Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
В первой части мы вспомнили, как именно произошло открытие Некрасовым нового автора - графа Льва Толстого. Мелькнула в одном из писем фамилия "Авдеев" - в том контексте, что и Авдеев был в числе тех, кому "Современник" ничего не заплатил за первую напечатанную вещь, а после перевёл на полистовую систему гонорара. Чтобы графу было не обидно, упомянуты были вместе с Авдеевым и совсем маститые тогда авторы - Дружинин и Гончаров. Итак, кто же таков - этот Авдеев, что упоминается в числе персон именитых?
С лёту и не ответишь... Даже имея за плечами солидные по качеству преподавания советские среднее и высшее образования. "Это мы не проходили, это нам не задавали, тарам-пам-пам..." А, между тем, в 1850-м "Современник" опубликовал роман Михаила Васильевича Авдеева "Тамарин" - вещь, которая сразу сделала автора если не знаменитым, то весьма известным. Но сперва - письмо Некрасова-редактора Авдееву от 11 января 1850 года.
Милостивый государь!
Сегодня только я немного успокоился, выпустив третьего дня первую книжку «Современника». В этой книжке я поместил половину Вашей повести. Скажу вообще: эта повесть настолько хороша, что можно ее напечатать в журнале с удовольствием; но сходство всей ее постройки и даже некоторых частностей слишком явно напоминает Лермонтова. Впрочем, об этом надо говорить много, а мне теперь некогда; итак, скажу только общий вывод: несмотря на свою подражательность, повесть эта выказывает в авторе талант, а еще более ум и такт. Это такие вещи, с которыми смело можно продолжать писать, что я Вам и советую. Я убежден, что Вы напишете много хороших вещей, да если б Вы и не писали ничего лучше первых Ваших трудов, то и тогда жаль было бы, если б Вы перестали писать. Это мнение не только мое, но и многих других.
Из первой половины Вашей повести вышло 3 листа, из второй — выйдет 2 1/2. Посылаю Вам при сем до расчета сто рублей серебром. Как только Вашей повести вторая половина пройдет через цензуру, я тотчас вышлю Вам остальные деньги. Напишите, высылать ли Вам «Современник» в Ярославль? Вы, кажется, сюда хотели приехать; очень будет приятно познакомиться.
Извините, что мало пишу. Ваш покорнейший слуга
Некрасову здесь нет ещё и тридцати. А деловая хватка - как у Краевского, знаменитого его (и весьма зубастого) конкурента по "журнальным войнам". Впрочем, столько же - и автору "Тамарина", они с Некрасовым ровесники.
Несколько настораживает сходство конструкции повести с Лермонтовым, явная отсылка к "Герою нашего времени". Что же, и взаправду "Тамарин" - вещь подражательская и беспомощная в своей претензии на самостоятельность? А как же знаменитый редакторский нюх Некрасова? Что-то здесь не так. Давайте познакомимся с "Тамариным" поближе...
Сперва предлагаю почитать более позднее хронологически предисловие самого автора к полному изданию романа.
- Настоящий роман был напечатан отдельными повестями в «Современнике» 1849, 1850 и 1851 годов. Это раздробление имело свои неудобства: общая идея романа и развитие и изменение характеров, представляясь по частям, не были вполне ясны и не производили цельного впечатления. Издавая ныне этот роман вполне, я считаю нужным сказать несколько слов о цели, с которой он был задуман, и моем взгляде на ее исполнение. Автор разбора сочинений Пушкина (в «Отечественных записках») заметил, что Онегин и Печорин составляют один тип и что характер Печорина есть тот же характер Онегина, изменившийся при последовательном развитии. Это замечание, по моему мнению весьма справедливое, дало мне мысль проследить дальнейшее развитие типа героев своего времени, имевшего еще и в нашем своих представителей. Вот цель, с которой я задумал Тамарина. Характер этот, породивший столько разнородных толков, требует объяснения... Люди с умом сильным, с душой, жаждущей деятельности, но не умевшие найти полезного и благородного приложения этой деятельности, увлеклись печоринством. Оно было по ним; оно успокаивало их неугомонное самолюбие, давало пищу их бессильной энергии: оно помогало им обманывать самих себя. С этих-то действительных Печориных писан мой Тамарин – тип замечательный и интересный, имевший свое блистательное время, когда и сам он, и другие верили в его искренность, и доживший в наших глазах до полного и горького разочарования. Описать то и другое, показать обществу и человеку, как они добродушно обманывались, и показать разоблачение этого обмана – вот в чем была моя задача; вот отчего упрек в сходстве с Печориным первым повестям этого романа....
Пожалуй, что заинтриговал. Хотяяя... так, конечно, можно оправдать любое эпигонство. Дескать, то - Печорин, а вот у меня Тамарин, так сказать, "Печорин в развитии"... Впрочем, прежде чем судить, лучше всего, конечно, ознакомиться с началом, так сказать, "фасадно".
"Весной 184* года я возвратился благополучно в свое родовое Редькино, которое, по домашним обстоятельствам, ездил перезакладывать в Московский опекунский совет. Вечером за самоваром, который был подан часом позже обыкновенного, потому что моя Марья Ивановна рассматривала и примеривала чепцы да уборы, привезенные мной с Кузнецкого моста, я наслаждался семейным счастьем. В саду перед окнами мои четверо мальчишек пересматривали и рвали книжки с картинками, отнимали у сестры куклы, кричали и возились, несмотря на присутствие двух нянек, которые сидели в пяти шагах. Я, куря трубку, любовался ими, допивал третий стакан чаю, пускал колечки из дыму и слушал жену, которая, отобрав от меня нужные сведения о моей московской жизни, рассказывала свои домашние распоряжения, вновь открытые ею мошенничества по имению, меры исправления и, наконец, жизни и приключения наших соседей. Перебрав по косточкам старых знакомых, очередь дошла до новых; я стал внимательнее.
– В Рыбное приехал, – говорила Марья Ивановна, – новый помещик Тамарин, франт, говорят, такой. Я его еще не видела… Ведь ты его знаешь?
– А! Сергей Петрович приехал! Давно пора; ведь уж два года, как умерла покойница Анна Игнатьевна; я с ним познакомился еще зимой в N. по случаю размежовки, и еще тогда говорил, что надо ему побывать в Рыбном. Насилу послушался!
– Как же, так он тебя и послушался! Большая нужда ему, что в деревне обворовывают! Приехал бы он за этим, если б не было Лидии Петровны!
– А! И Лидия Петровна здесь?
– Здесь, уж недели две, как с мужем притащилась; он старик, а ей лет двадцать пять; такая хорошенькая. Нездорова, говорит, нужен сельский воздух. Невидаль – сельский воздух, будто в Петербурге воздуху нет!
– Как же, матушка! Известно, сельский воздух очень здоров, в книгах пишут и все говорят!
– Вздор все говорят: я вот седьмой год живу в деревне, а все больна.
После этого мне о воздухе спорить было нечего: действительно, дня не проходит, чтобы моя Марья Ивановна чем-нибудь не пожаловалась: то бок завалило, то под ложечкой давит, а сама, прости Господи, так и плывет: всякий месяц капоты расставляют. Странная болезнь такая!
– Ну, что? А каков этот Сергей Петрович? Гордец, говорят.
– Э, полно, матушка! Правда, он немного со странностями и сначала как будто горд, – ну, человек нынешнего века, не нашего поля ягода, – а впрочем, славный малый! Я у него не раз обедывал: гастроном такой.
– Так тебе, душанчик, надо сделать ему визит, и самим отплатить ему хлебом-солью. Поедешь к нему?
– Поеду, матушка, поеду, только меня что-то сон клонит; чаю я больше не хочу, а вели-ка дать поужинать..."
Ну... язык - недурён, некоторая даже интрига создана... Теперь, пожалуй, сказавши "А", как-то неловко и бросать и чтение, и читателя, не представив этого новоявленного... "героя нашего времени".
"... Странный человек был этот Сергей Петрович! Я, например, никогда не видел, чтобы он горячился. Староста ли его надует, а он заметит; призовет старосту, скажет, что он дурак, потому что и надуть порядочно не умеет, – и он у него опять старостой; лакей ли налижется до положенья риз, лыка не вяжет, на ногах не стоит, а уверяет и божится, что маковой росинки во рту не бывало, – у меня вчуже сердце надорвется, а Сергей Петрович с ним и не спорит, велит ему лечь спать и на другой день ничего не сделает! Добр был он очень, а уж язычок – не приведи Бог!..
... Ну, что он такое? Отставной поручик, еще и армейский, владетель каких-нибудь трех сотен душ, не князь, не граф, а Тамарин, то же, что наш брат Попов! За что бы, казалось, считать его лучше себя и других? Так нет, подите же, считаешь себе да и только! Разве что умен? Действительно, умен, в этом и враг его сознается. Да что в этом уме? Какую пользу приносит ему этот ум, позвольте вас спросить? Что он, заставит каждого язык прикусить?! Велика важность! Что ж это за ум, с которым он весь век только глупости делает? Напроказничал что-то в Петербурге, историю имел, карьеру испортил и был бы без гроша, как бы не бабушкино наследство! Да это и всякий сумеет сделать! По-моему, такой ум гроша не стоит!..
... Сергей Петрович был среднего роста, тонок и чрезвычайно строен; ноги и руки крошечные, но мускулистые; черты лица правильные, умные и чрезвычайно спокойные; волосы светлые, мягкие, шелковистые; глаза большие, карие, прекрасные глаза, но странные. Обыкновенно они, как и все лицо его, были очень холодны и покойны; но, казалось, в глубине их таилась какая-то особенная сила. Если он одушевлялся, что, впрочем, бывало довольно редко, то они начинали светиться более и более. Тогда в них одних проявлялось столько воли, твердой и непреклонной, такая сила характера, какую мне никогда не случалось видеть в самых резких и выразительных физиономиях, а в нем и подозревать было нельзя. Вообще он был недурен собой, по-видимому, довольно слабый, бледный, очень грациозный, но медленный в движениях и как будто усталый..."
Пожалуй, довольно. Кажется, становится понятным, отчего, несмотря на, действительно, некоторую схожесть Тамарина с Печориным, Некрасов всё же решился печатать роман молодого автора. Талант имеется, и - я, разумеется, говорю только от своего имени - при вечной моей тоске по классической добротной русской прозе, наличии самой книги в виде книги и хотя бы малости свободного времени как-нибудь прочёл бы "Тамарина". Усадьбы, аллеи, бесконечные беседы, вечерний чай на веранде, соседи, один из которых непременно окажется комическим персонажем, борзые Убегай и Вьюга, входящая в моду эмансипация женщин... Прелестно! "Балы, красавицы, лакеи, юнкера, и вальсы Шуберта..."
Авдеев - автор нескольких романов и... политический подследственный. Арестованный по знаменитому делу Михайлова, провёл несколько месяцев в Петропавловской крепости, после был выслан из столицы сперва в Пензу, затем получил разрешение переехать в своё имение в Оренбургской губернии. Похоронен, между прочим, на Литераторских мостках в Петербурге... Ох, уж эти Литераторские мостки! Непременно надо вновь выбраться к ним - теперь уже следующим летом. Зимой - бессмысленно. Весной все дорожки затоплены, осенью, впрочем, тоже... Решено, да, летом!
А заключить нашу публикацию об "открывателе талантов" хочу ещё одним письмом Некрасова - от 15 сентября 1851 года. Адресовано оно другому автору - к сожалению, в покровительстве и условиях "Современника" к тому времени уже не нуждающемуся. А ведь ещё 4 года назад здесь печатались его "Современные заметки" и "Записки охотника"! Да-да, Ивана Сергеевича Тургенева просит Некрасов...
- Любезный Иван Сергеич! Хотя я и мало надеюсь, чтоб Вы уважили мою просьбу, но так как к ней присоединяется и Ваше обещание, то и решаюсь напомнить Вам о «Современнике». Сей журнал составляет единственную, хотя и слабую и весьма непрочную, но тем не менее единственную опору моего существования, — поэтому не удивитесь, что я уже приставал часто и ныне пристаю к Вам с новою просьбою не забыть прислать нам, что у Вас написано (не смею прибавить: или написать что-нибудь, буде ничего не написано), и поскорее: верите ли, что на XI книжку у нас нет ни строки, ничего — ибо даже уже и «Мертвое озеро» иссякло. Знаю, что скучно получать такие просьбы, но еще тяжелее приставать с ними к человеку, с которым желал бы совсем иначе разговаривать, но делать нечего — необходимость извиняет меня. Я и так долго крепился и молчал, а теперь пришла крайняя нужда. Я надеюсь на Вашу доброту и не прибавляю ничего более. Весь Ваш
Упоминаемое в письме "иссякшее" "Мёртвое озеро" - небольшой роман, затеянный Некрасовым совместно с Авдотьей Панаевой, но, кажется, более всего руке самого Николая Алексеевича и принадлежащий. Уметь лавировать и быть "разным" - целое искусство! Положим, ситуация с материалом для журнала не столь уж и тяжела, как это расписывает Некрасов, но получить новую вещь от ставшего весьма популярным автора - задача крайне важная! И - заметьте - каковы интонации редактора! Местами даже приближаются к некоторому... самоуничижению. И ведь - к слову сказать, просьбу эту Тургенев не очень-то уважил... во всяком случае, что-то, написанное его рукою, появилось лишь в первой книжке "Современника" за следующий год. И то - это была критическая статья на роман г-жи Тур "Племянница". Разбирать его уж мы не станем, но, судя по следующей цитате из той самой статьи Тургенева, достоинства его были весьма скромны.
- Роман начинается не совсем удачно: на сорока шести страницах тянется род вступления, из которого мы, правда, узнаем положение главных действующих лиц, но которое уже потому могло бы быть сокращено, что собственно описания не сильная сторона г-жи Тур: они большей частью выходят у ней слабы и вялы; в ее рисунке нет спокойствия и ясности, ей надобно быть самой увлеченной, чтоб увлечь других, и ее действующие лица становятся по мере возможности живыми только с той минуты, когда они начинают действовать... Главный его (романа - "РРЪ") недостаток — несоразмерная длиннота. Он бы ничего не потерял — мы утверждаем это смело, — если б его сократили наполовину. Чувства меры недостает в г-же Тур...
Кстати, сама госпожа Тур (на самом деле - сестра знаменитого Сухово-Кобылина, к тому времени "в миру" - Елизавета Салиас-де-Турнемир) - тоже "открытие" Некрасова. Она дебютировала в "Современнике" с повестью "Ошибка", в нём же и появилась её "Племянница".
На сегодня мы завершаем. Тема "Современника" - практически бескрайняя, и, не сомневаюсь, я так или иначе не раз ещё вернусь и к "Современнику", и к его редактору, очередная дань памяти которому и есть наш сегодняшний текст.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие публикации цикла "Я к вам пишу...", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде по публикациям на историческую тематику "РУССКIЙ ГЕРОДОТЪ" или в новом каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый гид по каналу
"Младший брат" "Русскаго Резонера" в ЖЖ - "РУССКiЙ ДИВАНЪ" нуждается в вашем внимании