28 августа, православные христиане отметили Успение Пресвятой Богородицы.
В Псково-Печерском монастыре - это престольный праздник, именно поэтому тысячи паломников тянутся сюда из разных уголков России.
Сотни разноцветных платков, тысячи зажженных свечей…
Народу так много, что приходится все теснее и теснее прижиматься друг к другу.
Краснощекая полноватая дама в красном платке в крупный белый горох недовольно ворчит на стоящую рядом с ней старушку в черном: «Ну, это надо! Что за люди?! Как можно так чеснока наесться!!! Дышать уже невозможно! Знала же, что на службу идешь!!!»
Та со смирением опускает глаза и немного нервно осеняет себя крестным знамением.
Господи, мы все такие разные, каждый – со своими несовершенствами, со своими помыслами, со своими, не всегда угодными Тебе желаниями…
Кто-то попал сюда впервые, да и к таинствам приступает редко, а у кого-то за плечами – многолетний опыт духовной жизни, ежедневные молитвы… Кто-то врач, а кто-то регент, кто-то слесарь, а кто-то – генерал в отставке, у кого-то уже три мужа было, а кто-то приехал в надежде хоть одного вымолить… Все это здесь стирается, растворяется и становится ненужным. Мы все здесь равны.
Только одно объединяет нас – вера и возможность быть сейчас здесь, на празднике у Божией Матери...
И пусть и не доросла еще эта наша вера даже до горчичного зернышка, но все-таки она есть, ведь Промысл Божий привел нас сюда в такой день, в такой праздник! Господи, вера же вместо дел да вменится нам.
А так хочется счастья!
«Не вернусь домой больше, ни за что не вернусь! Здесь останусь!» – в голос рыдает молодая девушка.
– Миленькая моя, ты что же так ревешь-то, поди, умер кто? – обращается к ней женщина с красивым бронзовым загаром, оттенённым белоснежным платком.
– Нет… Не умер… – растерянно отвечает она, слезы мгновенно высыхают, видно, фраза о смерти немного привела ее в чувство. – Да мне это… Муж позвонил, да обругал так, за то, что я ему не сказала, а сюда уехала… Домой приеду, точно мне покоя не даст… Да знали бы вы, как я от него уже устала… У других мир да любовь, а у нас только брань… А так хочется счастья, чтобы любовь настоящая, на всю жизнь.
– Счастья?.. Ишь ты, счастья она захотела… Молодая ты еще... Счастье-то оно, когда Господь вот здесь, в сердце… А мужики – разве ж это счастье?
А мужа-то ты потерпи, потерпи… Не смей разводиться-то. Ты ж меня послушай, глупую грешную бабу…
У меня такой муж был… О… Тебе и не снилось. И руку поднимал, и бранил так, что у соседей уши вяли. Я ж и не вытерпела… Молодая была, вот прямо как ты. Счастья хотела. Ушла к другому. А как же я сейчас жалею…
Вот думала – счастье, любовь… А счастье-то не сложилось, а любви-то и не было. Только грех один остался на всю жизнь. И сколько ж я за этот грех скорбей понесла… Ох… И вот только напоследок Господь счастье-то стал давать. В Дивеево была недавно, и сюда вот Божия Матерь, грешницу, меня пустила… А ты, девка, знаешь, что? Вместо того чтобы реветь-то, ты иди дорожку цветами украшать. Божией Матери-то послужи и помолись, глядишь, и управит Она. И терпи, терпи… Поняла?
Девушка в ответ кивает головой и крестится, видно, что слова незнакомой паломницы вошли прямо в душу.
Увидеть ЕЕ
«Хватит болтать, уже икону вынесли, и хор начал петь! Вы что сюда приехали – молиться или разговоры говорить?» – шикают в толпе.
«Нет, ну что за народный хор?! Вы слышите, как они поют?» – обращается ко мне стоящая рядом блондинка бальзаковского возраста, с игривыми локонами, выбивающимися из-под цветастой шали.
Я в ответ просто молчу и улыбаюсь ей.
«А я ведь, между прочим, регент!» – добавляет она, но обращаясь уже в другую сторону, к мужчине в стильном костюме.
«Люди добрые, пропустите… Прошу, пожалуйста, дайте дорогу, люди добрые… Я должна Ее увидеть…» – слышится издалека слабый старушечий голос.
Я невольно оборачиваюсь и вглядываюсь в разноцветную массу верующих. Маленькая, сухонькая, морщинистая старушка пытается пробиться сквозь тысячи людей, просовывая между ними хрупкие руки-веточки в рукавах видавшего виды потертого плаща.
– Бабуль, да я что сделать могу?! Все вперед хотят! Стой, где стоишь, пока вообще не раздавили!
– Но я должна… Мне очень нужно, хоть бы глазком мне посмотреть на Нее… Только бы увидеть, пропусти, сынок, а?
– Да на кого смотреть тебе? Стой и молись себе на месте.
– Да на Нее… На Матерь Божию, на икону Ее Успения… – хлюпает бабулька.
– Да что на Нее смотреть! Молись, бабка, Она и так тебя видит! – широкоплечий высокий мужчина преграждает ей дальнейший путь.
Она замирает, и только тихие беззвучные слезы покрывают испещренное морщинами усталое доброе лицо.
Откуда сюда занесло эту бабушку? Какой путь проделала она к этому монастырю? Какая беда, а может, радость привела ее на этот праздник?
Я вдруг вспоминаю евангельскую женщину, страдавшую кровотечением. Ибо она говорила сама в себе: если только прикоснусь к одежде Его, выздоровею (Мф. 9, 21).
Возможно, ее также теснила толпа, окружающая Спасителя, а она, в слезах, изнывая от мучившего ее недуга, прорывалась все дальше и дальше вперед, шепча: «Только бы прикоснуться к одежде Его…».
Я ныряю в толпу и, крепко сжав руку маленькой старушки, начинаю выталкивать ее в первый ряд. И каким-то чудом мне это удается. Мой семилетний ребенок как раз стоит в первом ряду, и я быстро меняю их местами.
– Вон Она, – шепчу я ей, указывая на Икону Божией Матери «Успение».
Она с благоговением крестится, вытирая уголком платка нескончаемые ручейки слезинок, а затем, прижавшись к моему плечу, покрывает влажными поцелуями мою руку. Я в смущении отстраняюсь и тоже почему-то начинаю плакать.
Наше умиление сердец прерывает звонок мобильного телефона. Все еще смахивая слезы и крестясь, моя бабушка достаёт из холщовой авоськи дешевенький мобильник. На экране надпись: Дед.
– Дед, слава Богу! Я Ее видела! – кричит она в трубку.
«Как вам не стыдно! Прорвались вперед, так стойте и молитесь!» – начинают возмущаться в толпе.
«За разговоры во время богослужения посылаются скорби!» – немедленно подмечает кто-то.
И мы все затихаем, вслушиваясь в слова молитвы.
Из публикации Лолиты Наранович на портале: https://pravoslavie.ru/106762.html