взрослого и попросить помощи…
Андрей остановился. Перед ним было огромнейшее помещение. Такое, в которых в кино стоят танки или самолёты. Бесконечное. Только вместо самолётов тут было много швейных машин, и за каждой – тётенька в голубой косынке. Только за крайней машинкой никого не было. Андрею вдруг стало страшно. Если бы он увидел тут одного человека – то попросил бы его нажать нужную кнопку лифта, но когда людей море и все заняты… Быстро оглядевшись, он влез под пустующую крайнюю машинку и сжал в кармане своё не очень пригодное оружие – соску от пупса. Сжал, а потом сунул в рот и принялся грызть. Папа сказал – это всё будет принадлежать Андрею. А зачем Андрею полный зал тётенек в косынках? Из толпы тёток обычно выбирают нянь. Но потом, когда он уже вырастет, няня ему будет не нужна. И швейные машинки… Зачем? Хотя вот под этой довольно удобно. И даже не так страшно, как снаружи. Тут он почувствовал то, о чём говорила воспитательница, – он устал. Не спал сегодня в тихий час, поэтому и устал. Папа любил, когда он уставал. Не так, когда ещё начинаешь беситься и не знаешь, куда себя девать, а так, когда уже падаешь на диван и тихо лежишь или сидишь. Взрослым нравятся тихо сидящие дети. На всех взрослых, конечно, наплевать, но нравиться собственному папе Андрею хотелось. Поэтому иногда он специально крутился в кровати, чтобы не уснуть и к вечеру вымотаться. После вкусного обеда это было нелёгкой задачей. Но вот сегодня он справился.
Проведя языком по палочке во рту, Андрей понял – он разгрыз эту соску. Так, что она уже не влезет в пупса, даже если её вернуть. Ну что ж. У кого-то нет самолёта, ноги или мамы, у Леркиной куклы не будет соски. И это совсем неважно. Просто так устроен мир. Андрей зевнул, выронил испорченную игрушку и понял, что глаза у него закрываются.