Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Перелистываем очередную страничку нашего необязательного (то есть появляющегося вне привычного вторнико-четвергового расписания) календаря и... замираем недоуменно. Кто сей генерал с проницательным и несколько ироничным взглядом умных глаз? Да еще " ...и физиономия, прошу заметить, глумливая..." А вот - прошу любить (сие, впрочем, необязательно) и жаловать (а вот это - вполне возможно): генерал от кавалерии граф Леонтий Леонтьевич Беннигсен! Или же, если угодно, Levin August Gottlieb Theophil von Bennigsen. День, правда, для оного генерала не вполне удачный... ибо 3 октября 1826 года он скончался в собственном имении под Ганновером - как написали бы советские газеты, "после долгой и продолжительной болезни"- в возрасте 81 года. Серьёзный, кстати говоря, возраст, ибо родился наш герой аж в 1745 году (ещё при Елизавете Петровне, до которой, собственно, тогда ему дела никакого не было, ибо немец)... погодок Кутузова, а на службу поступил 14-ти лет и успел поучаствовать в Семилетней войне - для поколения "молодых генералов" начала XIX века событие весьма архаичное.
... Беннигсен приблизился к Штаалю и спросил с сильным немецким акцентом:
— Так ви говорите, тшто он в свою опатшивальную комнату уходиль?
— Государь? Так точно, ваше превосходительство, — ответил Штааль и решил больше никого не титуловать: в таком деле все равны.
— Höchst wichtig, — многозначительно сказал Беннигсен, обращаясь к князю. — И ви вашими глазами видели, тшто карауль с конной гвардии смениль?
— Собственными глазами… Дежурный по конногвардейскому караулу корнет Андреевский мой бывший сослуживец, и я…
— И конногвардейски карауль с дворца уходиль?
— Jawohl, jawohl, — фамильярным тоном подтвердил Штааль по-немецки, чтобы не говорить ни «уходиль», ни «ушел». — Jawohl, Excellenz, — добавил он, хоть и решил никого не титуловать: «Excellenz» было хорошее слово, которое приходилось употреблять не часто. — Gewiss, — добавил он не вполне кстати, но заботливо произнося «i» как «ы».
— Sehr wichtig, — повторил Беннигсен и, прикоснувшись двумя пальцами к груди Штааля, снял с его мундира пушинку меха. Штааль удивленно попятился...
(М.А.Алданов "Заговор")
Не в первый уже раз обращаюсь я за литературной поддержкою к романисту Алданову. Предыдущим, был повод для набросков "параднаго" портрета дерзкого и очаровательного графа Палена - изобретателя пфификологии и опрганизатора заговора против Павла Петровича. Повод - удачный, ибо даже если судить хотя бы по приведённому отрывку, лучшего конфидента чем Беннигсен Палену было не найти. Оба - хладнокровные старые вояки. Циничные. Знающие себе цену. Никогда не теряющие самообладания.
...Зубов вскрикнул и беспомощно шатнулся в сторону. Все смотрели на них растерянно. Беннигсен оглянулся. Лицо его снова стало спокойным.
— Тэпэр зависит всо от бистрота… За мной! — проговорил он и бросился вперед. Штааль никак не подумал бы, что этот немолодой, важный, всегда на все пуговицы застегнутый человек может бежать так быстро. Все побежали за Беннигсеном, задыхаясь и обгоняя друг друга...
(М.А.Алданов "Заговор")
Но оставим уже участие нашего героя в цареубийстве. Ведь, не будь его, имя Беннигсена всё равно осталось бы в Истории отечественной - и отнюдь не в виде "пары строчек мелким шрифтом". Ибо военную карьеру свою он сделал отнюдь не на столичных паркетах, а во вполне себе реальных сражениях и кампаниях, в коих проявил себя как храбрый и расчётливый военачальник. Это его реноме было настолько неоспоримо, что даже Александр Павлович - при всей антипатии к убийцам отца (а заодно, полагаю, стыдясь косвенного своего участия в нём) - не раз прибегал к услугам опытного Беннигсена, то приближая его, то вновь держа на расстоянии. В раздираемой начальственными противуречиями российской армии 1812 года и Беннигсену, которого не очень-то жаловали все, а Кутузов - более всего, место находилось ровно столько, сколько позволяли обстоятельства свыше. Это, кстати, отражено и в "Войне и мире": Толстой явно не симпатизирует "немцу", откровенно подчёркивая его "нерусскость". Все дальнейшие победы Беннигсена (а было их достаточно) трактовались как "храбрость" русской армии (примерно так же шельмовался негласно Барклай). Так что отставка и смерть Леонтия Леонтьевича - закономерность, и не только возрастная. Он последние лет десять уже был как бы мертвец на службе неродному своему Отечеству - вроде того, как если бы "Аненербе" сто лет спустя охотно призвало бы потусторонние силы для защиты Дойчланда.
Признаюсь откровенно - мне чем-то симпатичен этот "немец-перец-колбаса". А потому я с особым удовольствием отрываю сегодняшний листок календаря и радуюсь случаю, позволившему помянуть на канале сего прелюбопытнейшего персонажа, без которого История России была бы уж не совсем та.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ