Есть много причин выступать против смертной казни. Среди них: когда заключенный единоверец.
Последние статистические данные показывают, что подавляющее большинство казней в 2022 году произошло или, будут происходить в Библейском поясе, и этот факт соответствует более широким историческим тенденциям. Белые евангелисты являются самыми ярыми сторонниками смертной казни в Соединенных Штатах, часто опираясь на библейские концепции, такие как «око за око», чтобы оправдать свою позицию.
На самом деле те, кто совершают казни, иногда считают себя делающими дело Божие и соответственно опираются на христианские идеи. Один бывший тюремный надзиратель (ныне глава исправительной системы Миссисипи) регулярно рассказывал о своем служении, предлагая молиться с заключенными, наблюдая за их смертельными инъекциями.
Но, как напоминает нам недавний случай смертной казни Рамиро Гонсалеса, некоторые мужчины и женщины, приговоренные к смертной казни, принимают веру во Христа во время своего пребывания в тюрьме. В более широком смысле, за решеткой находятся тысячи верующих христиан, многие из которых несут на себе основную тяжесть карательной политики и настроений, которые в немалой степени поощряются некоторыми их собратьями-американскими христианами.
Итак, в то время как некоторые христиане могут рассматривать тюрьму в первую очередь как место, где невозрожденные души нуждаются в спасении наряду с их суровым наказанием, мои встречи с заключенными в конечном итоге бросили вызов этому восприятию.
Несколько лет назад я начал добровольно служить в тюрьмах Северной Каролины и своими глазами увидел, как Бог действует в тюрьмах нашей страны. На самом деле, чем дольше я служил, тем больше я осознавал, какая часть заключенных уже включает в себя наших братьев и сестер во Христе.
Таких мужчин и женщин следует рассматривать не только как тех, кто нуждается в фокусе нашего служения, но и как самих служителей, выполняющих евангельскую работу и предлагающих примеры верности, у которых могут учиться христиане извне. Их присутствие — это, по выражению теолога Джейсона Секстона, ecclesia incarcerate — осязаемое существование Церкви в заточении.
Моя работа в тюремном служении заставила меня признать теологические последствия христианского общения за решеткой, особенно когда речь идет о смертной казни.
Проще говоря, я считаю, что мы должны выступать против смертной казни, потому что она связана с карательным убийством наших братьев и сестер во Христе. Этот аргумент, хотя и не новый, часто упускается из виду.
Когда я учился в школе богословия, у моего профессора этики Стэнли Хауэрваса на двери был плакат, на котором жирным шрифтом было написано:
«Скромное предложение мира: пусть христиане мира согласятся, что они не будут убивать друг друга».
Вскоре я понял, что скромное предложение этого плаката о мире звучит правдоподобно — не только в ситуациях войны и международных конфликтов, но и когда речь идет о смертной казни. Говоря словами плаката, я считаю, что мы, христиане Америки, должны согласиться не убивать друг друга, даже в контексте нашей системы уголовного правосудия.
Есть много других веских причин против смертной казни, и христиане, безусловно, должны быть обеспокоены присущими им расовыми и социально-экономическими различиями и проблемой неправомерных приговоров. Но существует также давняя традиция христианского мышления об уголовном правосудии, основанная на признании Божьей искупительной работы благодати в жизни всех людей, даже тех, кто совершил насильственные преступления.
Как выразился теолог Роджер Олсон, без необходимости лишить жизни посредством смертной казни означает «узурпировать прерогативу Бога», поскольку «каждый отдельный человек может быть избран Богом для своего спасения и для своего служения».
Возьмем, к примеру, дело Келли Гиссенданер, которая была осуждена за помощь в подготовке убийства своего мужа и приговорена к смертной казни в Джорджии в 1997 году.
В том, что она виновна, сомнений не было. И все же, находясь в тюрьме, Гиссенданер продемонстрировала ответственность за свои действия и приняла призвание христианского служения. Она получила степень богослова и стала надежным источником информации для тех, кто находился с ней в заключении, и источником вдохновения для многих христиан извне (включая теолога Юргена Мольтмана, с которым она регулярно переписывалась).
Христиане в тюрьме и за ее пределами свидетельствовали о силе ее служения и работе Святого Духа в ее жизни. И все же ее казнили в 2015 году, после того как ее прошение о помиловании было отклонено Советом по помилованию и условно-досрочному освобождению — все они называли себя христианами — которые настаивали в явно библейских терминах на том, что ее жизнь заслуживает конца.
Как написала теолог Дженнифер Макбрайд:
«История Келли иллюстрирует, что смертная казнь равносильна расточительности жизни, механизму, с помощью которого общество отбрасывает доброе творение, созданное Богом, и продолжает его переделывать».
Совсем недавно меня поразило дело Гонсалеса, приговоренного к смертной казни за похищение, изнасилование и убийство в Техасе. Гонсалес взял на себя ответственность за свои преступления, вел жизнь веры и молитвы, получил степень библейского колледжа и получил широкую похвалу за свой щедрый дух.
К счастью, казнь Гонсалеса недавно была остановлена. В результате Гонсалес может более полно жить своим христианским призванием, включая возможное пожертвование одной из своих почек нуждающемуся. Как выразился духовный наставник Гонсалеса, «Рамиро делает жизнь людей лучше».
Я ожидаю, что это «скромное предложение» расстроит как минимум два лагеря верующих.
Во-первых, христиане, выступающие за смертную казнь, будут утверждать, что эта точка зрения смешивает Иерусалим с Афинами, упуская из виду Божье назначение органов власти и самого карающего меча в Римлянам 13 (хотя другие верные прочтения этого и других текстов приходят к другим выводам о смертной казни). Это важное возражение, которое должно подтолкнуть христиан к размышлению о наших обязательствах перед земными городами за пределами наших собственных кладбищ.
И все же, как христиан, наша идентичность фундаментально основана на личности Иисуса Христа. Мы учимся анализировать политические последствия этой идентичности в общении с другими христианами в Церкви. Политика или «реальная жизнь» не находятся где-то за пределами Церкви. Вместо этого Церковь предлагает видение того, какой на самом деле может быть совместная жизнь. Допустить, чтобы наши братья и сестры были убиты государством, значит отрезать возможность этой совместной жизни.
Акцент на совместной жизни также выдвигает на первый план обязательства Церкви перед жертвами и их семьями, которые, несмотря на постоянные призывы к «правам жертв», часто забываются или игнорируются.
Преподобный Стейси Ректор, исполнительный директор организации Tennesseans for Alternatives to Death Penalty, сказала мне:
«Как христиане, мы должны быть более внимательными к эмоциональным, финансовым, умственным и духовным потребностям этих семей после убийства, а не так сосредоточены на том, как мы собираемся наказать преступника. Если бы это было так, то мы увидели бы меньше стремления к смертной казни».
В этом смысле отмена смертной казни — это не просто отказ от определенной формы государственного насилия. По сути, речь идет о другом виде присутствия, а также о творческих способах, выходящих за рамки простого исчисления возмездия, в которых христиане могут служить тем, кто пострадал.
Во-вторых, многие защитники смертной казни могут сочувствовать моим аболиционистским целям, но разочарованы моей ограниченностью. Разве мы не должны быть против любого применения смертной казни, а не только случаев, когда христиане казнят христиан?
Безусловно, мы должны надеяться на тот день, когда никого не казнят. И христиане могли бы выступать против смертной казни для заключенных — даже в тех случаях, когда духовное преображение или расплата за ужасные преступления отсутствуют — просто рассматривая возможность их искупления и будущего общения в качестве верующих.
В своей книге, посвященной оппозиции христиан смертной казни, Шейн Клэйборн пишет, что:
«Смерть закрывает дверь для любой возможности искупления. Мы действительно можем верить в Божью работу в жизнях и пространствах, которые кажутся безнадежными».
Но, в конце концов, в ответ я просто передаю собственные слова Хауэрваса, когда он столкнулся с этой жалобой на его плакат: «Это скромное предложение — нам нужно с чего-то начинать».
Наконец, делая это заявление, я также хочу сопротивляться искушению рассматривать смертную казнь как искупительное благословение, мотивирующее обращение в христианство. Это представление о том, что смертная казнь действительна, потому что она вызывает реабилитацию и духовные изменения, имеет долгую историю, от проповедей колониальной эпохи перед повешением до более поздних евангельских оправданий казней.
Как сказал один евангелистский лидер в 1976 году:
«Человек гораздо более склонен серьезно думать, если он знает, что умрет в следующий вторник, чем если он просто ожидает, что умрет когда-то в будущем».
Это может быть убедительным описанием человеческой психологии, но это плохое представление христианской миссии. Мы не должны угрожать смертью и учреждать ее, чтобы поощрить обращение, потому что мы верим не в смерть, а в живого Бога. Мы надеемся на духовное преображение, потому что это повеление Бога, и мы жаждем общения с нашими собратьями-носителями образа.
Постоянная тема в моих разговорах об уголовном правосудии — это повышенная чувствительность к проблемам в нашей системе правосудия, которые возникают, когда у человека есть член семьи, находящийся в заключении. Когда это происходит, тюрьмы и наказания перестают быть абстрактными вопросами, и человек часто приходит к пониманию того, насколько наши национальные системы правосудия могут быть неэффективными, жестокими и вредными. Такие люди знают, что их близкие должны нести ответственность за свои действия, но они также могут своими глазами увидеть, как наши пенитенциарные учреждения препятствуют истинной ответственности, трансформации и восстановлению.
Я надеюсь, что христиане смогут взрастить такое же признание — признание, основанное не на кровном родстве с заключенными, а на духовной связи с заключенными как членами Божьей семьи. Как выразился Брайан Стивенсон, знание людей как братьев или сестер во Христе помогает нам видеть дальше худших поступков, которые они когда-либо совершали.
Жизнь в Божьей семье означает справедливость, но также восстановление и надежду. Здоровая семья может возлагать друг на друга ответственность за совершенные проступки и стремиться к благополучию друг друга.
Я скромно надеюсь, что евангелисты смогут поддержать дело аболиционистов, потому что мы готовы принять каждого брата и сестру, оказавшихся по другую сторону тюремной решетки, чтобы увидеть дар их жизни и потенциал их будущего.
Автор: Аарон Гриффит — доцент истории в Университете Уитворта и автор книги «Божий закон и порядок: политика наказания в евангелической Америке».