За широкими окнами под шум морского бриза, плавно лился крепкий храп. В комнату нехотя проникали лучи, не по своей воле, а исправно выполняя свою ежедневную работу. Кровать пустовала в хаосе, на паркете валялись скомканные бумаги, прикрывая новый ботинок. Поблескивал дорогой лейбл на пуговицах штанов, свисающих с подоконника. Каждый звук храпа, заставлял подрагивать опрокинутые бутылки на столе.
Звук выходил из-под подушки, что слегка покачивалась за кроватью. Так бы, продолжалось до полудня, если бы не затрезвонил телефон.
Промямлив ругань, из-за кровати появилась голова. Подушка стремительно улетела, приземлившись в остатки вчерашней пиццы.
- Кхр-р... ух… башка трещит. Что там еще?! – разыскивая телефон, шарила рука.
- Иван слушает! – не открывая глаз, промычал молодой человек с опухшими веками.
‑ Ваня, срочно в офис, на разговор!
Парень оживился и попытался вежливо ответить:
- Валерич, буэт сделана…
Голос строго ответил:
- Чтобы через час привел себя в норму, жду!
Стоя у зеркала, Ваня отметил, что опухли не только глаза, но и челюсть.
Отчего он довольно ухмыльнулся:
- Эх! Неплохо я его, а?!
До редакции добрался с огромным опозданием. Босс, видимо нервничал, а секретарь, неодобрительно косилась на синяк под глазом молодого журналиста.
- Заходи уже, присаживайся, - уставившись в кипу бумаг, ответил босс.
- Иван! Без лишних церемоний! Пора нам видать, расстаться. Мне утром звонили из полиции, на тебя дело заводят!
У Вани похолодело внутри, будто к сердцу прикрепили ледяную рельсу, с того самого завода, где он осенью брал интервью у специалиста по импортозамещению. Иван принялся подключать остатки памяти:
«Что я вчера натворил?»
Мысли не клеились, и он лишь потер слегка давящую челюсть.
- Я долго присматривался Вань, скажу, талант у тебя есть. Журналист выйдет, да и читают тебя, как видишь. По части прибыли журнал наш подрос, тоже не без твоей помощи! Но, друг, сам знаешь, как человек ты… мягко говоря, так себе. За год работы у нас куча проблем. Из-за вашего величества, перешла к конкурентам наша Танечка. Работать с тобой добрая половина редакции отказывается, а теперь еще и полиция! Хотел поручить задание, но, друг, видишь, ситуацию ты усугубил.
Ваня вздохнул и снова стал работать с воспоминаниями:
«Вот я с какой-то подругой выхожу из ночного клуба. Покачиваясь, сажусь в машину. Дальше что-то происходит нехорошее... но что именно? Никак не вспоминается. Затем провал, темнота… ключ в замке квартиры».
- Босс! Я не оправдываюсь, не умоляю. Считаете, что есть шанс – отработаю, даю слово! - вглядываясь в глаза Валерича, произнес Ваня. - Так! Сам решишь проблему? Оставлю за тобой место, а нет, уж извини. Наворотил дел, - ответил начальник, - сейчас отправляйся разгребать это, тебя ждут, адрес у секретаря.
«Улица Морская, дом 3... - да ведь это больница... что за пациент там, избил я его, или как?!» - с адресом в руках, парень выходил из лифта.
На парковке заметил, фара у машины вдребезги. Закрыл глаза и попытался смахнуть гримасу тревоги. Спешно добрался по нужному адресу, нашел корпус. На стук в дверь палаты не ответили, но почему-то стало понятно, что можно войти.
В комнате обитала темень, окна занавешены, палата крошечная. По центру разделительная штора, перед которой стул и тумбочка.
Почти сразу зазвучал хриплый голос, как будто продолжая неоконченную беседу, но шел он не из-за шторы, а отдавал эхом из пустоты, со стороны Ивана.
- Заходи Вань, заждался!
«Знает… кто я?! Видать, уже отработали по мне! Эх-х, надо же, вляпаться так?» - скривился, ожидая от пострадавшего требований, помощи, а может, денег, взамен решения вопроса с полицией.
Шагнул, протягивая руку к заградительной шторе.
- Нет, нет! Ты там, а я здесь! – ответил скрипучий голос.
- Денег мне от тебя не нужно Ваня, и просить нечего. А зовут меня - Дометий. Старик я! Уж извини, голос в молодости остался, да такой, что не у каждого певца теперешнего есть, хе-х-х, - попытался засмеяться старик, да закашлялся.
«Так! Родных у него нет… хочет, чтобы я навещал, да танцевал здесь, весь день, с судном или подгузниками. Ох-х я попал…» - поморщился парень, представляя себя в роли сиделки.
Старик засмеялся:
- Господь мне послал юмориста, да-а, когда-то сам такой же был. Ладно, пошутили, а теперь присаживайся.
- Умираю я, сынок, но... так видать, суждено, что ты, последняя душа, кому нужно рассказ мой выслушать, а раз уж у меня в гостях журналист, так вдвойне польза.
Ваня выпрямился на стуле, наклонив голову вбок, как делают собаки, превращаясь целиком в слух.
Дед продолжил:
- Увлекался я в молодости устройством мира, страстно философами зачитывался, мифами, в религиях искал ответ. Путешествовал по местам, где нащупывал тайны. В бермудском треугольнике побывал, хе, хе, хе-хех-х…
Дед засмеялся, но охнул.
- Хотел секреты мира увидеть, руками нащупать. Оказался однажды в Европе, ходил-бродил по антикварным лавкам, книжки листал и наткнулся я на одного прохвоста, торгаша. Пообещал он египетские рукописи мне раздобыть. А сам, завел меня в подворотню... Ох, попало мне тогда, от его дружков. Все отняли! Да еще и голову проломили. Долго лежал я там, а очнулся от внушительного голоса. Откуда шел он, не знаю, только сразу я доверился Ему, нельзя было не поверить, понимаешь?! Пообещал тот голос, что найду, то, что искал, нужно только взять билет на пароход и найти колодец над водой.
- Избитый, еле добрался до номера. Две недели провел в больнице, подлечили меня, и рванул я в порт, разыскивать колодец. Но, сколько ни спрашивал, никто о колодцах не слыхивал, чтобы они в море или в реках строились. Два дня потратил на расспросы мореходов, только все без толку оказалось. На остаток денег купил билет на первый пароход и с чемоданом отправился к судьбе. Сейчас, я, наверное, из дому бы не вышел, все не обдумав, а в молодости все открыто для страстной души, тайны манят и притягивают, впрочем, мне, итак, не выйти отсюда уже, эх-хе-хе-е, - дед снова засмеялся, сквозь боль.
- Нашел я причал и обомлел - идти по морю мне предстояло на крупном белоснежном пароходе. Плыли мы несколько дней, пока не грянул шторм. Да! Сынок, чтобы потом не сказал, что выдумал дед историю, записывай, проверишь. Блокнот у тебя всегда в левом кармане, вот и доставай, кхе-кхе-е.
Ваня машинально полез в карман пиджака, вытащил карандаш и блокнот, не спрашивая о том, откуда старик узнал о нем, и начал писать.
Шторм тогда действительно закрутил сильнейший. Я не первый раз плавал, вижу, раз такая буря началась - жди беды. И вот через пару часов, накренился наш пароход, да так, что назад возвратить его никакая сила не смогла бы. Выбежал я на палубу, и сиганул прямиком в волну, под крики пассажиров. Не прыгнул бы, там и задавило, точно! До утра море бушевало, ночь продержался за надувную лодку, плавая, как буек, до полудня примерно, а внутри лодка вся народом забита была, не влезть.
Солнце жарило, мучила жажда, силы оставили, а от парохода моего и кругов на воде не шло уж, потонул целиком, белый красавец. Понимаю, конец приближается, лежу и молюсь. По правде сказать, никогда я не молился так, до того дня!
Прошел час, а может, больше, кожа разбухла от воды и солнца. Прыгнул я ведь ночью, в чем спал, а деваться некуда теперь и укрыться от жгучих лучей тоже нечем. Внутри мутит, глаза раскрываю, жжет как огнем. Тут слышу, оживление в лодке, народ что-то выкрикивает, все громче и громче. Тут голос барышни, как завизжит: «Что это, люди-и-и! Во-о-да! Напьемся!»
Я и глаза открывать не стал, думаю:
"Дошла девица до кондиции. Чем тут напьемся, посреди моря?!"
Все бы ничего, только и другие стали крик поднимать, старухи, дети, и мужик какой-то, что в лодке оказался.
Отплыл я в сторону, а веревку не отпускаю. Вгляделся и сам не верю, словно галлюцинация, что случается посреди пустыни, когда жажда сушит.
Да, брат, в пустыне я тоже бывал. Идешь с караваном, а мерещится всякое, особенно под закат солнца. Озеро привидится или река. Только миражи это, нельзя им доверять. Подумалось тогда мне, что также и здесь. Но как же это, столько народа, и всем одно мерещится?
Подплыли к колодцу, ощупали камни, и не верим, посреди волн, морских, стоит он, высокий и крепкий. Что здесь делает? Чудеса! Нашлась у одной дамы кружка, привязали мы веревку и зачерпнули воды. Первым дама ее опробовала. Смотрим на нее и глаза округляются, как она глоток за глотком, кружку опорожняет. А потом, как закричит: - Пре-е-сна-а-я-я!
Принялись мы пить по очереди, набросился на воду, и я! Вкуснейшая пресная водица! Покумекали и решили, привязать лодку к колодцу, все равно плыть некуда, а раз стоит он здесь, значит, люди бывают, а может и земля недалеко. После уже, как спасли меня, узнал, что встречаются такие источники, что под соленой водой проходят. И вспомнил я о голосе, что говорил мне про это место. Значит, нахожусь там, где нужно!
Стояли мы там, сутки, снова небо затянуло и дело к шторму пошло. Ночью волны били такие, что удержаться невозможно за веревку, чувствую, тону. Закрутило волной и ударило, сознание там и потерял.
Очнулся, словно сквозь сон слышу - тишина. Да не может такого быть! Или умер я? Вокруг полумрак, прохлада, один лежу, словно под куполом пещеры или на дне колодца. А впереди красноватый огонек поблескивает. Поднапрягся, встал и покачиваясь направился к свету. Хоть и силы оставили, а узнал тогда, как приятно идти по земле, после болтанки.
Стены рядом шершавые, словно скала. Чем ближе к красноте, тем ярче свет и шум такой, неприятный. Час или больше я так шатался как пьяный по палубе, и добрался до отверстия в скале. Смотрю в красноту, словно огонь. Сделалось мне тяжело на сердце, не знаю куда и девать себя от муки. А внутри пещеры, словно мир свой, только непонятно ничего, столб или смерч крутится как из лавы, красный, размером с гору добрую. Вершины огня не видать и звучит столб монотонно, мощно, режуще.
Куда попал? Неужто земное ядро? Да ведь не может этого быть, жара нет этого столба... не пойму.
Прислушивался я и присматривался, и стал понемногу разделять звуки. Послышался мне словно крик человеческий или звериный. Страсть сколько голосов, что слились в единый вопль. Вгляделся я в основание бездны, а оттуда стремительно мчится на меня туча, вижу я ближе и ближе она. Гляжу, а не туча то, а змей бескрылый. Летит быстро, как молния. Облетел зверь столб огня, покрутился, не торопясь, сделал витков несколько и повернул голову ко мне. Рассмотрел и вмиг рванулся к моему окошку, из которого я выглядываю.
Развернулся я бежать, а туннель за спиной исчез, как не было, стена только руки колет. Испугался я, думаю, сожрет! Как есть сожрет! И за что меня Господь отправил в этот Тартар? Столько перенес я с пароходом, а теперь суждено умереть в лапах монстра чешуйчатого.
Обернулся, дрожу как ветка осиновая, по которой зимой, птички скачут, а он меня разглядывает. Один глаз зверя, больше парохода, на котором я затонул. Заметил я, что вновь молюсь, по привычке или от страха, не знаю, но легче на сердце от этого, да и зверь никаких действий ко мне не предпринимает. Тут развернулся он всей мощью и раскрыл пасть, а оттуда столб пламени, сквозь зубы. Подпитал он огненную воронку, а шум со стонами только усилились изнутри, и завертелся вихрь сильнее еще, чем раньше.
Потяжелело мне, сердце дрожит, наполнился я отчаянием, вперемежку с болью душевной. Вспомнил, как бросил жену, отправляясь в первое путешествие, как плакала дочка. Забрал я у них последние деньги и дверью хлопнул. Вспомнил и мать, о которой позабыл надолго, до письма, что померла она, меня не дождавшись. Восстали в памяти, увлечения молодости, о которых и говорить совестно. Опустил я голову и захотелось мне и не рождаться никогда на землю эту. За чем гнался? Что искал? Зачем бед столько натворил?
Глянул на зверя, а он все кружит и хвостом размахивает, словно смеется надо мной. Чувствую, голову сдавило, в сердце буря поднялась, хуже прежней, ощутил я мысли, слова готовые, предложения целые, как будто он ими, пронзает меня.
- Ты, говорит – Дометий, узнал меня! Но сам в себе не сознаешься, искал и нашел! Я не зверь, я больше!
- Кто ты? - спрашиваю.
И сам в себе понимаю, что знаю чудище! Но, как?!
- И ч-что з-здесь делаешь, откуда т-т-ты? - заикаюсь, дрожа от ужаса.
- Я служу! Я один! Нет сильнее тварного создания! Нет подобного мне, и нет мне пары, чтобы не заполнили мы землю и не вытеснили человеков! Но, я жду конца! Конца всего, чтобы явить свою силу!
- Думай Дометий или станешь частью меня!
Змей блеснул чешуей, отблески света вспыхнули у меня в глазах и мир потух, как свечка, что сожгла до основания свой воск.
И я добавлю от себя:
- Живи в чистоте Иван, не позволяй упасть себе, меняйся, умножай талант, не дай украсть душу, заполнись добром…
Голос закашлялся и захрипел.
Иван взволнованно поглядел на штору, за которой послышался резкий и неприятный писк аппарата. Стержень карандаша сломался от давления руки и покатился к двери. На пороге появились торопливые туфли медсестры, она резко отодвинула штору и занялась трубками входящими в тело старика, что лежал на кушетке. Казалось, дед прожил лет под сто, скудная бороденка, седая голова с прядями и широко открытые, голубы глаза, смотрящие на место, где сидел Иван.
Парень тихо спросил:
- Кто был этот Дометий?
Медсестра подняла взгляд и удивленно скривила лоб:
- Родственник? В последний день объявился?
Иван вздохнул:
- Нет! Это я! Из-за меня его вчера привезли!
Медсестра качнула головой:
- Что? Да он месяц здесь мучается, обгорел сильно, все молился за кого-то, а ожоги его все росли.
Медсестра подняла одеяло, под которым лежало забинтованное по пояс тело, словно приготовленная к погребению мумия.
- Значит, говоришь, Дометий? Ну и имя. Откуда знаешь, если не родственник? – спросила сестра, направляясь видимо к доктору.
- Он сказал, - запихивая блокнот в пиджак, ответил Иван.
Медсестра ухмыльнулась:
- Может, ты того? – покрутила у виска, - то «вчера привезли» повторила нараспев, пародируя Ивана, то «заговорил дед»! Ты с кем беседовал? Он немой, мы даже номер полиса не смогли выбить, не то, что имя. Только и нашли в кармане, визитку журнала или газеты какой-то.
У Ивана сжалось сердце, мысли завязались в узелки, он попробовал возразить, но стук туфель медсестры быстро застучал по коридору.
Не оборачиваясь, парень вышел из палаты и поплелся по улице, удушливый воздух словно застрял, отказываясь нести привычный бриз. Зазвонил телефон, на экране показалась надпись «Верка №2 (бывшая, с пляжа)». Надоедливый аппарат мигом очутился в мусорном контейнере, продолжая изливать оттуда, мелодии арфы. Совсем рядом ударили в колокола, и Ваня оказался у каменной стены старого больничного храма.
Внутри церкви, под сводом купола обитала прохлада, свечи мягко освещали фрески. Ваня тихо шагал вдоль стен, рассматривая одно изображение за другим. Вдруг глаз рассмотрел что-то, отчего стук в сердце усилился, и парень замер.
На темной стене извивался огромных размеров змей, из пасти которого исходил столб пламени. Вокруг толпились люди, а над тварью проплывали лодки, зверь бил хвостом по воде, пытаясь поймать рыбаков, создавая на воде чудовищные волны.
Под фреской завивался трудночитаемый текст:
«Это - море великое и пространное: там пресмыкающиеся, которым нет числа, животные малые с большими, там плавают корабли, там этот левиафан, которого Ты сотворил играть в нём».
«Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? Вденешь ли кольцо в ноздри его? Станешь ли забавляться им, как птичкою?
Не упадешь ли от одного взгляда его? Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его? Круг зубов его — ужас. Глаза у него как ресницы зари, из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры, из ноздрей его выходит дым. Дыхание его раскаляет угли. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас.
Он на острых камнях лежит в грязи. Он кипятит пучину, как котёл. Нет на земле подобного ему, он сотворён бесстрашным, он царь над всеми сынами гордости».
«В тот день поразит Господь мечом Своим тяжёлым, и большим, и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьёт чудовище морское».
Иван вышел на улицу, сел на скамейку, мысли кружили словно в пустом хаосе:
«Зачем эта встреча? Откуда я знаю зверя?»
Пустота заиграла в глубине сердца, дрогнула от чего-то, что пыталось помешать и заместить ее.