В отличие от Китая времен Мао, когда жертвовать было нечем, сегодня для второй по величине экономики мира на карту поставлено гораздо больше. Предстоящий XX съезд партии, вероятно, ознаменует беспрецедентный третий пятилетний срок Си. И есть веские основания полагать, что жертвы экономического роста Китая только начались, пишет Project Syndicate.
НЬЮ-ХЕЙВЕН — Со времен Дэн Сяопина экономический рост имел огромное значение для лидеров Китая. 10% годовой рост с 1980 по 2010 год был воспринят как противоядие от относительного застоя эпохи Мао, когда экономика росла всего примерно на 6%. Но при Президенте Си Цзиньпине маятник качнулся назад со средним ростом в 6,6% с 2013 по 2021 год намного ближе к траектории при Мао, чем при Дэне.
Некоторое замедление было неизбежным, что частично отражало закон больших чисел: малые экономики лучше способны поддерживать высокие темпы роста. По мере роста экономики Китая — с 2% мирового ВВП в 1980 году во время взлета Дэна до 15%, когда Си пришел к власти в 2012 году, арифметическое замедление стало лишь вопросом времени. Сюрприз состоял в том, что это заняло так много времени.
Существует возможность количественно оценить упущенный Китаем результат от этого замедления. Если бы при Си Цзиньпине годовой рост реального ВВП оставался на траектории 10%, а не замедлился почти на 3,5 процентных пункта с 2012 года, экономика Китая сегодня была бы чуть более чем на 40% больше, чем сейчас.
Вместе с тем, замедление темпов экономического роста в Китае, это гораздо больше, чем арифметическое событие. Также действуют три мощные силы — структурная трансформация экономики, расплата за прошлые эксцессы и глубокий сдвиг в идеологических основах китайского управления.
Структурное объяснение придает замедлению оптимистичный вид, рассматривая его как побочный продукт стратегии, направленной на повышение качества экономического роста. Слишком долго придерживаясь курса гиперроста, Китай все больше страдал от "четырех не" бывшего премьер-министра Вэнь Цзябао — экономики, которая была нестабильной, несбалансированной, нескоординированной и (в конечном счете) неустойчивой. Ребалансировка была единственным выходом, особенно если это вело к более экологичному, ориентированному на потребителя и интенсивному росту сферы услуг, который отвечал двум целям: балансу и устойчивости. Если замедление роста было платой, то оно того стоило.
Некоторое время казалось, что структурное замедление идет своим чередом. Экономический рост за счет услуг стимулировал создание рабочих мест, а урбанизация придала мощный импульс реальным доходам. Несмотря на то, что из-за слабой системы социальной защиты уровень потребления по-прежнему оставался низким, что породило избыточную предупредительную экономию, были все основания полагать что структурные преобразования возможны. Но структурное замедление не обошлось и без обратной его стороны — особенно тревожного ослабления роста совокупной факторной производительности в Китае, а также жестких демографических барьеров из-за политики планирования семьи "одна семья — один ребенок", действовавшей в период с 1980 по 2015 год.
Но есть веские основания полагать, что замедление роста в Китае также может быть неизбежной расплатой за эксцессы эпохи гиперроста. Эта линия рассуждений была фактически телеграфирована в 2016 году в громком интервью с "авторитетным лицом", опубликованном на первой полосе официального печатного издания Коммунистической партии People’s Daily, который предупреждал о потенциальной все более долгоемкой Японизации, поддерживаемой пузырем китайской экономики. Этому сценарию соответствует как Китайский сектор недвижимости, с чрезмерным использованием заемных средств, так и расширение государственных предприятий за счет долга после мирового финансового кризиса 2008–2009 годов. Для Китая это стало поводом для сокращения доли заемных средств, что вполне оправдало себя в краткосрочной перспективе, чтобы избежать долгосрочной стагнации потерянных десятилетий, подобной Японии.
Наконец, речь идет также о серьезном изменении идеологических основ управления. Как революционный основатель нового китайского государства Мао ставил идеологию выше развития. Для Дэна и его преемников все было наоборот: смещение акцента с идеологии считалось необходимым для ускорения экономического роста посредством рыночных "реформ и открытости".
Затем пришел Си. Изначально была надежда, что его так называемые "реформы Третьего пленума" 2013 года откроют новую эру высоких экономических показателей. Но новые идеологические кампании, проводимые под общей лозунгом идей Си Цзиньпина, Новая эпоха Китая, включая регулятивное ограничение некогда динамично развивающихся интернет-платформ и связанные с этим ограничения на онлайн-игры, музыку и частное обучение, а также политику нулевого распространения COVID, которая привели к бесконечным локдаунам, практически разрушили эти надежды.
Не менее важной была зацикленность Си на национальном возрождении, продукте его так называемой "китайской мечты", которая привела к гораздо более жесткой внешней политике Китая, резко контрастирующей с более пассивной позицией Дэна "затаись и выжидай". Не случайно это привело к торговым и технологическим войнам с Соединенными Штатами, породило "безграничное партнерство" Китая с Россией и усилило напряженность вокруг Тайваня — все это указывает на раскручивание глобализации, которая на протяжении долгого времени приносила Китаю больше пользы, чем любой другой стране.
Моя ошибка заключалась в том, что я слишком преувеличил способности Китая за разработку структурного противоядия от "четырех не" Вэнь Цзябао. Это привело меня к тому, что я придал слишком большое значение благотворным силам ребалансировки в качестве обоснования для более качественного экономического роста. Я очень беспокоился о рисках японизации, но в основном как о симптомах неудачной ребалансировки. Это заставило меня удвоить усилия по ребалансировке, утверждая, что структурные преобразования были для Китая единственным реальным вариантом.
Моей самой большой ошибкой было преуменьшать последствия идей Си Цзиньпина. Сосредоточенность Си на идеологии гораздо больше говорит о возрождении наследия Мао, чем о преемственности с эпохой Дэна. При Си новая эра Китая больше связана с верховенством партии с сопутствующим акцентом на власти, контроле и идеологических ограничениях экономики.
В отличие от Китая времен Мао, когда жертвовать было нечем, сегодня для второй по величине экономики мира, на карту поставлено гораздо больше. Учитывая, что предстоящий 20-й съезд партии, вероятно, ознаменует беспрецедентный третий пятилетний срок Си, есть веские основания полагать, что жертвы экономического роста Китая только начались.