Искусство, спорт, гастрономия — что общего?
Читать Часть 1: От Лугдуна к Лиону
Читать Часть 2: Два собора: один — главный, другой — прославленный
Читать Часть 3: Конные памятники в окружении муралей
Читать Часть 4: На муралях — лучшие люди города
Читать Часть 5: Банкноты и монеты как дань памяти
Есть ещё два известных лионца, имена которых хорошо знают и у нас. И один менее у нас известный, но не менее прославленный далеко за пределами Франции.
Один из них — композитор и мультиинструменталист Жан-Мишель Жарр.
До этого грандиозного, не виданного прежде светомузыкального шоу в нашей стране Жарра знали главным образом меломаны, поклонники его электронной музыки, которую он и сочинял, и исполнял.
Колоссальную популярность снискало ему фантастическое представление 1997 года в Москве. Используя фасад здания МГУ на Воробьевых горах как огромный экран, маэстро играл на синтезаторе, а затем на «лазерной арфе», струны в которой заменяли тончайшие лучи.
Разнообразная пиротехника, — использовались и крыша МГУ, и территория вокруг, и авиационные ресурсы, — придавала шоу немыслимую энергетику.
По самым скромным подсчётам, его увидело — и услышало — три с половиной миллиона человек.
Была установлена двусторонняя связь с космонавтами, приветствовавшими собравшихся с орбиты и с фасада университета, шла и телевизионная передача.
Композитор рассказывал, что с энтузиазмом воспринял приглашение выступить в Москве: его предки — выходцы из Российской империи, а родоначальником электронной музыки, которой он занимается, был советский изобретатель Лев Термен, создавший электромузыкальный инструмент терменвокс, на котором Жарр часто играет.
«Я не хочу говорить о политике — ни во времена Советского Союза, ни о нынешней, — но я восхищён великой историей вашей страны и русской душой, полной противоречий, парадоксов и силы. В России всего много — великолепного искусства, архитектуры, мечтаний, романтики и сумасшествия. Да, Россия — сумасшедшая страна, и это то, что мне, как художнику, в ней нравится! — поделился как-то он. — …Я готов приезжать сюда как можно чаще! Всем нужно как можно чаще ездить в Россию. Потому что люди с Запада, особенно надменные англо-саксонцы, забывают о том, сколько Россия дала миру: без Родченко не было бы Шанель, Диора и многих американских фотографов, без русского футуризма и конструктивизма не было бы Нью-Йорка. А абстрактная живопись? А электронная музыка? Мир не помнит об этом, потому что многие русские сами об этом позабыли».
Второй житель Лиона, несмотря на странновато звучащие для россиян имя и фамилию, известен, думаю, ещё большему числу наших соотечественников. Гвендаль Пейзера. Герой удивительной истории.
Напомню для молодёжи. Фигурист в паре с француженкой по имени Марина участвовал в соревнованиях по танцам на льду. И пара даже добилась успехов на юниорском уровне.
А тут в далёкой России распалась другая пара фигуристов-танцоров — Марина Анисина и Илья Авербух (по инициативе последнего, ушедшего к Лобачёвой). Сменивший Авербуха её кратковременный партнёр переехал в другую страну.
И вот Анисина, пересекавшаяся на льду с Гвендалем, а теперь внимательно просмотревшая его последние выступления, определила в нём подходящего для себя партнёра. И изложила своё предложение в письме, написанном на французском (письмо с массой ошибок, Пейзера его бережно хранит и по сей день).
Немало удивившись предложению, фигурист взял паузу.
А вскоре, совершенно неожиданно, его партнёрша, с которой он катался в паре двенадцать лет, с восьмилетнего возраста, почувствовав усталость от травм, объявила о своём уходе. И Гвендаль вспомнил, что пообещал уйти со льда, если с ним перестанет кататься Марина.
Но письмо-то из России прислала тоже Марина, а бросать успешно начавшуюся карьеру вовсе не хотелось.
Так в 1993 году Анисина оказалась в Лионе, в гостеприимном доме Пейзера: Гвендаль поставил условием совместные выступления за Францию.
Начались интенсивные тренировки, в ходе которых выявилась разница в мотивации членов новоиспечённой танцевальной пары.
Французский фигурист, равно как и многие его друзья и знакомые, стремились получать удовольствие от тренировок и выступлений.
Он открыто говорил об этом в одном из интервью:
Если ты не получаешь удовольствия от процесса, ты бросаешь это дело. Ведь если приходится платить за занятие, которое тебе в тягость, смысла продолжать нет. Нами двигало одно лишь удовольствие — в тренировках, на соревнованиях, во всём. Каждое движение должно было быть в у-до-воль-стви-е. Марина выросла в советской системе, к тому же она дочь чемпионов [мать — фигуристка, чемпионка СССР, отец — хоккеист, многократный чемпион мира — В.Ж.]. С самых малых лет она привыкла к тому, что, если ты пашешь, попадаешь на вершину, то тогда система начинает работать на тебя. Но как только ты сбавляешь обороты, система тебя выбрасывает. Для меня это была забава, игра, для неё — работа. Тебе не приносит удовольствия тяжёлый труд на тренировках? Да кому до этого есть дело? Главное — победить! В моём случае вопрос ставился иначе... Когда Марина приехала, и мы начали кататься вместе, она как-то меня спросила: «Ты чего это улыбаешься на тренировках?!» Я ответил: «Да отстань ты, мне так нравится!» Но в её понимании — если тебе недостаточно больно и ты ещё можешь улыбаться, значит, ты недостаточно нагрузился и выложился. На своих первых соревнованиях мы откатались очень хорошо и стали вторыми. На пьедестале я улыбался во весь рот и вновь услышал голос Марины: «Ты чего опять улыбаешься?!» — «Да ты что, — говорю. — Мы же стали вторыми на своём дебютном турнире в совместной карьере! Это же круто!» — «Быть вторыми — это дерьмо! Ты либо выигрываешь, либо — ничего». Вот такая вот Марина. Хотя, по-моему, многие в России так относятся к спорту.
О том, чей характер оказался крепче, свидетельствуют результаты: титулы чемпионов мира в 2000 году и олимпийских чемпионов в 2002 году.
Видимо, это уже давно почувствовала хореограф пары, настояв, чтобы в их программе «Ромео и Джульетта» вопреки канонам поддержку выполняла партнерша.
Когда Марина пыталась возражать против того, чтобы поднимать руками Гвендаля («я же не штангист!»), хореограф её переубедила с помощью весомого аргумента:
«Девушка в этой истории
сильнее парня».
Потом пара ещё какое-то время выступала в ледовых шоу. Затем их пути разошлись. Дипломированный специалист, Пейзера основал собственную компанию.
Перипетии бурной личной жизни Марины стали объектом внимания нашего ТВ. Её снова видят в Лионе.
Конечно, и в ресторанах. По свидетельству её супруга Никиты Джигурды, за 17 лет жизни во Франции Марина привыкла к её кухне, считая её более лёгкой, чем русская.
Поэтому, по его словам, она предпочитает рыбу, улиток, моцареллу, местные специалитеты.
А их в ресторанных меню предостаточно. Вы ведь не забыли, что Лион считают кулинарной столицей страны, создавшей великую французскую кухню?
Примеры?
Лионский салат. Его готовят из зелёных листьев салата, с сухариками или тостами, варёными яйцами и небольшими кусочками жареного бекона, сдабривая соусом.
Другой местный салат — Groins d’âne, из листьев одуванчика с кусочками бекона и сухариками.
Телячья печень по-лионски. Кусочек печени панируют в муке, готовят в соусе из вина и уксуса.
Ещё одно изобретение местных кулинаров — «Фартук сапёра». Это выдержанный в белом вине говяжий рубец, сваренный в бульоне с травами, затем обжаренный во фритюре.
И ещё: цыпленок, фаршированный чёрными трюфелями с варёными овощами и соусом, тоже из трюфелей.
По-своему здесь готовят и лягушачьи лапки. И рыбу пресноводную обволакивают слоем теста, сдабривая соусом из раков.
Здесь по-особому готовят даже традиционный луковый суп. Лук предварительно обрабатывают карамелью, отчего он, по сути, перестаёт быть тем самым, знакомым луком. А в центр суповой чашки кладут сырный тост, слегка посыпанный зеленью.
Одних местных сыров, подаваемых как отдельное блюдо, тут не меньше десятка.
Но оборвём этот весьма впечатляющий — и вкусный — перечень. Лучше проиллюстрируем его — ещё одной муралью-обманкой.
Размещена она на наиболее заметном месте дома с портретами самых известных лионцев — на первом уровне, напротив ваших глаз.
На ней — кулинар, прославивший кухню Лиона во всем мире. Создатель целой гастрономической империи Поль Бокюз.
Его искусство отмечалось «кулинарным Оскаром» — тремя Мишленовскими звёздами аж на протяжении 50 лет. Причём, в отличие от других, портрет на фасаде был создан при его жизни.
Он продолжил традиции своей семьи, около трёх столетий занимавшейся кулинарным делом. Перенимал науку у лучших мастеров. Чтобы затем создать так называемую «новую кухню» Франции.
Фундаментом её стали высококачественные натуральные продукты и пониженная калорийность. А надстройкой — знания плюс неиссякаемая фантазия.
Важнейшими профессиональными составляющими для него были максимальная свежесть продуктов — будь то мясо, дичь или рыба, — и их по возможности местное происхождение.
Помимо чисто профессиональных умений и приёмов в работе кулинару, как он однажды признался, помогал и ещё один секрет: он всегда старался находиться в окружении приятных ему людей.
Когда его, уже обретшего звание «лучшего повара Франции», награждали в Елисейском дворце орденом Почётного легиона, Бокюз лично готовил для последующего приёма разработанный по новому рецепту суп из трюфелей.
Блюдо было названо аббревиатурой имени и фамилии тогдашнего французского президента, вручавшего награду. Тот, как утверждается, был весьма польщён: имя его отныне будет связано и с удивительным по вкусу блюдом.
Кулинар между тем продолжал поражать гурманов всё новыми своими произведениями. При этом, будь то сотэ из цыплёнка, запечённая в тесте зубатка, телячьи медальоны или ещё бог весть что, шеф предпочитал по мере возможности заменять соусы травами, лимонным соком, маслом, уксусом. И это в стране, славящейся своими невероятными соусами!
Его неоднократно признавали
«лучшим шеф-поваром ХХ века».
Утверждается, что он «нанёс Лион на мировую гастрономическую карту». Некоторые идут дальше, заявляя, что с его помощью Лион стал всемирной кулинарной столицей.
Сомневаюсь, что с этим согласятся, например, в Пекине.
Но то, что ароматы лионской кухни распространились по всей стране, — в этом здесь не сомневаются.
Поль Бокюз даже встречает вас в лионском туристическом бюро. Уже бронзовый, к сожалению. Сидит на диванчике в своём высоком колпаке.
Я присаживаюсь рядом в ожидании, когда можно будет подойти к стойке за консультацией и картой города. Разглядываю замершего кудесника кухни. Я кое-что слышал об этом замечательном кулинаре.
Встречал его замечательные слова:
«Жизнь — это маленькая кухня, на которой мы готовим блюда под названием «счастье». На этой кухне мы сами себе шеф-повара, и только нам решать, какие ингредиенты мы будем добавлять в наши блюда. Важно помнить, что универсального рецепта нет, поэтому творите, пробуйте что-то новое. И, может быть, тогда, в конце, вас будет ждать награда».
Неверно считать, заметил как-то он, что каждый рождается с окончательно сформированными органами вкуса. По его словам, следует тренировать «нежное нёбо», вносить в память вкус и качество еды, улавливать тончайшие нюансы, учиться в них ориентироваться.
Потом, на портале Euromag обнаружится ещё несколько его цитат, говорящих, что маэстро был не только гроссмейстером своего дела и философом, но и остроумцем.
Судите сами:
«Хорошая кухня начинается с любви к тому, кому вы готовите».
«Жизнь слишком коротка, чтобы сидеть на диете. Диетическая еда — это опера без оркестра».
«Если вы не едите масло и яйца, вам вообще нет смысла приезжать во Францию».
«Если архитектор совершает ошибку, её скрывает плющ. Если доктор совершает ошибку, её скрывает земля. Если шеф совершает ошибку, он добавляет немного соуса и говорит, что это новый рецепт».
И — вишенка на торте:
«Так называемая новая французская кухня — это маленькая порция и огромный счёт».
Между тем для французов высокая кухня — важная составная часть понятия «искусство жить», получать удовольствие от каждого прожитого дня.
В Лионе же она дополняет его героическую историю, богатую и разнообразную культурную жизнь.
И не случайно французы наделили город высоким титулом — «Душа Франции».
Париж же считается «сердцем Франции».
Что ж, им, французам, виднее.
Владимир Житомирский
