Десятки различных примет
Разносят тревожные вести:
Дворцы и каналы на месте,
А прежнего города нет.
А. Городницкий
Практически сразу же после того, как город был заложен, появились первые предсказания о его грядущей гибели. Видно, чем-то не угодил новый северный Парадиз современникам. Чем же? Странными белыми ночами? Но кого этим можно удивить или напугать? Финны, а также люди, живущие севернее Питера, прекрасно знают, что такое белые ночи и северное сияние. Для них эти явления — что-то само собой разумеющееся. Длительная зимняя темнота, безусловно, неприятное время, но ко всему можно привыкнуть. Стало быть, странным он был и остается для пришлых южан.
В Петербурге неплохой климат, не болезненный и не гнилой. Кстати, каналов в нем меньше, чем в Венеции, а ведь Венецию никто не называет гиблым местом, погода меняется не чаще, чем в капризном Париже. В Петербурге климат комфортный для человеческой жизни. В нем не больше дождей и туманов, чем в Таллинне и Риге, и меньше, чем в знаменитом своей классической непогодой Лондоне.
На сегодняшний день назвать город мрачным и суровым могут только люди, ни разу не бывавшие на его берегах и не имеющие доступ к интернету. Питер окрашен теплыми, приятными цветами, архитектура домов, особенно его исторической части, достойна того, чтобы буквально по каждой улице водили экскурсии.
Быть может, внушает суеверный страх миф, будто бы город построен на непригодном для жизни месте, проще говоря болоте? Но Петербург построен отнюдь не на пустом финском болоте. Еще до того, как Петр произнес историческое, «городу быть» здесь располагались шведские города-крепости Ландскруна и затем, на их же месте, Ниеншанц. Кроме того, разрастающийся город постепенно включил в себя не менее 42 деревень и городов, среди которых были и насчитывающие до 8 тысяч населения. Согласитесь, трудно назвать болотом деревни с домами и хозяйствами, с огородами, садами, посевными угодьями и пастбищами для выпаса скота? Никто не назовет так и хорошо укрепленную крепость с крепостной стеной и рвом.
Разумеется, Петербург стоит не на бесплодных землях. «Нева удобряет и орошает землю в своей пойме. Почвы в Петербурге плодоносны, здесь всегда жило много крестьян[1]».
На сегодняшний день вокруг Санкт-Петербурга количество болот никак не больше, чем вокруг Москвы или Новгорода.
Для чего же мы до сих пор продолжаем говорить о бескрайних болотах? Быть может, чтобы показать, какими неимоверными трудами стоило осушить эти места, дабы хотя бы начать строительство. Кстати, Петербург не построен на костях несчастных невольников. Начиная с 1703 и по 1717 год его строили «даточные люди» (то есть люди, которым за работу выдавали плату) в три, а потом в две смены. Смены продолжалась с 1 апреля по 1 июля, и с 1 июля по 1 октября. То есть люди приходили, трудились четыре месяца, после чего забирали жалование и отправлялись к своим семьям. Никого не загоняли на работу кнутами, кормили тоже прилично. Смертность, конечно, была, но такого, чтобы десятки тысяч вдоль дороги… разумеется, нет.
После 1717 года «…строили его исключительно вольнонаемные, оброчные крестьяне... и …беглые. В Петербурге их принимали и давали им работу»[2]. Таким образом, Петербург уже в самом начале своего существования сделался городом свободы.
Тем не менее, не то что мало знающие о Санкт-Петербурге приезжие, а многие экскурсоводы, рассказывая о строительстве Петербурга, продолжают утверждать, будто город построен на костях. Де хоронили возле дорог, а потом на месте старых дорог ставили дома.
К слову, в Петербурге все время, что я его знаю, а это с самого рождения, постоянно и повсеместно что-то роют. Меняют трубы, устраняют скрытые неполадки, но при этом не было ни одного сообщения, что строители наткнулись на кости своих предшественников?
В Петербурге нет ужасов, которыми привыкли «завлекать» к себе другие европейские города, у нас нет ничего, напоминающего знаменитую чешскую костницу, германского музея расчлененных трупов или итальянского музея скелетов. Тем не менее, город принято изображать зловещим. Почему? Дело в том, что ужасы Санкт-Петербурга — часть его фольклорной и литературной традиции, у истоков которой стояли такие корифеи как Пушкин, Дельвиг[3], Гоголь и Достоевский. В XVIII веке особое место в литературе занял полный жути святочный рассказ, а за ним появились первые, созданные гением писателей и поэтов, петербургские ужастики.
И вот уже всплывают старинные пророчества, то вынырнувшая из какой-то канавы кикимора прокричит скрипучим голосом: «Городу быть пусту». То герои Мережковского устроят ля шкандаль на ровном месте: «Попомни меня! — воскликнула Марья пророчески. — Питербурх не долго за нами будет. Быть ему пусту! (…) Быть пусту, быть пусту! К чёрту в болото провалится! Как вырос, так и сгинет, гриб поганый. И места его не найдут, окаянного!»
Относительно кикиморы отнюдь не шутка, в протоколах Тайной канцелярии сохранились допросы дьякона Троицкой церкви, который эту самую страхолюдину узрел, и произнесенные ей слова слышал. Кстати, в Канцелярию он загремел после того, как отказался кричать «многия лета» новой царице Екатерине I. «М. И. Семевский относит к 1722 году слухи о зловещих знамениях в Петербургском Троицком соборе, снова кто-то крикнул знаменитое: «Петербургу быть пусту!», и клич был подхвачен. Волнения, возникшие сначала среди духовенства, быстро охватившие весь город, в частности, дьякон от Троицы, который первым разнёс слух о грозящем запустении Петербурга, был осуждён на три года каторги[4].
«Старики сказывают, — на Петербургской стороне, у Троицы, ольха росла высокая, и такая тут вода была лет за десять до построения города, что ольху с верхушкою залило, и было тогда прорицание: как вторая-де вода такая же будет, то Санкт-Петербургу конец, и месту сему быть пусту. А государь император Петр Алексеевич, как сведали о том, ольху срубить велели, а людей прорицающих казнить без милости. Но только слово то истинно, по Писанию: не увидеша, дондеже прииде вода и взят вся…»[5].
Возможно, действительно, стояло когда-то громадное дерево у Троицкой пристани. Ольха ли это была, береза, ива или сосна, различные легенды и называют дерево, как кому больше нравится. Сему дереву традиционно поклонялись живущие в этих местах карелы. — Очень может быть: язычники часто поклоняются деревьям, тем более старым, с изогнутыми стволами. «Часто в качестве такого дерева фигурирует сосна с причудливо искривленной вершиной, росшая на берегу Невы примерно там, где сейчас находится Петроградская набережная. На дереве сами собой зажигались огоньки святого Эльма — электрические разряды в виде светящихся пучков. Огоньки вспыхивали именно на такой высоте, до которой должна была подняться вода при приближающемся наводнении, и жрецы предсказывали бедствие[6]». Есть вариант: на дереве появлялись не просто огоньки, а свечи. И вот однажды к этому почитаемому язычниками дереву подошел Петр с солдатами и приказал срубить его — ибо сие дерево есть идол: достаточно обычный поступок, христиане традиционно уничтожали языческие капища.
Как только топор коснулся ствола, огоньки или свечи мгновенно погасли. Испугавшись происходящего, царь отступил. Прошло несколько лет, и в 1720 году в Петербурге вдруг неведомо откуда появился старец, который проповедовал, что скоро начнется наводнение, и вода поднимется до отметки, оставленной петровым топором. — Т.е. это наказание за попытку уничтожить чужую святыню.
Перепуганные жители начали собирать манатки и перебираться в другие города, дабы избежать нового потопа. В реальности никакого массового ухода людей из города никогда не было. Да и кто бы позволил?
«…вблизи Кронверка на пустынном месте росла огромная ива, возрастом много старше Петербурга. — Пишет Наум Синдаловский[7]. — Под ней в первые годы существования города какой-то пришлый старец — босой, седобородый, с всклокоченными волосами проповедовал, что в ближайшее время Господь разгневается и потопит Петербург… подымутся волны морские выше этой ивы и поглотят столицу Антихриста».
Пророк назначил день и час наводнения. Петр, узнав про эти речи, велел приковать старца на железной цепи к иве, которую должно было залить при наводнении. Предсказанный день и час наступил, а наводнения не было. В назидание обывателям старца публично наказали батогами под той же ивой, а затем изгнали из Петербурга.
Другой вариант окончания этой истории — царь срубает дерево, а на образовавшемся пне солдаты порют пророка плетьми, дабы не смущал народ.
Болото
Я не тот, кого мысли о смерти гнетут,
Сомневаюсь, чтоб там было хуже, чем тут.
Эту жизнь я вернуть своевременно должен,
Ну а там вместо времени — вечность дадут.
Омар Хайям
Возьмем уже разбираемую нами ранее версию «Питер стоит на болоте». Но что такое болото? Кочки, лягушки, клюква, трясина. Если принять термин «болото» как иносказательный образ, получается интересный смысл. Болото — это не земля и, одновременно с тем, не вода. А что? Нечто. Не рай и не ад, странная субстанция, которая может в любой момент провалиться и проглотить город со всеми его красотами. «Царь-Антихрист, построит он город на негодном месте, и простоит сей град триста лет и три года и сгинет в три дня», — знаменитое несбывшееся пророчество приписывается Квиринусу Кульману[8], закончившему свою жизнь в горящем срубе на Красной площади вместе со всеми своими письменными трудами, а так же с другом и покровителем богатым купцом Конрадом Нордерманом, по указу царей-соправителей Петра I и Ивана V. Впрочем, если все труды этого мистика и философа были сожжены, отчего же сохранилось это пророчество? Может, запомнилось, а может знаменитая Канцелярия тайных дел сохранила в своих протоколах.
Еще одно предсказание о гибели города принадлежит царице Евдокии Лапухиной, перед насильственной отправкой её в монастырь — «Месту сему быть пусту!». Об этом предсказание мы узнаем из показаний её сына царевича Алексея под следствием (от 8 февраля 1718 года).
Четвертый Рим
Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров
Я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
Я впотьмах не найду,
Между выцветших линий
На асфальт упаду.
И душа, неустанно
Поспешая во тьму,
Промелькнет над мостами
В петроградском дыму,
И апрельская морось,
Под затылок снежок,
И услышу я голос: —
До свиданья, дружок.
Иосиф Бродский из стихотворения «Стансы»
«Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти», — произнес псковский старец Филофей, имея в виду Санкт-Петербург. Спросите, какая связь, ну, решил царь сделать себе европейский город, так при чем здесь Рим? Почему не Париж? Не Берлин? Не Вену?
Все дело в названии, город посвящен святому Петру, который не только апостол, а первый епископ Рима. Рим — по праву город святого Петра, стало быть, Санкт-Петербург — крепость святого Петра — четвертый Рим — кощунство!
Кощунство против бога, и бог рано или поздно разберется с ним. Как? Но ведь другие пророчество как под копирку сулят Питеру смерть от воды. Стало быть, четвертый Рим погибнет от наводнения.
Смерть от наводнения
Радоваться лету и солнышку у нас в Петербурге, все равно что пить воду китайскими палочками.
О’Санчес
Почти все пророчества о гибели Петербурга сулят тому смерть от воды. Наводнение 1824 года горожане и жители окрестных деревень встречали как наводнение, посланное высшими силами за грехи смести весь род людской. Во всяком случае, луна взошла кровавая, лошади бились в стойлах, кошки уходили из домов, стараясь забраться на крыши и деревья, собаки выли от страха, а крысы метались по улицам целыми стаями. Не удивительно, животные прекрасно предчувствуют стихийные бедствия.
По улицам города бродили финские и карельские предсказатели, вопия о каре Господней и предупреждая народ бежать из опасного места пока не поздно.
После означенного наводнения царь Александр I лично осматривал разрушения, назначая денежные дотации и прикидывая, какую именно помощь может оказать своим пострадавшим подданным.
«Это за грехи наши», — плакались царю лишенные крова крестьяне.
«Это за мои грехи», — скорбно констатировал Александр Павлович.
Какие у молодого царя могли быть грехи? У человека, которого при жизни назовут «Благословенным»?
Есть легенда, что раз в году, аккурат в годовщину убийства Павла I, ночью, в лунном свете, на лестнице Михайловского замка можно увидеть призрачную процессию убийц императора. Возглавляет шествие граф Панин собственной персоной, рядом с ним хорошо виден красивый юноша. Привидения почти прозрачные, иногда выглядят как сотканные из дыма, тем не менее, вполне можно различить знакомые черты лица. Призрак юного убийцы разительно напоминает старшего сына императора, наследника престола Александра Павловича.
Каждый год, день в день, убийцы бредут давно надоевшим им маршрутом в опочивальню самодержца. Но, неужели это все-таки цесаревич? Возможно ли, чтобы наследник престола, благословленный на царствование самой Екатериной II, оказался отцеубийцей?
Истории это неизвестно. Но, похоже, Александр, так или иначе, все же был причастен к смерти родного отца. Быть может, его обманули, сказав, что император всего лишь подпишет отречение от престола и при этом останется жив, а потом обстоятельства повернулись по-своему. Быть может, вместо того чтобы спокойно подписать протянутый ему акт отречения, Павел Петрович кинулся к своему секретному подземному ходу (мы еще поговорим о подземелье Павла I) и был убит при банальной попытке к бегству? Или императора изначально не собирались оставлять в живых, о чем наследник, разумеется, не знал. С другой стороны, Александр был благословлен на царствие Екатериной II, но разве она сама взошла на трон не ценой бунта и устранения от власти собственного мужа? Разве не ее обвиняют в скоропостижной смерти низложенного императора?
Французская предсказательница Анна-Виктория Совари, или госпожа Тэб, в 1850-е годы «пророчествовала»: «Бойтесь огня и воды! Грядет крупная стихийная катастрофа. Петербург постигнет участь Мессины». Мессину много раз захватывали, она страдала от землетрясения. По версии Совари, Петербург разрушит цунами, пришедшее то ли со стороны Финского залива, то ли с Ладожского озера. Оно сметет город с лица земли. Дата предполагаемой катастрофы благоразумно не была озвучена.
Другая пророчица, на этот раз из Италии (имя не сохранилось), предрекала сильное землетрясение. По ее версии «сила подземных газов» поднимет дно Ладожского озера, отчего вся ладожская вода по долине Невы достигнет Петербурга. Город будет смыт, сметен с лица земли в воды Финского залива.
Перед наводнением 1924 года в Петербург снова хлынула толпа «странников» и «пророков».
Вот так, Петербург не просто окажется под водой, а все живое в нем будет смыто в море, так что из воды будут торчать только Александрийский столб, точнее — венчающий его ангел, да кусочек шпиля Адмиралтейства, кораблик которого наконец-то коснется воды. По достаточно меткому замечанию писателя А. Буровского: «Вообще-то шпиль Главного адмиралтейства имеет высоту 72,5 м, а Александрийский столб – 47,5 метра. Но такие несуразности никого не смущают, когда творится легенда».
Проклятое место
Сей град
Таит и рай, и ад.
А. Смир
Говорят, Петр построил город на проклятом месте. Возникает законный вопрос: кто его проклял? И за что?
Легенда повествует о том, что прежде, чем шведы основали крепость Ландскрона в 1300 году, им пришлось очистить место от местных жителей, которые не очень-то радовались перспективе переселения на новое необжитое место. Собственно, у них там стояло почитаемое языческое святилище, где они совершали жертвоприношения и возносили молитвы своим богам.
Шведы убили местного колдуна, традиционно осквернили языческое капище, а кроме того, принесли в жертву дьяволу несколько местных карелок. И «едва святотатство свершилось, по ночному лесу разнесся ужасающий хохот и внезапно поднявшимся вихрем с корнем опрокинуло огромную ель».
Пролетели века, и вот, в начале XIX столетия, при рытье Обводного канала, недалеко от Волковского кладбища строители вдруг почувствовали, что происходит что-то неладное, и отказались работать. Что именно привиделось труженикам коммунального хозяйства того времени не уточняется. Собственно, причин не работать, при известном опыте в этом деле, можно отыскать изрядно. Руководивший работами военный инженер Иван Кондратьевич Герард[9] с трудом заставил рабочих продолжать земляные работы.
Еще через сто лет участок земли на Обводном канале от Борового моста до устья реки Волковки неизвестно отчего становится излюбленным местом самоубийц. В самом канале также с незавидной регулярностью обнаруживаются трупы.
В 1923 году в районе автовокзала на Обводном канале при земляных работах рабочие натыкаются на лежащие по кругу гранитные плиты с непонятными надписями. Тут же появляется слух, что де это одно из тех языческих капищ, которые шведы разгромили в 1300 году.
Красивая легенда, но, увы, всего лишь легенда. На месте крепости Ландскроны вряд ли могло оказаться языческое капище, во всяком случае, во время раскопок 2005-2007 годов на месте проектируемого «Газпром-Центра», он же «Охта-центр», были найдены следы новгородских укреплений.
Кроме того, при раскопках крепостных рвов Ландскроны были обнаружены остатки стен и основание центральной башни-донжона — все из дерева, а не из камня. Донжон горел, в слое найдены арбалетные стрелы — «болты», и наконечники стрел.
Но если шведы не стали возить камень в эти лесистые места и построили свою крепость из дерева, которого было вокруг сколько хочешь, откуда каменные плиты могли взяться у карелов?
Еще менее вероятным звучит предположение, что шведские рыцари могли оказаться сатанистами, приносящими человеческие жертвы, по крайней мере, подобные действия скорее можно было бы отнести к их языческим предкам, но в 1300 году Швеция была христианской страной.
[1] А.М.Буровский «Петербург – по ту сторону».
[2] А.М.Буровский «Петербург – по ту сторону».
[3] Барон Антон Антонович Дельвиг (6 (17) августа 1798, Москва — 14 (26) января 1831, Санкт-Петербург) — русский поэт, издатель.
[4] Семевский М. И. Слово и дело. 1700–1725. СПб., 1886. С. 95.
[5] Д. Мережковский «Александр I».
[6] А. М. Буровский
[7] Наум Александрович Синдаловский (род. 1935, Ленинград) — российский писатель-историк. Книга «Легенды и мифы Санкт-Петербурга».
[8] Квирин(ус) Кульман (25 февраля 1651, Бреслау (ныне Вроцлав) — 4 октября 1689, Москва) — немецкий мистик, писатель и поэт.
[9] Иван Кондратьевич Герард (13 мая 1720 гoда, Швабия — 8 июня 1808 года) — российский военный инженер, тайный советник.