Как-то после капельницы я отлёживался в камере. Мутило страшно, ломило кости, была такая слабость, что я устал даже дышать. Тело сотрясала мелкая дрожь, что передавалось дыханию, и мне казалось, что вдох и выдох идут рваными движениями.
Я лежал головой в сторону коридора, и когда там раздался шум, приоткрыл глаза – всё, на что был способен. Охранник и лаборант что-то шумно обсуждали, проходя мимо моей клетки. Медик махал папками и совал их в лицо качку с дубинкой, как вдруг что-то пронеслось навстречу и столкнулось со спорящими.
Папки рассыпались по полу, раскидывая содержимое, и что-то маленькое закатилось под решётки моей камеры. Медик присел и, возмущаясь, стал собирать бумаги, а виновник остановился, словно статуя, и я узнал в нём немого Ивана.
– Вот придурок! – сокрушался лаборант, сгребая листы. – Сказано – придурок! Устроил американские горки! – Наконец, поднявшись, медик ткнул папками в грудь застывшему парню. – Какого хрена ты тут бегаешь? Выздоровел уже? Степан быстро вернёт тебя на больничный, – кивнул он в сторону охранника.
Иван смотрел перед собой, моргая и кусая нижнюю губу, и никак не реагировал. Лаборант замахнулся на него в эмоциях, затем, плюнув, направился дальше, уводя за собой мужчину с дубинкой.
Ваня оглянулся на них и, когда голоса стихли, подошёл к моей клетке.
Я обрадовался и постарался улыбнуться ему, поприветствовав на языке жестов:
– «Привет, друг! Давно не приходил, ты что, болел?»
– «Да. Болел».
– «Что случилось с тобой?»
– «Гриша побил».
– «За что?!»
– «Я не слушался и плакал».
– «Плакал? Почему? Что случилось?»
– «Жалко новых людей. Их привезли как тебя и Лизу».
Я даже забыл, что меня трясёт и поднялся на кровати с вопросом:
– «Новые люди? Их тоже посадят в клетки?»
– «Да. Они уже сидят, в другом корпусе. Я ходил туда, они там, где Лиза».
– «Лиза там? Ты её видел?»
Иван кивнул.
Собрав последние силы, я подошёл к решетке и снова улыбнулся своему другу.
– «Как она себя чувствует?»
– «Плохо. Как ты. Лежит всё время».
Только не это... Только не сдаваться. Если мы оба сляжем, некому будет бороться.
Вдруг появился тот самый Гриша, он схватил Ивана за руку и потащил обратно по коридору.
От слабости я начал сползать на пол, цепляясь за шершавые пыльные прутья. Где-то близко моя грань, но её нельзя видеть. Иначе наступит конец.
Пол был холодным, а боль в теле доводила до рвоты. Я лежал возле решётки, не в силах доползти обратно до кровати. Почему Гриша так грубо увёл Ивана? Надеюсь, взрослый брат не обидит его снова, ведь Ваня как ребёнок, открытый и добрый.
Мой взгляд упал на длинный предмет, который спрятался между полом и дверью в камеру, и я протянул к нему руку. Что это? Палочка? Прутик? Нет. Это карандаш. Карандаш? Откуда он здесь? Может быть, его принёс Ваня, когда прибежал? Нет, ему нельзя брать карандаш, он острый. Тогда, быть может, карандаш отлетел, когда упали папки? Лаборант собрал бумаги и всё, что увидел, но я тогда заметил: к моей двери отскочил какой-то предмет.
Поддев пальцем слой грязи с пылью, похожей на серую вату, мне удалось ухватиться за карандаш и вытащить его. Остро заточенный предмет начал рождать разные мысли в моей голове, вплоть до использования его в качестве холодного оружия. Такое остриё к чьей-то шейной артерии – и ты почти бог. В твоей руке жизнь и смерть. Для этого нужно построить чёткий план побега, и не так, как в прошлый раз.
Читать "Записки из бункера"