Давно я хотела рассказать о том, о чём многие просто не догадываются, потому что нет этой информации в интернете, а то, что есть сущие крохи.
Когда-нибудь, будет рассказано всё, что творилось в Алжире в период французской колонизации, и тогда многие с изумлением узнают, сколько бессильной ярости и политического безумия было брошено одной стороной, и сколько мужества и упрямства было противопоставлено другой стороной.
"Следует признать, что усилия, предпринимаемые народом Алжира в своих владениях для достижения победы и для того, чтобы показать себя достойными этой победы, представляют собой поразительное зрелище. Мы далеки от ленивого и вороватого араба, каким его описывали нам французские переселенцы. Что остается утешительным, так это то, что проблемы, связанные с перспективой массового образования, являются одной из главных забот лидеров Революции. Они доказывают это прилагая к этому вопросу все усилия"- выдержка из книги, о которой я хочу вам рассказать.
Есть такой фильм, очень тяжелый для восприятия. Случайно зашла я на страницу одной девицы, где она с упоением рассказывала о "черноногих" , "харки" как их еще называют алжирцы, предателях, перешедших на сторону врага. Она изучала алжирское сопротивление по французским романам и сочувствовала французским поселенцам и черноногим, которым пришлось покинуть Алжир. Она с упоением описывала какую прекрасную жизнь в Алжире создали французы, а им приходится сталкиваться с жестокостью местного населения, и в итоге, покинуть свои насиженные места и вернуться во Францию. Причем у неё в блоге не одна подобная статья, и конечно же фото надерганные из интернета. Но изучать историю алжирского сопротивления по французским романам и по историческим документам и со слов очевидцев, совершенно разные вещи.
На блошином рынке в Брюсселе более 10 лет назад найдена книга, основанная на показаниях очевидцев, человек, который её нашел, переслал её мне разобрав по страницам. Этой книги нет в интернете.
Авторы книги Доминик Дарбуа, репортёр-фотограф и Филипп Виньо, журналист, дата издания январь 1961 г. Первое издание. Издательство Feltrinelli Милан.
В книге описывается жизнь простых алжирцев, трудности и лишения при французском оккупационном режиме и предпосылках революционного восстания.
" ..... Это первая ночь, за три прошедших года в лагере, когда я спокойно заснула", сказала женщина. Алжирской женщине, которая говорит с нами, должно быть, около пятидесяти лет. Меньше тридцати шести часов назад, точнее в ночь с 29 на 30 августа в 1960 году она со своей семьей оказалась в лагере Айн-Зана для ссыльных со своих земель (перемещённых) жителей, где она находилась три года. Её семья принадлежит Бен Наиб Рабу Бен Рабали до переселения она жила в Айн Фернане, мечте, в коммуне де Сук Ахрас.
Очень редко перемещённым жителям удается бежать из лагерей, которые окружены сетью колючей проволоки, сторожевыми вышками. Эти лагеря должны были строить сами жертвы этих перемещений. Бывает даже, что такие лагеря для перемещённых лиц устанавливались вокруг наблюдательного поста, представляющего собой наблюдательной вышки для армейской "специфики". Такие посты имели двойное преимущество, благодаря им, облегчалось наблюдение за туземцами (то есть за коренным населением Алжира), а сам пост защищает французских поселенцев от нападений ALN.
На то, что случилось в Айн-Зане, позволило некоторым людям вернуть себе свободу, они смогли убежать.
Алжирская деревня представляла собой группу хижин, которые строились стена к стене, тем самым они образовывали дуар, который сам являлся частью коммуны. Гурби: буквально, по-арабски, хижина, хижина из камней, ветвей или глины, покрытая соломой. Но поскольку коренные алжирцы все больше были вынуждены жить в таких убежищах, гурби в повседневном языке стало для алжирцев синонимом дома.
Это произошло 20 августа, когда поступила команда о переводе лагеря. Мужчин, женщин и детей погрузили в грузовики, разрешено было взять с собой только личные вещи (ничего вам не напоминает?). Домашний скарб, скот, и то, что было накоплено бесконечное терпение и невероятная изобретательность людей довёдённых до суровой нищеты, всё, что позволяло им жить, было приказано оставить. Правда скот был отобран у них при последнем прочёсывании, так осталась мелочь, у кого корова, у кого осёл или коза. И тем не менее этим людям приходилось защищать свой скот от прожорливых торговцев, которые с благословения колониальной администрации, объезжали эти лагеря переселенцев и на своих условиях выторговывали у них, то немногое, что они смогли сохранить.
Когда нам сказали, во время нашего визита к беженцам, что их захлестнула нищета, мы не поверили.
Мы не могли поверить, что эти люди жили в крайней нищете при колониальном правлении, но вот сегодня мы увидели мужчин и женщин, которые едва вышли из этого кошмара, и до сих пор несут ужас на лице, дети, которые смотрят на нас незабываемым взглядом, полном изумления. И только вырвавшись из лагерей они начинают принимать нормальный вид, и на их лицах стала появляться улыбка.
Беженцы, которые находятся рядом и которые приняли выживших, уже не кажутся нам обездоленными, бедственное положение которых до сих пор поражало нас. Напротив, они возобновили почти нормальный вид. Мы бы с радостью нашли их в добром здравии. Они умеют улыбаться.
Мы находимся в сосновом лесу, где сухое русло реки образует долину, среди огромных скал. Вокруг нас с десяток хижин построенных из веток. Что бы попасть сюда, нам пришлось проделать долгий путь верхом на муле через горящую гору. У женщины, которая с нами разговаривает сломаны зубы. Это произошло два года назад, рассказала она, когда она заступилась за свою племянницу, когда её хотели изнасиловать французские солдаты. Её племянница была девственница, ей было 15 лет. Спрашиваю: "Это изнасилование произошло внутри лагеря? "Конечно"- отвечает женщина. Переводчик вполголоса переводит её слова. Он смотрит в землю. Ему стыдно за то, что он переводит". Женщина рассказывает: "Часто солдаты окружают мужчин. Загоняют их в угол, а сами в это время насилуют женщин". "Вы говорите - часто. Что вы имеете в виду под словом часто?" - с обираю всё своё мужество и задаю ей вопрос. "Не знаю, часто. Когда им хочется. Иногда раз в неделю, иногда реже". У одной из женщин перед нами только одна серьга справа. Слева без украшений: мочка уха изуродована. "Что случилось с твоим ухом?" - спрашиваю. Она отвечает: "Это тоже случилось во время изнасилования. Французский солдат хотел забрать серьги, но он не смог их расстегнуть тогда, он вырвал одну серьгу и вместе с ней ухо. Женщина говорит, что она так кричала, что он не решился похитить у неё другую серьгу".
Мы не смеем дальше задавать этот вопрос. Этот диалог, под взглядами этих женщин, невыносим. Я спрашиваю:
— Как вы жили в лагере?
Они отвечали: "Мужчины ходят на работу с солдатами, а женщинам и детям не разрешается выходить на улицу, чтобы, мужчины меньше искали возможность побега: они не могут уйти и оставить нас французам поэтому когда они возвращаются после работы, они должны заботиться обо всем: дровах, воде и всегда под охраной солдат".
— У вас было много воды? - спрашиваю.
Они отвечают: "Не много. Чтобы запастись водой приходилось искать её далеко, и это было плохо. У нас было немного, что, пить и на чем готовить еду".
Спрашиваю: "Какую работу разрешено выполнять мужчинам? Они возделывают поля?"
"Нет, они не возделывают поля. Они строят дороги, они работают", - отвечают они,- "солдаты взрывают камни, а мужчины несут их и кладут туда, а потом возвращаются на место".
Спрашиваю: "Мужчины получают вознаграждение?"
Лиди отвечают: "Да, но нам не дают денег. Солдаты говорят, что деньги, если бы они у нас были, мы бы отдали их ФНО. Так что они дают пшеницу, масло, мыло".
— Спрашиваю: "А молоко?"
отвечают: "Да молоко тоже немного дают, для детей литр в неделю. Но если мы покупаем молоко, у нас нет пшеницы".
— Спрашиваю: "А мясо?"
Отвечают: "Никогда мяса. Три года мы ни разу не ели мяса".
Ценой некоторого количества вопросов нам удалось воссоздать более или менее неправдоподобную систему о заработной плате, действующей в лагере Айн-Зана: Работа: 25 дней в месяц. Базовая заработная плата главы семьи менее 8 человек: 635 старых франков в день 13 рабочих дней. Для главы семьи более 8 человек 26 дней.
Проведя статистику цен и обеспечение семей можно утверждать, что дневной рацион питания в этом лагере, не превышала 600 калорий. Во время интервью с нами были двое детей; один родился в хижине для беженцев: ему двенадцать месяцев. Другому два года: он родился в лагере Айн-Зана, они имеют одинаковый вес и примерно одинаковый рост.
Мы запрашиваем: Минимальный базовый рацион, который считается необходимым для поддержания нормальной жизнедеятельности, оценивается в 1600 калорий в день.
После того как этот текст был закончен, мы узнали, что Жюль Руа сообщал о подобном факте в своей книге «La guerre d'Algérie». Тот факт, что этот писатель, политические взгляды которого далеки от наших, был вынужден сделать те же самые наблюдения, и это показалось нам дополнительным основанием для сохранения этой части нашего свидетельства.
Спрашиваю: "Из десяти детей, рожденных в лагере, сколько еще живы через два-три месяца?" Отвечают: "Три-четыре".
Спрашиваю: "Была ли медицинская служба, врачи, медсестры, лекарства?"
Они отвечают: "Мы ничего не видели".
Спрашиваю: "А у вас были вести извне, с почты, радио, газеты?"
Этот вопрос явно абсурден. Все смотрят на меня с удивлением. Никто в лагере не умел читать, никто не говорил по-французски.
Задаю вопрос: "Вы слышали о 13 мая 1958 года?"
Они отвечают: "Что такое 13 мая?"
Вот так. За три года все события мира прошли мимо этих людей в лагере для переселённых, не оставив ни малейшего следа. Они жили за колючей проволокой, и для них этот первый контакт со свободным миром является источником откровений.
Однако мы должны вернуться к проблемам, которые преследуют нас. Собираюсь со всем мужеством, спрашиваю: "Кроме изнасилований, о которых вы говорили ранее, знаете ли вы о каких-либо других издевательствах?"
Переводчик переводит: "Были ли ещё какие издевательства кроме изнасилований?" Лица людей, которые на мгновение открылись, закрываются.
Они сказали: "Да, сначала электричество, для всех: на глаза в особенности и на..." Переводчик смущен больше, чем когда-либо. Он не смеет переводить. Он говорит: "Ты понимаешь... они говорят о половых органах..." "И почему они сделали это с ними?"
Люди говорят: "Если они обвиняют человека в контакте с FLN (Фронт национального освобождения (ALN), в передаче им информации, они берут человека и закапывают его заживо. Или же привязывают его к шкиву машины веревкой и бросают на землю, на цемент".
Спрашиваю: "Почему они привязывают его к машине?"
Отвечают: "чтобы тащить его по бетону. Человек умирает".
"Говорю, что солдаты меняются, неужели все так жестоко поступали с людьми"
— Отвечают: "Время от времени солдаты меняются, но это не имеет значения, это всегда то же самое".
В Алжире в 1954 году насчитывалось около шести миллионов пятисот тысяч крестьян. Семьсот тысяч из них мертвы. Двести шестьдесят тысяч являются беженцами и нашли убежище в Тунисе и Марокко. Многие люди находятся в тюрьмах, или центрах для интернированных лиц, это был довольно жестокий способ решения проблемы сельскохозяйственного перенаселения. (То есть французы освобождали сельскохозяйственные земли для своих переселенцев).
Колониальные поселения, где репрессивные силы организуют от имени поселенцев эксплуатацию ферм. Сами колонисты давно дистанцировались: обосновались в городах. Но это не мешает им обеспечивать сохранность своего имущества, уплачивая взносы в ФНО. Когда дело доходит до капитала, мы должны быть реалистами. Общее число алжирских жертв войны в настоящее время оценивается в один миллион. Из этой цифры мы оценили в 700 000 число крестьян, пропавших без вести в результате репрессий.
Поселенцы выкрикивая на улицах «Аджир Французский» помещая в безопасные страны свои прибыли, которые колонизация и война позволили накопить.
В приграничных районах, на расстоянии 60 километрах между двумя границами, на площади, примерно равной территории Швейцарии все население было истреблено, перегруппировано или вынуждено эмигрировать. В этих регионах, объявленных запретными зонами, практикуется политика выжженной земли в самом буквальном смысле этого слова. Действительно, тысячи гектаров леса систематически поджигают напалмом, чтобы солдаты ALN не смогли там укрыться.
Мы видели эти чудовищные пожары. Мы задохнулись от дыма, поднимавшегося от обгоревших сосен и пробковых дубов. И это для алжирцев представляет собой одно из самых непростительных преступлений. В этой стране, где вырубка лесов подвергает почву самой радикальной эрозии, настолько сильной, что через несколько лет не остается ничего, кроме каменной пустыни, уничтожение дерева считается худшим из нападений: оно подрывает саму жизнь этого растения. земли, что является одним из основных вопросов в борьбе. Но на данный момент в этой точке границы, где мы находимся, все спокойно. Мужчины растянули циновки и одеяла на землю, затем подали кускус и блины, которые приготовили женщины. Мы поедим с местным социальным работником и молодым алжирским учителем, который служит нашим переводчиком и, ставший уже нашим другом. Каждый момент они приходят, чтобы узнать, не надо ли нам ещё чего.
Наше присутствие для них единственное действительно необычное событие, которое было произведено в этом месте, так как люди жили здесь три года.
Дети, как и везде, снуют вокруг нас. Как только мы приезжаем куда-нибудь, появляются десять, пятнадцать, двадцать, которые сначала подозрительные, почти испуганные.
Это небольшой отрывок из этой книги. Обратите внимание на фото. Это 1959-1960 год. На фото видно в каких условиях жило местное население Алжира, в то время как Франция, в тот период, была процветающим государством. Именно в этот период во Франции начинается расцвет высокой моды и появляются известные парижские кутюрье.
Для справки: FLN (Фронт национального освобождения (ALN),После обретения Алжиром Независимости от Франции в 1962 году ALN была преобразована в регулярные Алжирские народные национальные вооруженные силы.