Литература Южной Америки для многих остаётся экзотикой и неисследованным континентом: рядовой читатель вряд ли назовёт и пару имён. Более начитанные вспомнят максимум Маркеса, автора романа «Сто лет одиночества» и нобелевского лауреата, и Борхеса, между прочим, фактического основателя авангардизма в испаноязычной латиноамериканской поэзии. А вот Кортасара знают совсем немногие, что очень жаль. Главные работы Кортасара – «62. Модель для сборки» и «Игра в классики». О последней и пойдёт речь в этой рекомендательно-обзорной статье.
1. Начнём с сюжета (кстати, автобиографического):
Будем честны, если говорить коротко, то вряд ли можно отыскать нечто примечательное, скорее у вас останется ощущение, что вы читаете типичный бульварный роман. Но разве Достоевский в пересказе не звучит как ничем не выдающийся и даже несколько несуразный, экзальтированный детектив? А Набоков не писал про Пруста, главного французского модерниста, что «прямолинейный читатель, вероятно, заключит, что основное действие книги состоит в череде званых вечеров — например, обед занимает полтораста страниц, вечерний прием — полкниги»? Впрочем, сюжет стоит упомянуть в любом случае, он довольно прост: в первой части, «По ту сторону», аргентинец Орасио Оливейра приезжает в Париж, где ведёт жизнь бездейственного интеллектуала среди таких же, как он, культурных отщепенцев, а также одновременно вступает в связь с двумя девушками, Магой и Полой. Во второй же части, «По эту сторону», после инцидента с бродяжкой и полицией, Оливейру принудительно водворяют на родину, где он какое-то время служит в цирке, почти что рушит спокойный семейный быт своего друга, а после работает в сумасшедшем доме, где чуть не совершает самоубийство. Всё это сопровождается неприкрытой карнавализацией, которую нетрудно проследить: это и система двойников, и постоянные мезальянсы, несуразности, фривольность. Жизнь по Кортасару похожа на цирк, а Оливейра – на маску в комедии дель арте, маску незадачливого умника, который неприспособлен к жизни и портит всё, к чему прикасается. Сам автор писал, что «Игру в классики» невозможно было бы прочитать без того градуса юмора, который поддерживается даже в самых трагических моментах и который действительно доходит в этой книге до предела. Понятно и то, что сюжет, несмотря на свою внешнюю простоту, вмещает в себе всё, что может обеспечит метафизическую глубину.
2. Роман с идейной и литературоведческой точки зрения:
Как литературный механизм «Игра в классики» – постмодернистский эксперимент, синтез Пруста и Джойса с южноамериканским акцентом. Идеологически – катехизис нонконформиста и подведённая философская база под тип лишнего человека, представляющего нечто среднее между Печориным (вплоть до внешних сходств, таких как роль палача чужих жизней и успех в отношениях с женщинами) и Обломовым (буквальное упоминание в тексте как самокритика главного героя, кстати). Вообще, теме «Орасио Оливейра и русская литература» я хочу посвятить в будущем целую статью. А так, если говорить обобщениями, роман Кортасара о глубоком неприятии действительности и противостоянии ей самым странным, на первый взгляд, но при дальнейшем рассмотрении логичным путём – бездействием, которое обращается в нигилизм и разрушение всех форм. Кроме того, он и о попытки «утопиться в метафизических реках». Так что трансцендентального смысла «Игре в классики» не занимать. Возвращаясь же к этому произведению как к литературному механизму, – это один из редких и, пожалуй, самых качественных экземпляров антиромана. Так, в «Игре» разрушена линейность построения: главы читаются не по порядку, а вразброс, по указанной в предисловии инструкции, сам же Кортасар пишет, что в этой книге много книг. Писатель также переосмысляет не только весь литературный и не только опыт (Достоевского, французских и южноамериканских писателей, Гирландайо и даже джаз), но и вольно играет со словом: например, вас ждёт целая глава, строчки которой, написанные курсивом, воспроизводят глупый уругвайский роман, а обычным шрифтом – комментарии читающего героя, причём это написано подряд. Для филолога и любителя новаторства это не книга, а песня.
3. Образы (на мой взгляд, самое сильное место книги):
Но если вы равнодушны и к нонконформизму, и к литературной зауми, то вас несомненно привлечёт необычная и врезающаяся в память навсегда эстетика, полная неожиданностей, и стилистика, которая никого не оставит равнодушным и примирит со всеми трудностями чтения. Одна начальная фраза «Встречу ли я Магу?» пробирает до дрожи, как и многие сцены. Вас ждут картины Парижа и Буэнос-Айреса, жаркой сиесты и холодных вечеров с сигаретами, мате и соседом, стучащим в потолок, инфернально-эмоциональные эпизоды с исправлением искривлённых гвоздей, раздавленной куклой вуду, бдением у тела мёртвого ребёнка, фортепианным концертом с которого, как музыканты в Прощальной симфонии Гайдна, уходят все зрители. И другие эпизоды, просто передающие трогательную будничность: дождливые тротуары, жаренные в масле пончики, бегающий по ковру кусок сахара, разговоры по телефону, рисунки мелками на асфальте. В «Игре в классики» встречаешь жизнь осязаемой и настоящей: людское горе и юмор, неустроенность, тихое счастье и дружба.
Рекомендация однозначная: прочитать даже без части «С других сторон», потому что чтение вразброс многим представляется излишне трудоёмким и непонятным. Но отказываясь от «Игры в классики», вы отказывается от настоящего шедевра (проверено на собственном опыте).
Читали ли вы Кортасара? Если да, согласны со мной? Оставляйте комментарии:).
#литературадзен #искусство
#культура
#аргентина