В пятницу утром мне вместо спорт зала я иду на теннисный корт с тайной надеждой, что встречу там Стюарта. Я мог бы ему позвонить и договориться о встрече, но чувствовал, что не должен этого делать, чтобы не выглядеть слишком навязчивым. Тем более, что в мои планы входило предложить ему прототипную капсулу перед игрой. После встречи с Малышом и его негласного укора в мой адрес, я постоянно думаю - а почему бы мне самому не принять таблетку. Нахожу себе извинения и предлоги типа, что толку иметь сверхмощный движок в машине, если все ходовые части не соответствуют предполагаемой скорости. Я знаю, что почувствую необыкновенную легкость в теле и эйфорию, но по-настоящему испытать таблетку мне не удастся.
Как я и думал Срюарт был уже на корте. Сегодня он не брюках, и его загорелые перевитые венами ноги напоминают скорее марафонца, чем теннисиста.
По пушечным и точным ударам в стенку мне становится понятно, что в прошлый раз он едва ли играл со мной в пол силы. Я приветственно машу ему рукой и достаю из футляра ракетку и непочатую коробку мячей. Стюарт подходит ко мне и здоровается, как со старым приятелем. Мы разговариваем о предстоящем у него турнире. Он говорит, что тренируется по два раза в день и много спит в промежутках. У меня мелькает мысль, а что если мы примем мои капсулы и сыграем пару сетов: с ним ничего плохого произойти не может с такими венами. Я достаю из кармана ключи от машины, кошелек и капсулы в полиэтиленой упаковке от поливитаминов для мужчин. Ключи и кошелек убираю в футляр от ракетки и предлагаю Биллу капсулу. Он смотрит на меня вопросительно. Я делаю вид, что не понимаю его вопроса и забрасываю одну капсулу себе в рот.
«Что это?' – спреашивает Билл.
«Мужской поливитамин для тех, кому за сорок».
Стюарт берет у меня упаковку, пытается прочитать полустертые строчки на пакете и принимает капсулу.
На растворение кисло-сладкой оболочки капсулы требуется 5-7 минут, потом еще 3-5 минут необходимо, чтобы масть просочилась в кровеносный поток. Этого времени нам достаточно, чтобы сделать по паре пробных подач. Наша игра качественно отличается от предыдущей. Я чувствую это после вытаскивания «мертвого мяча» из-под самой сетки.
Обычно такие мячи и игроки покруче меня только провожают глазами. Стюарт тоже выглядит молодцом: больше не стоит стратегически верно на одном месте, а выбегает к сетке после подачи, как молодой. Но не только это выглядит иначе, но и весь уровень игры. Несмотря на то, что соотношение наших сил не поменялось, общая картина сегодня другая. После третьей игры во время смены полей мы встречаемся около сетки, и Билл говорит мне комплимент, что сегодня ему приходится попотеть. Я автоматически отмечаю, что он сухой, как Сахара.
Мы играем около часа один сет, на второй уже нет времени: на корте собираются люди из смешанной лиги. Среди прочих я вижу Сюзанну. Она смотрит в мою сторону.
При прощании Стюарт спрашивает меня как называются поливитамины, я повторяю «Для тех, кому за сорок».
Сюзанна здоровается со мной и сразу начинает ворчать, что так носиться по корту для разминки перед предстоящей игрой – откровенное безумие. Она говорит, что мне хорошо бы было поунять мой пыл для предстоящей игры с прошлогодними чемпионами.
Я знаю, что особого пыла у меня не будет, но не возражаю Сюзанне. Она говорит, что еще не решила, как нам надо играть. Я откровенно улыбаюсь ее серьезности на пустяковую тему и чтобы быть уверенным, что она поступит наоборот говорю ей: « Если они прошлогодние чемпионы, то мы просто обязаны у них выиграть и тем самым сделать заявку о себе на этот год.»
Она смотрит на меня в недоуменном отчаянии: « Мы ни в коем случае не должны сегодня выигрывать. Нам вовсе не нужна такая заявка и жизнь под стрессом до конца чемпионата. Я думаю, что ты потерял работу не случайно: ты совершенно не умеешь читать между строк.»
Я доволен, что добился своего, но на всякий случай говорю в догонку, что сегодня себя чувствую как никогда хорошо и просто жалко терять такую возможность - обесчестить кого-нибудь публично. Сюзанна смотрит на меня, как на маргинальный характер из теле шоу.
Наши соперники выглядят, как брат и сестра: приблизительно одного роста и возраста, одетые в похожую одежду и обувь, с одинаковыми солнцезащитными козырьками и напульсниками для вытирания пота. Я нисколько не удивляюсь, когда узнаю, что их зовут Пол и Пола. Цвет их кожи близок к Сюзанниному: глубокому всесезонному загару. Это говорит мне о том, что средств и времени у них достаточно, чтобы играть в теннис на открытых кортах в любое время года. Они, наверняка, супруги с парой детей в колледжах.
Мы все вежливо улыбаемся и по-хозяйски предлагаем друг другу поля и первоочередность подач.
После потери нескольких очков Сюзанна отзывает меня в сторону и отчитывает: « То, что мы не должны выиграть – вовсе не значит, что мы должны быть разгромлены с позорным счетом. Ты должен выглядеть активней и показывать желание выиграть, а не разводить руками и провожать мячи пылким взором. Не стой, как вкопанный.»
Капсула прекратила свое действие давным давно, я ожидал резкого упадка энергии. Но ничего этого не произошло – никакого состояния cold turkey у меня не было.
По какой-то счастливой случайности мы выиграли один сет из двух и теперь проигрываем третий решающий.
Сюзанна абсолютно счастлива такому ходу дел: многие уже закончили свои игры и сидят вокруг нашего корта, наблюдая за нашей игрой. Для Сюзанны это и есть первопричина турнира: быть увиденной многими со стороны во время акций.
Для пущей убедительности борьбы мы проигрываем мучительно медленно и собираем таким естественным путем себе болельщиков и популярность.
Я осознаю, что Лина будет скоро дома, но все равно еду вместе со всеми в местную забегаловку на пару стаканов воды с лимоном и около теннисных разговоров.
За столиком, когда никто нас не может услышать, Сюзанна шипит мне боком своего рта, что я сегодня был именно таким партнером, какого она желала.
За столом разговор идет вовсе не о теннисе, а о детях, домашних животных и сбора подписей в защиту русской панк команды Пуси Раит. Наши соперники очень рады своему выигрышу и засыпают нас с Сюзанной комплиментами за отважную игру. Сюзанна просто млеет от получаемого внимания и сидит тихо с замороженной улыбкой на лице.
Бывшая соперница, Пола, спросила про мои теннисные тапки: как мне удалось сохранить такой винтаж в рабочем состоянии. Я говорю ей, что на самом деле это вовсе не винтаж, а возрожденная испанцами модель, которую купил в прошлом году в Барселоне. При упоминании Барселоны разговор плавно переходит на летне-осенние отпуска и покупку недвижимости на Коста Брава. Чтобы себя заявить компании помимо тенниса, я рассказываю про знакомых англичан, которые приняли предложение и инициативу от своей компании о преждевременном уходе на пенсию и купили себе премиленькое гнездышко на юге Испании. Несколько человек наперебой вставляют, что американские пособия теперь не прожить и в Мексике.
Когда тема разговора подхвачена другими и хорошо держится на плаву, самое правильное время исчезнуть из-за стола незамеченным, по-английски. Таким образом все будут помнить тебя, когда ты говорил что-то важное или интересное, а не просто прощался.
Поздно вечером мне звонит Билл Стюарт и говорит, что не смог найти в аптеке поливитаминов для тех кому за сорок. Я говорю ему, что поливитамины эти еще не поступили к массовой продаже так как не прошли всех рутинных испытаний и бюрократических барьеров, и что мы с ним пользовались прототипными образцами. Он молчит какое-то время, а потом спрашивает возможно ли еще достать таких прототипных капсул. Я отвечаю, что уже неделя, как не работаю.
Поездка в Манхаттан на машине всегда ограничивает людей в последующих там перемещениях и возлияниях алкогольными напитками, если представится такая необходимость. Даже если паркуешь свою машину где-то, а потом используешь городские виды транспорта, в конечном итоге тебе все равно приходится вести машину домой.
Лина принципиально не водит свой красный мерс на выходных, но и мотаться в подземке или пропахших индо-пакистанской едой такси она тоже не хочет, поэтому решать приходится мне. Поездка предстоит в верхнюю часть Манхаттана, где каким-то странным образом среди необузданных гаитян прижились бывшие москвичи. В основном это люди гуманитарных профессий, которые приехали в штаты не для того чтобы разбогатеть, а для того, чтобы заниматься тем, чем им было бы мило, но без вмешательств со стороны властей и конечно же тусоваться в своем кругу. Они очень горды своим географическим положением и смотрят свысока на бывших соотечественников из других частей города и пригородов. Именно там обитали герои повести Улицкой «Веселые похороны». В свое время мне было особенно интересно читать ее, потому что многое было узнаваемо до фотографичной похожести. Я хорошо знаю этот район с матрешечных времен. Наверняка моя художница живет все в той же квартире. При мысли, что она постарела на столько же лет на сколько и я, мне представилось лицо пиковой дамы во времена, когда Лизонька полюбила Германа. Вероятность, что мы встретим ее в квартире вдовы художника была довольно низкой. Художники редко когда дружат семьями и завидуют другим, если те состоялись при жизни или после их смерти. Чаще всего именно самое пикантное из жизни ушедших художников обсуждается их бывшими коллегами по цеху. На поминках кроме родственников, друзей и знакомых собираются и бывшие любовники. Писательница Улицкая намеренно драматизировала свои Веселые похороны чтобы хоть как-то адаптировать к возможному пониманию среднего человека трагическое событие ухода из жизни другого, но все равно они вызывали улыбку. На самом деле похороны и особенно поминки художников мужчин комедийны до уровня Сатирикона с самого начала и до последнего закемарившего гостя. Похороны художника сродни ирландским похоронам не только потому, что вдова навеселе с самого начала, но и потому, что гости быстро догоняют ее по состояния опьянения, и начинаются рассказы «каким он парнем был». Но здесь существует одна тонкость: рассказанный эпизод, несмотря на свою смехотворность, не должен вызвать на лицах слушателей и тени улыбки. Тот, кто улыбнулся, выбывает из списка рассказчиков и друзей за неуважение к умершему. Процесс поминок напоминает вращение умелой рукой хорошо сбалансированного волчка, когда создается впечатление, что волчок просто стоит на месте. Но через минуту, когда скорость начинает падать, его сначала начинает равномерно потряхивать, а в конце пути и вовсе кидает из стороны в сторону, как отскочившее от телеги колесо. В конце поминок правила про улыбки забыты – все смеются навзрыд. Один мой знакомый, служитель еврейской синагоги, объяснял мне однажды, что смех в случае большой потери есть выражение бесконечной печали, которую слезами выразить могут далеко не все.
Автор - писатель Илья Либман / другие книги писателя Ильи Либмана доступны по ссылке: https://zen.yandex.ru/libman
#штатные записки