- Да вы проходите, проходите! Идите в кухню! - Женщина отступила в глубину коридора, торопливо вытерла руки о фартук. - А я как раз супчик сварила, сейчас и пообедаем.
Самохин протестующе затряс головой и, защищаясь от гостеприимства радушной хозяйки, поднял руки, смущенно улыбнулся.
- Нет-нет! Спасибо! Не положено, да и сыт я...
Любовь Спиридоновна взглянула на гостя поверх очков и, уловив предательское урчание будто нарочно подавшего «голос» голодного живота, по-матерински сокрушенно покачала головой, придвинула к столу табуретку.
- Да чего уж там «не положено»... Садись, говорю! Сутки, поди, уж не ел?.. Домой начальство теперь не отпускает, верно? А на наши забегаловки никаких зарплат не хватит… Садись, сынок, не стесняйся, не обижай меня, старуху. Я ведь от чистого сердца. Это ты из рук убийцы хлеба принять не можешь, а я-то тебя чем обижу?..
Самохин напрягся.
- А про убийство откуда знаете?
- Не в лесу живем... Весь двор, как улей, гудит.
- Ну и оперативность у вас...
- А то... Мы здесь, почитай, уже полвека вместе. Можно сказать, сроднились. И Аленка не чужой была, она же на наших глазах выросла. Конечно, переживаем.
- Хорошим была человеком?
Самохин уже освоился, отложил на подоконник папку, уселся за стол, склонился над парующей тарелкой.
Любовь Спиридоновна придвинула к нему хлебницу, коротко кивнула.
- Хорошим.
- Почему же она тогда съехала от вас? Поссорилась с кем?
- На счет ссор не знаю, не скажу, а вот что беззлобная была - это факт.
- Ее любили?
- Гм... Она же не родня, не благодетель... За что любить-то?.. Просто человек... жила себе...
- С кем она общалась, с кем дружила? Кто из соседей был ей по-приятельски особенно близок?
- Никто. Да и какое приятельство, когда все сами по себе. Это раньше бывало и праздники вместе, и поминки. А ныне... И времена другие, и настроение другое. Хорошее ушло...
Любовь Спиридоновна вдруг нахмурилась, замолчала, опустила глаза. Самохин почувствовал ее замешательство, не стал настаивать, с аппетитом принялся за еду. Только управившись с обедом и выпив большую кружку компота, он вытер губы салфеткой, поставил локти на стол, всем видом демонстрируя, что не торопится и готов слушать. Любовь Спиридоновна убрала посуду, уселась напротив, смущенно затеребила край передника.
- Что же... Конечно... Говорить и думать о ней можно теперь все, что угодно. Тем более такая смерть... Но если вы думаете, что это сделал кто-то из нас, ее бывших соседей... Право, не знаю... - Женщина смутилась, потупилась, повозила пальчиком по скатерти – Её уважали. Очень...
- Было за что?
Самохин в упор рассматривал хозяйку и та, не выдерживая его взгляда, вдруг покраснела, заволновалась.
- Как же не зауважаешь?.. Еще бы... Да ее у нас боялись!
- Интересно...
Любовь Спиридоновна сделал большие глаза, наклонилась к столу, прошептала.
- Говорят, она была связана с мафией!
- Вот даже как...
- Хорошо, я расскажу... Пусть простит мне Господь, потому что о покойниках либо хорошо, либо ничего... Ну да что делать?.. Из песни слов не выбросишь, и что было, то было. Хотя с другой стороны - ничего такого в этом нет, лишь эпизод... Но только после этого всё и изменилось. Все вокруг вдруг поняли, что наша-то Лена того... что это уже не та «леночка», какую мы все знали... Мы живем в этом доме уже очень много лет, почти с заселения. Конечно, некоторые съезжали, умирали, на их место въезжали другие, и не всегда нам везло с соседями. Люди случались разные. Но однажды поселились Пентюхи. И это было нечто, поверьте! Сказать, что они были страшными людьми, значит, не сказать ничего. Он - делец, бизнесмен, она - пенсионерка, домохозяйка. Я не знаю отчего люди могут быть такими и так себя вести... Невозможно, чтобы просто от безделья. Но когда они вселились, все как будто умерло, перевернулось, стало с ног на голову. О них боятся вспоминать даже теперь, это как будто пережить страшную эпидемию, переболеть смертельной болезнью. Они мучили и изводили всех. Их боялись. Даже ни так - их страшились! Они могли затравить, растоптать любого. Клевета, доносы, а уж гадости... Ах, сколько горя они принесли! Скольким людям жизни укоротили!.. Здесь у нас, в соседнем дворе, жила - сейчас она съехала - семья, которую они едва живьем не уложили в могилу. Он, этот бизнесмен, был школьным товарищем нашего Андрюши. Говорят, он вошел к нему в доверие, а потом подставил... Да только ли его?! С ними, с Пентюхами, боялись пересекаться даже случайно, даже на улице. Не поверите, но люди, возвращаясь с работы, передвигались по двору короткими перебежками, стараясь незаметно прокрасться в собственные квартиры! И так в течение многих лет. Они наслаждались нашими мучениями, нашим страхом, нашим перед ними унижением…
- Отчего вы не жаловались?
Любовь Спиридоновна всплеснула руками.
- Куда, кому?! Этот негодяй держал за горло весь город. Его, говорят, даже бандюки боялись!
- И что же Шкуро ?
Любовь Спиридоновна вдруг повеселела.
- Было дело... Я тогда возилась в кухне. Вдруг слышу шум за окном. Тихонько отодвинула занавеску, гляжу: во двор въехало несколько машин. Все черные, блестящие, дорогие иномарки. Как в кино. Из них вышли люди, тоже все в черном. Только кто-то - в строгих дорогих костюмах, кто-то был одет по-спортивному. Разделились. Одни сразу стали у входа в арку ворот, охранять, значит, другие пошли в подъезд, где жили Пентюхи. Еще через несколько минут их вывели. Мамаша, помню, только охала, прижимала к груди руки, боялась плакать. Бледная, взъерошенная, как будто сразу похудевшая. Куда только и спесь делась. Сам бизнесмен пытался было протестовать. Но слабо, безвольно. Было очень заметно, что он трусит. Лицо какое-то потерянное, серое, безжизненное. Внезапно он оживился, засеменил к одной из машин. Я слежу за ним, и что вижу?!! Недалеко от одной иномарки на низком стульчике сидит... Кто, кто бы вы думали?! Наша Елена! Она пила кофе. Кофе был, наверное, очень горячим, потому что кружка от термоса сильно парила, и Аленка только слегка ее пригубляла, пила мелкими глотками. Пентюх приблизился, стал рядом, сбоку от ее руки, а потом, будто изнемогая от горя, вдруг преломился пополам, упал на колени. Он стал что-то быстро и страстно говорить, что-то объяснять, о чем-то просить. А Лена... Она даже не повернулась, ни разу не взглянула на него, продолжала сидеть, смотреть куда-то перед собой, пить теми же маленькими глоточками. А потом... Потом она вдруг даже не рассердилась, нет, а словно он, этот унижавшийся перед ней человек, ей надоел, сделала короткий взмах рукой, - вот так - и целая кружка обжигающего кипятка выплеснулась ему в лицо. Он отпрянул, схватился за глаза, но, видимо, не смея обидеться, продолжал сидеть, вздрагивать всем телом. Аленка что-то коротко приказала, и пара здоровенных охранников подхватила мамашу и сынка, повели к одной из машин, затолкали на заднее сидение. Затем она поднялась, отдала термос, села в другую машину. За ней захлопнули дверцу, убрали стульчик, и вся эта кавалькада быстро выехала со двора. Мне потом рассказывали соседи, те, кто жили напротив Пентюхов: тем несчастным не разрешили взять из квартиры даже самое необходимое и вывели в чем они стояли. Я слышала, говорили, что Роман Александрович вскорости погиб, а его мать, не прижившись ни у кого из родни, попала в дом престарелых. Здесь они больше не появлялись, а квартиру их продали - там сейчас какие-то учителя живут.
- Почему вы решили, что Шкуро была связана с мафией?
Любовь Спиридоновна вскинула на Самохина изумленные глаза и, поражаясь крайней несуразности вопроса, развела руками.
- А как же, то есть?! Если Пентюх был мафиози, то кем же должна была быть наша Лена, если он от страха перед ней упал на колени?! Пентюха боялись, перед ним трепетали, перед ним и его мамашей заискивали и лебезили, - а эти вот так просто взяли и приехали... Да не ночью, а днем! И на глазах у всего дома, как старых марионеток, затолкали в зад машины, вывезли вон. А ведь он, говорят, еще и депутатом был, мог бы, наверное, пожаловаться...
- Наверное, мог. Конечно... - Самохин помолчал. - Вы вообще общались с ней?
- С Аленкой-то? Последнее время, я имею в виду, когда она еще жила здесь, нет. Не доводилось. Я ее почти не видела. Она ведь где-то работала. Да и какие у меня, старухи, могли быть с ней общие интересы? Это раньше, когда еще тетка ее жива была, случалось, захаживала к ним.
- Понятно. И все же, с кем она особенно здесь близка была? Остались же, наверное, какие-то друзья, школьные подруги, товарищи?
- Остались. Да только одних вы уже опросили, а другие... - Любовь Спиридоновна вдруг спохватилась. - Да вы с Викой Мезенцевой поговорите! Ну, конечно! И как это я сразу не сообразила! Это кума ее - Аленка сынка ее крестила, Геннадия. Вот только нет ее сейчас - они с моей Зинаидой на семинар уехали, завтра как раз вернуться. Вы адрес и телефон ее запишите, она здесь недалеко живет.
(продолжение следует...)
Р. S. кто хочет читать все главы произведения подряд, заходите ко мне в ленту - один клик мышкой в аватарку (женщину в белом в кружке)...