По мере приближения зимы двузначная инфляция и стоимость энергии станут проверкой единства, считает обозреватель лондонской The Independent Мэри Дежевски. Очень дельную статью она опубликовала днями в американском журнале The Nation. Предлагаю вашему вниманию её перевод.
Жаркое европейское лето этого года породило странную смесь гедонизма и стоицизма. Постковидная решимость взять отпуск и порезвиться на солнце со всепроникающим чувством покорности перед явлениями, уже маячащими на горизонте. Это резкое противоречие, порожденное слишком реальным осознанием того, что по соседству идет война.
Через шесть месяцев после вторжения России внимание Европы уже не так навязчиво приковано к Украине, как раньше. Специалисты по военной тактике почти исчезли с наших телеэкранов вместе со своими замысловатыми картами. Потребовалась угроза пожара на крупнейшей атомной электростанции в Европе — в Запорожье — для того, чтобы Украина вернула себе место на первых полосах западных СМИ. То, что сохранилось, в значительной степени не уменьшилось, по крайней мере, в Европе, — это раннее чувство народной солидарности с Украиной и определенная гордость за то, что эта солидарность всё ещё существует.
Вопрос в том, как долго это может продолжаться? А что будет, если она начнёт убывать или просто иссякнет? На этот вопрос вдвойне сложно ответить, потому что, несмотря на всё присутствие Украины в новостях, в большинстве европейских стран явно отсутствует дискуссия о роли Европы в войне и вообще ничего, что могло бы сойти за содержательные дебаты.
Причина — выживание Украины как суверенного государства и её статус жертвы российской военной агрессии — настолько очевидно безупречны, что предоставление любой помощи, которую требуют президент Украины и его штаб, само по себе стало чем-то вроде священного долга. Тем временем кое-кто на Украине возродил старые аргументы о том, что их страна благородно выполняет свой священный и исторический долг, выступая оплотом Запада против евразийского зверя.
То, что военная помощь Европы Украине развивалась и расширялась с течением времени, редко оспаривалось. Пока украинцы полны решимости продолжать борьбу — а таких стало больше, а не меньше, так как их потери росли, а время шло — кто мы такие, рассуждают они, чтобы бороться за мир? Любого с европейской стороны, кто хотя бы намекает, что Украина могла бы хотя бы подумать о том времени, когда ей, возможно, придется сократить свои потери, отвергают как умиротворителя, подставного лица для России или того хуже.
Конечно, внутри Европы были различия в акцентах, при этом подводные течения расходились примерно по линии между старыми и новыми членами Европейского Союза, а споры сводились к тому, кто может проявлять слишком много или слишком мало твёрдости духа. Великобритания под руководством премьер-министра Бориса Джонсона (и больше не входящая в ЕС) твердо стояла на стороне «новой Европы». Швеция, недавно перешедшая в НАТО в ответ на российское вторжение, движется в том же направлении.
Считается, что Франция и Германия и, в меньшей степени, Италия с меньшим энтузиазмом относятся к военной поддержке Украины и больше заинтересованы в сдерживании войны — история 20-го века предлагает, по крайней мере, частичное объяснение. Однако когда нужно было сделать выбор, Старая Европа присоединила свой голос к голосу Новой Европы, и единый фронт сохранился. Украина должна победить. Когда ЕС стремился сократить свою энергетическую зависимость от России, видимость единства сохранялась, хотя и ценой некоторой гибкости (в том числе со стороны Венгрии).
У меня новый канал — «Вечернее чтение». Приглашаю посетить и подписаться!
Однако по мере того, как лето переходит в осень, трудно избежать вывода о том, что мы достигли распутья, которое станет испытанием как пределов европейского единства, так и силы его приверженности Украине. Немногие признают это столь откровенно, но поскольку большая часть Европы сталкивается либо с двузначной инфляцией, либо с зимним нормированием энергии, либо и с тем, и с другим, правительства стоят перед очень трудным выбором. Они могут увеличить свой государственный долг, субсидируя цены для потребителей и бизнеса; они могут рисковать гневом своего населения, повышая цены и/или налоги; или они могут попытаться сделать что-то среднее между ними. Но что-то нужно будет делать, и все, что будет сделано, будет иметь последствия для Украины.
Некоторые страны находятся в лучшем положении или лучше подготовлены к зиме, чем другие. Франция меньше зависит от других в плане энергии, чем большинство других стран, и она будет субсидировать цены, так что потребители столкнутся с однозначным повышением цен. Перевернув энергетическую стратегию, которую она проводила в течение последних 30 лет, Германия готовится к налогам на потребителей, остановке промышленности и задержкам в достижении многих климатических целей, поскольку уголь и атомная энергия возвращаются в набор энергоносителей. Италии, чье технократическое правительство пало из-за экономических разногласий, в следующем месяце предстоят выборы, так что её реакция находится в подвешенном состоянии. Испания пытается ускорить строительство нового трубопровода из Алжира, а ЕС незаметно переключил свой интерес к Азербайджану с прав человека на нефть и газ.
Однако нигде дебаты о том, что делать с резко возросшими ценами на энергоносители, не являются более запутанными или спорными, чем в Великобритании. Отчасти это связано с тем, что с начала июля, когда половина кабинета дезертировала, а Борис Джонсон был вынужден уйти в отставку, в стране не было серьезно функционирующего правительства. Но это происходит также из-за племенного раскола, который был выявлен в последующем контексте руководства Консервативной партии, между небольшими штатами, занимающимися сокращением налогов, с одной стороны, и самозваными защитниками надежного финансирования с другой.
Никакой резолюции не будет до тех пор, пока 5 сентября не будет объявлен преемник Джонсона, и тогда ссоры могут даже не закончиться. Между тем, все возможные группировки яростно лоббируют собственные интересы. Однако среди этой какофонии любого давнего наблюдателя за британской политикой может удивить отсутствие нормальной реакции британского правительства на любую неудачу. Иностранцев — в данном случае русских — почти никто открыто не обвиняет, по крайней мере, не так многословно.
Для массового потребления энергетический кризис — назовем его так — рассматривается скорее как непредвиденная катастрофа, сродни стихийному бедствию, чем как прямое следствие того, что кто-то сделал, например, Россия. Истинная причина резких скачков энергии обычно остается неизвестной.
На уровне элит идет несколько иная дискуссия. Бывший министр иностранных дел Уильям Хейг — один из тех, кто публично указывает на связь между внутренней политикой в Европе и войной на Украине. В недавней статье в лондонской Times он предупредил , что «Путина устроит, если наш интерес к Украине не сработает».
Что это может означать на практике, было разъяснено в программе новостей Би-би-си, посвященной текущим событиям , высокопоставленным и отмеченным многочисленными наградами военным, генерал-лейтенантом сэром Саймоном Мэйоллом. «Мы должны понимать, — сказал он, — что проблемы с ценами на энергоносители… напрямую связаны с агрессией России на Украине». Другими словами, обвинение России было способом удержать британскую общественность на стороне Украины.
Так почему, по крайней мере, в Великобритании это дело не освещается более громко, как, кажется, считает сэр Саймон? Позвольте мне предложить несколько предложений. Первый: власть имущие отвлекаются на борьбу за лидерство, но они также считают, что общественность и так уже обвиняет Россию, так что нет необходимости настаивать на этом. Второе: политики настолько дискредитировали себя, что все, что они могут сказать, вызывает подозрение. Зачем рисковать людьми, сомневающимися в виновности России? Третье: аргумент «винить Россию» нужно приберечь до тех пор, пока дела не пойдут совсем плохо (например, когда закончится электричество или люди не смогут отапливать свои дома). Зачем тратить его сейчас?
Но может быть и четвертая причина: если речь идет о ценах на энергоносители и инфляции, то винить в этом Россию не совсем корректно. Можно обвинить Россию во вторжении на Украину. Можно обвинить её в блокаде, которая подняла мировые цены на продовольствие (хотя суда с зерном сейчас отправляются). Но энергетический вопрос более сложен — и, возможно, Великобритания и некоторые другие европейские правительства предпочли бы не начинать давно назревшую дискуссию об опасностях для Запада, связанных с обеспечением обороны Украины, и потенциальных затратах, как на Украину, так и на нас самих.
Трудность для европейцев заключается в том, что, как бы мы ни обвиняли Россию в том, что она спровоцировала дефицит энергоресурсов и задержала поставки (особенно газа), это не совсем то, что произошло. Произошло то, что после того, как Россия вторглась на Украину, Великобритания и ЕС отказались от своей давней практики освобождения энергетического сектора от санкций и перешли к сокращению импорта российской нефти и газа. Теперь этот уход резко восстановился, по крайней мере, в краткосрочной перспективе.
Мало того, что многие страны ЕС в настоящее время пытаются сократить потребление или заменить российские поставки — в некоторых случаях конкурируя друг с другом, — Россия также смогла найти новые рынки и воспользоваться ростом цен. Если цель состояла в том, чтобы лишить Россию финансовых средств, она потерпела неудачу, и теперь большая часть Европы с тревогой ждет очень холодной и дорогой зимы. Возможно, другие части пакета санкций наносят или со временем навредят России. До сих пор, однако, все повреждения были односторонними.
Даже сейчас Россия фактически не отключила газ. Но потоки — по мнению России, по техническим причинам, по мнению Запада — по политическим причинам, — сократились и стали менее предсказуемыми. Боюсь, что зимой Россия закроет краны. Но именно Европа первой потянулась к «энергетическому оружию». Любое прекращение поставок будет ответом России.
Таким образом, несмотря на то, что связь между ценами на энергоносители и войной на Украине действительно существует, любая попытка ЕС или Великобритании возложить вину на Россию поставит вопрос, который до сих пор почти не обсуждался, не говоря уже о ответе: насколько далеко люди готовы согласиться терпеть трудности ради принципа — наказания агрессора — и насколько они будут продолжать поддерживать войну, которую их никогда не просили одобрять — ни в парламенте, ни на любом другом общественном форуме?
Даже в Германии, где общественность очень поддерживала Украину — часто казалось, что она более благосклонна к ней, чем их канцлер, — и где правительство гораздо более открыто говорило о рисках, чем правительство Великобритании, поддержка более сильной военной помощи уменьшилась, поскольку стали очевидными издержки для простых немцев.
Великобритания может стать одной из последних европейских стран, выступивших против войны, не только из-за громкой позиции Бориса Джонсона в поддержку президента Владимира Зеленского — позицию, которую оба возможных преемника Джонсона обязались продолжать, — но и потому, что здесь между лидерами и ведомыми существует, пожалуй, самый большой разрыв во всей Европе. Ни один министр не торопится объяснять связь между поддержкой войны и спиралью цен на энергоносители.
Однако даже несмотря на то, что кандидаты заявляют о преемственности во внешней политике, следующему премьер-министру придется столкнуться с некоторыми неловкими реалиями. Несмотря на преимущество нефти и газа из Северного моря и раннее использование возобновляемых источников энергии, Великобритания оказалась столь же уязвимой для глобального энергетического шока, как и все остальные. Если бы их поставили перед выбором между гарантированно теплыми домами зимой и продолжением защиты Украины от России, что бы выбрали избиратели?
Дважды за последние дни поступали неподтвержденные сообщения о том, что Великобритания участвует в тайных переговорах с разными сторонами в войне, правда, с какой именно целью, неясно. Может ли это быть прелюдией к изменению политики с меньшим упором на военную поддержку и большим на дипломатию? Любому ответу придется подождать, пока в Великобритании не появится новое правительство.
Стоимость продолжения оказания военной поддержки Украине при минимальной защите британцев от неподъемных цен на энергоносители зимой и связанной с этим инфляции может оказаться фатальной для правительства, которое неизбежно возглавит кто-то без убедительной харизмы Бориса Джонсона. И если общественное давление заставит Великобританию, которая во многих отношениях выступала за военную победу, начать отстаивать дипломатический результат, это может означать конец всегда хрупкого европейского консенсуса, а вместе с ним и конец европейской военной поддержки Украины.
© Перевод с английского Александра Жабского.