оглавление канала
Только понимал, что должен идти, иначе может не успеть. Не успеть что? Этого он тоже не знал. Но это было что-то очень важное, что-то такое, от чего зависела не просто его жизнь, а зависело очень, очень многое…
Сделав еще несколько шагов вперед, он вдруг остановился, словно чей-то тихий голос прошептал ему в самое ухо: «Стой!» Он стоял, растерянно оглядываясь, не понимая, что происходит, и почему он не может идти дальше. Внезапно, где-то из-за плотной стены тумана зазвучала мелодия. Высокий женский голос выводил песню. Слов он не мог разобрать, но ему и не нужны были слова. В этой музыке слышалась боль и страсть которые испытывает тоскующая душа при взгляде в пронзительно-синее осеннее небо, в котором виднеется улетающий в теплые края журавлиный клин, покидающий Родину. Вдруг он ощутил слабый порыв ветра, который стал скручивать этот густой туман, словно вязальщица, сматывающая клубок шерсти. И тогда он увидел, что прямо перед ним была пропасть. Если бы он не остановился, то… И тут Олег заметил на краю этой пропасти в нескольких шагах от себя фигуру женщины, стоявшую к нему спиной. Ветер тихонько шевелил ее светлые волосы с крупными завитками, и от всей ее фигуры веяло какой-то отчаянной болью. Ему вдруг нестерпимо захотелось ее обнять, утешить, зарыться лицом в ее светлые волосы, почувствовать исходящий от них запах луговых трав. Он сделал шаг по направлению к ней, и тут она обернулась. Прямо ему в глаза смотрели ее глаза, похожие на рысьи, медово-зеленые с несколькими крапинками у самого зрачка. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, зрачок в зрачок, не отрываясь, и кажется, даже не дыша. Она вдруг опустила взгляд, и сделала один маленький шажок назад, оказавшись на самом краю пропасти. Казалось, еще только один порыв ветра и она сорвется вниз, в серую клубящуюся тьму. Олег замер, опасаясь неловким движением или звуком нарушить это ее хрупкое равновесие на краю. Только стук собственного сердца нарушал глухую, вязкую, как прошлогодний мед, тишину. Она задумчиво посмотрела на него и вдруг тихо спросила:
- Почему ты так долго не шел ко мне? Я так давно тебя жду…
Он растерянно молчал, не зная, что ей ответить. В ее рысьих глазах мелькнула усмешка. И она сделал еще один очень маленький шажок, балансируя на краю, будто собираясь взлететь. Губы ее разомкнулись, и она очень тихо, почти неслышно, прошептала:
- Я жду тебя…
И вдруг туман на дне пропасти словно взорвался, поднимаясь с самого дна и охватывая со всех сторон всю фигуру незнакомки, словно ревущее пламя, в котором стали мелькать радужные всполохи. Я жду тебя… Он проснулся с судорожным всхлипом, все еще слыша в голове ее голос и ту, тоскующую по неведомому, песню. Сердце стучало кузнечным молотом в груди, словно собиралось проломить грудную клетку. В пещере было темно, можно было различить только едва рдеющие угли костра. Олег огляделся, не в силах еще разделить сон и явь, стараясь уловить хотя бы тень, той, которая пела для него эту песню. Если бы кто-нибудь спросил его, почему он так уверен, что ОНА пела ее именно для него, он бы не смог ответить. Но был твердо уверен в этом, как и в том, что его зовут Олег.
Конечно же, пещера была пуста. И он застонал от отчаянья, от невозможности вернуть ускользнувший сон, тяжесть невосполнимой потери словно придавила его к земле, и он опять упал на пихтовую лапку, закрыв глаза, как будто мог таким образом вернуться обратно в свой сон, чтобы еще раз заглянуть в, похожие на рысьи, глаза. Олег лежал так до тех пор, пока холод на стал сковывать все его члены. С трудом встал, и в первую очередь, подбросил дров в почти погасший костер. Пламя весело принялось жевать сухую древесину, даря радость тепла. Все не бывает просто так… Эту фразу, когда-то произнесенную Туралом он вспоминал всегда. В самые свои тяжелые грязные и холодные бессонные ночи, наполненные тоской и отчаяньем, когда исподволь, коварной змеей подкрадывалось в ночной темноте искушение, взять и закончить свою жизнь прямо здесь и сейчас. И эта простая мысль, что все дается не зря, не просто так, помогала ему держаться, помогала не скатиться в бездну отчаянья и безысходности. Вот и сейчас, глядя на пламя костра, он вдруг твердо уверился, что обязательно найдет ее, ту, которая его ждет. А в чистом от туч небе зажигались, словно огоньки на праздничной елке, звезды.
Олегу удалось устроиться на работу в поселке, где была расположена зона, в которой сидели его друзья. Можно сказать, ему повезло, если так допустимо было выразиться о смерти старого человека. Старый кочегар в котельной заболел и умер, и Олега взяли на его место, предварительно проверив его способности разбираться в котлах. Он научился этому еще в зоне, по своей привычке никогда не упуская возможность научиться чему-нибудь новому. У них в кочегарке работал пожилой зэк по кличке «Матерый». Его периодически мучал ревматизм, и Олег помог ему от него избавиться, делая простые процедуры. В благодарность, Матерый учил его всему тому, что знал сам. А знал он немало. Когда-то, он работал инженером на котельном заводе, и даже смог продвинуть некоторые свои изобретения в производство. О том, как и почему Матерый оказался на зоне, Олег не спрашивал. Ему это было совершенно безразлично. Он видел перед собой человека, страдающего от болей, и считал, что должен ему помочь, только и всего.
И вот теперь, он с благодарностью вспоминал уроки Матерого. Сейчас они ему очень пригодились. Разумеется, если бы в стране на этот момент не царил всеобщий хаос, ему бы никогда не доверили котельную. Но между перспективой разморозить всю отопительную систему поселка, и принятием на работу бывшего зэка, хоть как-то разбирающегося во всей этой отопительной «кухне», глава администрации, а по-старому, председатель сельсовета, принял единственно правильное решение. Стоял конец марта, и ночами еще крепко подмораживало. Сначала Валерий Николаич, так звали главу поселка, каждый день по нескольку раз наведывался в котельную, присматриваясь к странному работнику. Потом он понял, что ему, да и всему поселку сказочно повезло найти подобный самородок в большой куче золы. Олег добросовестно выполнял свои обязанности, не пил, никакими дурными делами не занимался, был молчалив и исполнителен, и его совсем не смущала та мизерная зарплата, которую не очень регулярно выплачивали ему за работу. И Валерий Николаевич успокоился, и даже пообещал, что с окончанием отопительного сезона, не даст ему умереть с голоду, пристроит на какую-нибудь работу, до следующей зимы.