КНИГА 2. ОСЕНЬ
Часть 2. Октябрь-6
***
- Простите, Изольда Леонидовна, но я не понял, что это за список, - директор озадаченно посмотрел на организатора. - Я попросил список участников концерта - для приказа об объявлении благодарности за подготовку и проведение.
- Ну-у... вот же... - в свою очередь, организатор искренне не понимала, в чем дело: список она написала - что не так?
- Я не вижу здесь фамилий тех, кто выступал, и, наоборот, читаю имена тех, кого на сцене не было. В хоре сколько человек?
- Да что же - весь хор писать? - возмутилась Изольда Леонидовна.
- И хор, и танцоров... и певцов. Разве вы не уточняли перед концертом, кто именно будет выступать?
По лицу организатора понял: не уточняли.
- Да никто... никогда... - залепетала она, как провинившаяся школьница.
- Никогда не объявляли благодарность тем, кто выступал? - поразился директор. - А кому тогда? И за что?
- Так вот же... вожатой, классным руководителям, чьи ученики выступают... комсоргам... председателям совета отряда... Они же организуют все это... за порядком на сцене следят...
- То есть, какая-нибудь условная Маша Иванова часами в хоре горло рвет, а благодарность ее классной? Милое дело!.. Вот поэтому, Изольда Леонидовна, и никто не хочет ни в чем участвовать: времени потратить приходится много, а тебе за это даже "спасибо" не скажут... Та-а-ак... Наталью Петровну я в списке вижу... принимается: она хотя бы по классам бегала, номера собирала... А Стелла Валентиновна? Она же только танцорам не играла, а так весь концерт за пианино просидела - и хору аккомпанировала, и солистам. А танцев было немного. Ее почему не включили сюда?
- Но ведь это ее должностные обязанности... песни на уроках учить... с хором работать... Она за это зарплату получает.
- А мероприятия в тарификацию не входят - значит, человек тоже тратит свое личное время. И потом... Что они делают на уроках - это чисто по программе. И повторяется из года в год. Если бы учителя музыки на каждое мероприятие выставляли только то, что на уроках выучили в рамках программы - да все организаторы в стране завыли бы страшным воем, и вы в том числе! А люди все-таки каждый год на мероприятиях показывают что-то новое. А это значит, что они тоже работают дополнительно. Ладно, на хор, допустим, несколько часов дали. А солисты? Ну-ка, поработай с каждым! Хотя бы по полчаса на человека. А сколько у нас солистов на этом концерте было?.. Вот и посчитайте по минимуму: полчаса на количество детей. Часов восемь набежит. Восемь лишних часов - одна неделя, вторая, третья. А с кем-то не один раз пришлось встретиться - еще полчаса... Значит, классные руководители молодцы - они вожатой готовые номера представили, а учитель музыки - это так, бесплатное приложение. Кстати, в двенадцатой школе сейчас скандал: учитель музыки сорвал мероприятие. Отказался заниматься с учениками бесплатно после уроков. Директор написал приказ на увольнение - а парень в прокуратуру: уроки провожу, прогулов нет, пьяным на уроки не являюсь, а готовить мероприятие - это по времени почти столько же, сколько уроки длятся, и за это никто не платит. Проверили - и оказалось, что под учителя музыки какие-то средства выделялись, но пошли они организатору по дополнительной ведомости. В общем, администрация у наших соседей нарвалась... Надеюсь, у себя я ничего подобного не обнаружу... не все еще проверил... Кстати, Изольда Леонидовна... Исходя из сложившейся в нашей школе традиции, так сказать, я и вам должен благодарность объявить?
- Но-о... - глаза организатора остекленели. - Так всегда было...
- И за что же? - весело спросил Ковалев. - Если мне не приснилось, вы сидели в зале рядом со мной - даже за порядком за кулисами не следили. Кстати, думаю, вас и вожатой для этого вполне хватило бы - и незачем туда всех классных руководителей загонять. Господи! Что же там творилось, за кулисами-то! - он в комическом ужасе взялся за голову. - Мало хора с танцорами - еще и классные с комсоргами и культмассовыми секторами туда набуркались! От девятого "Б" выступали два человека, а еще три их сопровождали. Ну, уж кого - а Валеру Капралова с Алимом можно было и не охранять.
Насмешливый тон директора и несуразное просторечное словечко, которым Николай Андреевич назвал присутствие на концерте классных руководителей и комсоргов, вывели Изольду Леонидовну из себя.
- Между прочим, Николай Андреевич, простите, что неприятные вещи говорю, но ваш Алим вел себя не лучшим образом! - перешла она в наступление. - Лариса Антоновна жаловалась...
- А почему она жаловалась вам, а не написала докладную мне?
- А что она написала бы? Что на пальцах вертелся, как в балете? На месте прыгал? Поясом щелкал? Что пошел за девчонками, которые на танец выходили? Вот вроде ерунда, а Лариса Антоновна говорит, что ее холодным потом прошибло: вдруг из зала увидят? Представьте, как хохотали бы! Выходят русские красавицы в кокошниках, за сарафанчики держатся двумя пальчиками - и чешет следом такой... джигит... и тоже двумя пальчиками за черкеску держится.
- Я не одобряю, конечно, и со своим... э-э... джигитом... поговорю, - Николай Андреевич подавил усмешку. - Смех на таком мероприятии, конечно, неуместен, я с этим согласен. Но и шипеть целый час на детей, чтобы не смели ни пошевелиться, ни улыбнуться, тоже... как-то не очень... Наверное, я какой-то неправильный учитель: у меня внешняя серьезность - не самоцель, - директор еще раз просмотрел список и протянул его организатору. - Переделайте, пожалуйста, Изольда Леонидовна! Только те, кто непосредственно вел подготовку и выступал, - и педагоги, и учащиеся. "Примазавшихся" не надо.
***
Алим топтался возле дверей хореографического зала. Ему было отчаянно скучно. Валера оставил его еще на первом этаже и ушел к режиссеру, сказал «на минутку», а минуток прошло уже немало. За дверью слышались звуки рояля. Судя по небыстрому темпу и четкому дроблению мелодии на «раз» и «два», из которых «раз» звучало громче, сейчас шло общее занятие у станка. От скуки он тоже начал разминку: «раз» - движение в сторону правой ногой с вытянутым (насколько позволяет ботинок) носком, «два» - нога, возвращаясь, сгибается в колене и слегка касается подошвой колена левой ноги с внутренней стороны, «раз» - «два», «раз» - «два»… На одно музыкальное предложение – семь таких движений, а затем быстро повернуться на сто восемьдесят градусов и все то же самое проделать с левой ноги.
Досчитав до семи, Алим стремительно крутнулся на полупальцах и… неожиданно увидел зрителя: в полутора метрах от него, в плохо освещенном углу, почти скрытый большой цветочной кадкой и широкими перистыми листьями пальмы, стоял невысокий худощавый мужчина лет сорока. Как это Алим не заметил его, когда подходил к залу? Впрочем, он смотрел в тот момент не по сторонам, а на таблички на дверях помещений (не настолько он освоился в ДК), чтобы не пропустить зал (вдруг там уже тихо будет). Но в зале занимались, рояль был слышен в коридоре, хотя и не громко. Алим, остановившись, вроде бы скользнул взглядом по коридору, но никого не видел, и не услышал ни какого-то движения рядом с собой, ни дыхания – и вдруг оказывается, что он тут не один!.. Прячется тут этот мужик от кого-то, что ли?..
- Вот артистов балета я здесь пока еще не видел, - едва заметно улыбнулся мужчина. – Ты из какого кружка?
Слабая улыбка у него, неуверенная какая-то, но в общем дружелюбная.
- Я не здешний, - начал объяснять смутившийся Алим. – Я из Дворца пионеров, там студия такая есть – «Дружба».
- Слышал, - кивнул мужчина.
- Я вообще-то приезжий, из села. Подготовка… честно: не очень… а я в институт хочу. Наверстывать много, надо заниматься дополнительно – а где? Там, во Дворце, до десяти вечера все забито. А здесь девчонки уже в восемь расходятся, даже те, у кого индивидуальные занятия. Вот мне Людмила Георгиевна, директор, и разрешила заниматься после них по вечерам… по знакомству, так сказать – я с ее сыном, Валеркой, в одном классе учусь… А вы кого-то с гимнастики ждете?
- Да нет… - после небольшой паузы со вздохом ответил мужчина. – Я тут… просто слушаю, как эта девочка играет… концертмейстер.
- Эля? – уточнил Алим. – Или другая?
- Нет, эта вот… которая сейчас… да, Эля ее зовут. Она… играет очень похоже… на мою жену… первую… она умерла…
Алим отвел глаза: не смог смотреть на искаженное страданием лицо незнакомца.
- Наверное, думаешь: станок – что тут слушать? Ну, сейчас да, не очень интересно. Но тут же не только станок! Когда индивидуальную программу готовят, тут уже и музыка настоящая.
- Да, там серьезно, - выдавил из себя Алим, с трудом поддерживая светскую беседу. – Кстати, я считаю, так несправедливо: значит, гимнастка – молодец, все хлопают, восхищаются, а концертмейстер – это так… как бесплатное приложение, его даже не называют. А он ведь тоже работает, пока это произведение для композиции подготовит.
- В целом – да, - кивнул мужчина. – Но так уж повелось… А ты с сыном директора дружишь? Хороший парень?
- Родители с плохими детьми мне дружить не разрешают – только с хорошими! – с достоинством произнес Алим, заставив собеседника улыбнуться. – Тем более я тоже сын директора – восемьдесят третьей школы.
- Правда? – мужчина, уже успокоившись, с интересом посмотрел на него. – У меня… - он почему-то запнулся на миг, – дети в этой школе учатся. А мама твоя физику ведет, да?.. А ты на кого больше похож – на отца или на мать?
- Я – «сборная солянка», - начал подробно описывать себя Алим. – На лицо похож на маму – точнее, на маминого отца, дедушку Алима… он кабардинец. Мы почему-то все на него похожи – и мама, и мамин брат, и сын этого брата, и мы с Галкой… Что длинный, тощий и светлый – это от моего отца. Что болтун – это и от отца, и от маминого брата. Они же оба гуманитарии – языки подвешены неплохо. У меня, как говорят, тоже. А что танцевать люблю – это тоже от дедушки Алима. И зовут меня так же, - он слегка поморщился. – Дедушку я, конечно, люблю, и имя само по себе нормальное, вот только у меня имя с фамилией сочетается… как-то не очень. «Алим Ковалев». Я, когда пришел в эту школу, в восемьдесят третью, с порога выслушал и «Сантьяго Чучкина», и «Васю Бельведерского». Да хорошо еще, что Ковалев, а не Хрюкин… как организатор наша. Вот муж обрек на всеобщую потеху! Говорят, он не разрешил ей девичью фамилию оставить.
- Тоже в курсе, - еле заметно улыбнулся мужчина. – Да еще при таком сочетании в школе работает. Но она, похоже, не очень переживает… Кстати, я был знаком с двумя Алимами, у которых тоже русские фамилии… так что ты не одинок. А Эльдар Рязанов? Аналогичное сочетание.
- Ну… «Рязанов». Рязанов – такая величина, что даже если бы у него была самая предурацкая в мире фамилия, на это никто и внимания не обратил бы.
- Как знать – может и Алим Ковалев когда-то станет такой величиной, что Рязанову не уступит.
- Ох, не скоро это будет! – вздохнул мальчик.
- Посмотри фильм «Я буду танцевать», - посоветовал мужчина. – Его часто по телевизору повторяют.
- Я видел, наверное… Это про Махмуда Эсамбаева?
- Ну, вот, оказывается уже видел. Вот тебе и пример.
- Да я и сам… без примера.
- В спорте и искусстве раскисать нельзя! – неожиданно жестко произнес мужчина. – Иначе ничего не добьешься… И что уже достиг – тоже медным тазом накроется. Тут уж я точно знаю, о чем говорю!
- А вы здесь работаете? Или в самодеятельности участвуете? – поинтересовался Алим.
- Да вот… в духовой оркестр записался на старости лет, - сказал мужчина прежним усталым, отнюдь не волевым тоном. – Молодость решил вспомнить. Хоть какая-то отдушина.
Что-либо Алим уточнять не стал – и так все понятно: не особенно счастливый в жизни человек, первая жена, пианистка, умерла, а раз она была ПЕРВАЯ, - значит, есть и вторая… похоже, не сахар, если мужик ради «хоть какой-то отдушины» записался в духовой оркестр и тайком, прячась за кадкой с пальмой, слушает девчонку, манера игры которой напоминает ему игру покойной жены… и дети, наверное, неродные, раз он, говоря о них, запнулся… «Вспомнить молодость» - значит, играл раньше. Может, даже музыкальное училище окончил. А может, не дотянул, раз говорит, что все наработанное медным тазом накроется, если раскиснешь. Может, именно в связи со смертью первой жены и «раскис», а позже не смог восстановиться?..
- Пойду я, - сказал мужчина, взглянув на часы. – Репетиция сейчас… Послушай, Алим… у меня просьба… не говори никому, что дурак какой-то тут под дверью часами торчит.
- И почему сразу – «дурак»? – возразил мальчик. – Мало ли почему человек пришел? Значит, ему это нужно почему-то… Тем более Элька действительно классно играет. Жалко, что послушать не могу – некогда. Мы же все трое здесь до закрытия занимаемся: Элька программу училищную играет – ей здесь рояль нравится. Валерка перед зеркалом жесты отрабатывает, мимику… А я перед другим прыгаю. А чтобы не отвлекаться, мы с Валеркой уши затыкаем. Берушами. Во видик, да?
Мужчина улыбнулся.
- В творческой среде что угодно можно увидеть. А целый хор на семьдесят человек с берушами в одном ухе – не слабо?
– В самый раз! – одобрил Алим.
- Просьбу выполнишь? Насчет дурака под дверью?
- Какой еще дурак? Где дурак? – начал озираться Алим. – Под какой дверью? Не вижу, не знаю… может, конечно, в мое отсутствие… но точно сказать ничего не могу.
На том и расстались. Алим еще немного поплясал в одиночестве, уже на всякий случай посматривая в оба конца коридора – не видит ли кто?..
Вскоре подошел и Валера, через некоторое время из зала начали выходить девочки в гимнастических купальниках и хитонах - юбочках из двух полотен (переднее короче, заднее длиннее), вышла девушка-тренер, кивнув Валере - сын директора ДК был всем знаком.
- Ну, что? Продолжим наши плодотворные занятия, - взглянул на Алима Валера, и друзья направились в зал.
Эля в качестве отдыха прохаживалась по залу, то наклоняясь, то прогибаясь.
- У музыкантов много профессиональных болячек бывает, - сказала она, увидев входящих мальчишек. - И с позвоночником проблемы в старости, и сухожилия больные, и мышцы воспаляются. Но почему-то про мозоли на попе никто не вспоминает. Что там у тебя? - чуть не с испугом спросила девочка, когда Алим со стуком поставил на пол свою сумку.
- Все сейчас увидите! - таинственно пообещал Алим разуваясь.
Сняв "мастерку" и брюки и оставшись в футболке и трико для репетиций, мальчик достал из сумки что-то непонятное - сшитая вдвое полоса из мешковины, что-то вроде узкого длинного мешка, набитая чем-то неровным.
- У тебя там что - камни, что ли? - поинтересовался Валера, присматриваясь к этому предмету неясного назначения.
- Камни, - вполне серьезно подтвердил Алим.
- Зачем?
- Утяжелитель. Прыжки нарабатывать.
- Ты свихнулся? - участливо спросил Валера и поднял набитую камнями мешковину. - Сколько это все весит?
- Не знаю, не взвешивал. Но прыгать со всем этим я в состоянии. А потом, без этого...
- Тебе что - мало того, как ты прыгаешь сейчас?
- Уже мало. У нас, наверное, весь ансамбль кинулся с камнями в карманах тренироваться.
- Понятно. А тебе надо по-прежнему быть впереди.
- Конечно. Хоть в чем-то, - вздохнул Алим. - Сейчас немного разомнусь...
- Да все мы тут малость со сдвигом, - успокаивающим тоном сказала Эля. - Алик, но ты поосторожнее все-таки... Нате вам затычки, - протянула она ребятам коробочку с берушами. - И работаем.
Никто не заглянул в зал за эти два с лишним часа, иначе он увидел бы очень даже интересную картину: что-то беззвучно, но эмоционально говорит черноволосый мальчишка, безостановочно прыгает другой - светловолосый, обвязанный непонятной бугристой лентой из мешковины, и все это - в сопровождении "Блестящего каприччио" Мендельсона, которое то отдельными фрагментами, то полностью играет на рояле девочка...
Наконец девочка за роялем опустила на клавиши крышку и поднялась. Тут же мальчишки, как по команде, выдернули из ушей беруши.
- Я больше не могу, - жалобно сказала Эля.
- Если честно - я тоже, - признался Алим.
- Ну и хватит, - Валера с жалостью посмотрел на них: ему самому было проще - у него хотя бы физическая нагрузка не та. - Алик, ты футболку сними - она же у тебя насквозь мокрая. Сейчас продует - заболеешь. И вообще, давайте посидим, остынь немного. До закрытия еще время есть.
- Ой, да ну! Сидеть еще из-за меня! - отмахнулся Алим. - Пока спускаться будем, остыну. Эль, эту штуку можно будет где-нибудь здесь пристроить?
- Смастерил - и самому не хочется носить? - засмеялась Эля. - Давай сюда, - она показала на шкафчик, в котором лежали ноты. - Только засунь свои вериги туда, подальше.
"Вериги" были пристроены. Ребята осмотрели зал и, придя к выводу, что беспорядка они после себя не оставляют, выключили свет, заперли дверь и направились к лестнице. Они дошли до второго этажа, и тут Эля вдруг вздрогнула и остановилась.
- Ты чего? – хором удивленно спросили мальчишки.
Она неопределенно ткнула куда-то пальцем.
- Ты имеешь в виду кларнет? – догадался Алим.
Негромкий мягкий звук, похоже, тянулся давно – он уже висел в воздухе, когда они спустились на второй этаж. На одной ноте, ровный-ровный, без толчков, без перерывов, ни громче, ни тише. Если можно было представить звуковое воплощение нежной шелковой, очень длинной нити, то это оно и было. Всего лишь звук кларнета – чего Эля вдруг вся напряглась?
- Вот это дыхалка! – потрясенно произнес Валера. – Это у духачей. Кто-то новый, наверное. Я такого еще не слышал.
Прошло еще с полминуты. Звук оборвался – и тут же после секундного (буквально на вдох) перерыва кларнет запел печальную мелодию.
- Моцарт. Концерт для кларнета с оркестром, первая часть, - сдавленным голосом проговорила Эля. – Валер… посмотри, кто играет.
- Я же духовиков не всех знаю. Тем более, это наверняка новый – если бы он у нас уже играл, то дыхание когда-нибудь продемонстрировал бы. А я в первый раз такое слышу.
- Отца моего знаешь ведь?
Валера несколько секунд, приоткрыв рот, смотрел на девочку, потом бросился к двери класса, где занимался духовой оркестр, присел на корточки, посмотрел в замочную скважину и, выпрямившись, направился к друзьям с таким растерянным видом, что ответа не потребовалось: играл именно Элин отец. А Алима осенило: это же тот мужчина, с которым он разговаривал три часа назад! Ну, конечно! Зачем бы любому постороннему человеку прятаться за цветочными кадками, чтобы послушать чью-то игру? Причем, даже не классику, а механическое «раз-два»? Да тут дело и не только в том, чтобы услышать, а и увидеть тайком. Действительно, трагедия – с какой стороны ни посмотришь…
- Он в училище учился? – спросил Алим.
– «Гнесинка» у него, - вздохнула Эля. – Он в филармонии работал. И в училище преподавал… по совместительству.
Алим чуть не брякнул «про филармонию я знаю», но вовремя прикусил язык: «Знаю» - значит, кто-то рассказал, а девчонке вряд ли будет приятно лишний раз осознать, что кто-то у нее за спиной обсуждает все ее несчастья. Поэтому Алим терпеливо выслушал короткий сбивчивый рассказ Эли об отце и двух мамах – родной и неродной. Валерка тоже промолчал – очевидно, из тех же соображений.
- Странно, что он кларнет не пропил. И странно, что его жлоботень этот кларнет на помойку не выкинула. А интересно было бы! – зло оживилась Эля. – Представьте: приходит отец с работы, она ему говорит: «Я твою дудку… (она все духовые инструменты дудками называет)… я твою дудку выкинула к чертям собачьим». А он: «Совсем уже? Это же не наш ширпотреб! Французский кларнет, я его за две с половиной тысячи покупал!». Точно окочурилась бы!
- Не везет бабе! – коротко рассмеялся Валера. – Старинное пианино из-под носа увели – минимум тысячи три пропали. Две тысячи под носом лежат, а она и не знает!
- Не лежат! – мстительно сказала Эля. – Отец сейчас играет именно на нем! Это он из-за меня сюда записался! Теперь будет потихоньку издали смотреть. Возлюбил, блин!.. Ой, пойдемте быстрее! Вдруг он выйдет. Не хочу я его видеть!
Алим сдержал обещание: не сказал, что Элин отец действительно часами стоит в темном углу за пальмой.
- Похоже, он избавился от этого… татаро-монгольского ига, - задумчиво проговорил Валера. – Совсем, конечно, не получится – сын же еще растет.
- Но, образно, выражаясь, дань платить перестал, - добавил Алим.
- Куликовская битва состоялась: Юрка и девчонки из «В»-класса, Каринка Ханталина и Галка Елисеева, рассказывали, что скандал был страшный, по-видимому, с кулаками, - напомнил Валера. – Если уж та баба визжала так, что в двух подъездах слышали!..
- Раньше надо было! – непримиримо заявила Эля. – А теперь поздно переживать! – но тут же вздохнула: - Мне кажется, если бы Николашки не было, он, наверное, быстро развелся бы, а теперь придется терпеть. Он все-таки не такой, как она, и не захочет, чтобы Колька стал таким, как ее Антоши драгоценные. Может, в ребенке хоть что-то человеческое останется…
- А если он… отец, в смысле… брата твоего в музыкальную отдаст? – выдвинул смелое предположение Алим.
- Будет скандал. Но если он его выдержит и Николашка все-таки будет музыке учиться, я прощу… если не все, то многое. Музыкальная школа ожлобиться не даст. Но до этого еще далеко. Для кларнета сильное дыхание нужно, это не флейта и не гобой, на них даже девчонки играют. На кларнет раньше четвертого-пятого класса не возьмут. А вообще…
Не договорив, что такое «вообще», Эля положила перед гардеробщицей номерок, мальчишки тоже. Компания переобулась, оделась и вышла на улицу. Никто не оглянулся на Дворец культуры, поэтому человек с кларнетом в руке, прижавшийся лбом к одному из окон на втором этаже и смотрящий вслед невысокой девочке, которая шла между двумя одинаково долговязыми и худыми мальчишками, остался незамеченным.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями