Масса шедевров рок-музыки устаревают – по звуку, по концепции, масса еще устареет. Эта пластинка Доктора Джона не устареет никогда. Она сейчас звучит так же современно, как и в 68-м – и через сто лет будет звучать, словно записана только что. Звуки африканских барабанов не стареют – они неизменны, это звук вечности. Сколько существует человечество – они будут гудеть так же, как и пару веков назад, и пять веков и двадцать веков. И через тысячу лет будут говорить теми же голосами. Доктор играет музыку вне стилей и вне времени. Это совершенно внутренняя вещь. Внутренняя и вненациональная. Этот альбом может понравиться и любителям Osibisa, и тем, кто с утра до ночи слушает Can, и поклонникам Soft Machine, и любителям черного блюза, авангардного джаза, американского рока, английской психеделии, соул, госпел, фанка, фламенко, реггей и американского южного рока. Альбом является декларацией того, что никаких музыкальных стилей самих по себе не существует, что это лишь формальное искусственное деление, умозрительное и необязательное. Ну, или, как вариант – что все стили были придуманы лишь для того, чтобы когда-нибудь слиться воедино и создать эту запись, пафосно выражаясь, вознесшуюся над стилевым делением и отрывшую новый способ музицирования и новый взгляд на творчество вообще. Альбом записан в Лос-Анджелесе, но это музыка Нового Орлеана – и никакая другая. Доктор переехал в Калифорни не из-за любви к этому штату, а лишь по личным причинам. Но дух Нового Орлеана он сохранил и даже усилил, насколько это только возможно. Если Чикаго – столица электрического блюза, то Новый Орлеан – это портал для перехода в другой музыкальный мир. Количество аккордов и сложность мелодий не играют роли. Скорость не имеет значения. Можно адски быстро, можно еле-еле. Главное – внутри. Просто - это значит сложно. Тихо – значит громко. Потусторонние голоса хора в Gris-gris Combo Ya Ya, гитара, звучащая издалека, ленивые проходы по барабанам, монотонный и еще более ленивый бас, пауза для соло ударных – поражающее своей неспешностью. Никто никуда не торопится, потому что времени больше нет. Как явления. Есть только вечность в пении «гри-ги комбо йа, йа»… Доктор поет-декламирует, что, как становится ясно – одно и то же. Тянуть длинные ноты или бормотать несколько слов – нет никакой разницы – если по-настоящему погружаешься в мир звука. Плавание в звуке – на двух нотах, двух аккордах с барабанами космической глубины. Dance Kalinda Ba Doom – мандолины и совершенно уличные звуки ударных, перкуссии, флейты, голоса людей, вышедших из-за угла и затеявших колдовской танец вокруг группы барабанщиков. Mama Roux – мистическая румба, переходящая в блюз и возвращающаяся – с ленивым голосом Доктора, исполненным недостижимой мудрости человека, познавшего суть музыки и смеющегося над горами аппаратуры и мудреными терминами звукотехников. Весь звук – здесь, в инструмента и связках. И это так и есть – иначе как бы Доктор убедил целую команду музыкантов сыграть так просто и так неожиданно. Мандолина и жуткая жестяная электрогитара в Dance Fambeaux, круглый, задушенный, заглушенный, прорывающийся ватный бас, хор, которому все нипочем – знай – поет. И доктор Джон, командующий всем этим безумным оркестром, который никуда не спешит. Монотонность – истинная красота. Джон выкрикивает странные слова на неизвестном языке - и голоса из-под земли откликаются с пониманием. Croker Courtbullion – темп быстрее, флейта, перкуссия, ударные, невесть откуда взявшийся клавесин, бас, орган – все пустились наперегонки. Соло гитары уводит в чистейшей воды авангардный джаз. Ритм разваливается, собирается снова, пошла свободная импровизация, в которую вплетается уже знакомый бесстрашный африканский хор и на горизонте встают призраки музыкантов Can. Крики, рев и лай диких животных, уханье неведомых птиц, все вместе – музыка. И из джунглей доносится вдруг фрагмент европейского барокко. Кто-то там заблудился. Jump Sturdy - вдруг блюз-госпел с конкретной ритм-секцией, банджо, внятной мелодией Доктора Джона, уже честно поющего безо всяких вуду-заклинаний. I Walk On Guilded Splinters – напоследок восьмиминутная декларация независимости – от всех правил и продюсеров. С праздником мрачной перкуссии, громоподобными барабанами, реггей-гитарой издалека, с голосом человека, который последние десять лет питался сырым мясом, отгрызая куски от еще живой живности. Для того, чтобы совершенно въехать в этот альбом одного прослушивания мало. Но – кайф от погружения в мир Доктора Джона столь велик, что возвращаться к нему можно бесконечно. Что и происходит последнюю тысячу лет – или больше – ну, то есть, столько, сколько на земле звучит вот такая музыка.