В этой статье я затрону очень большой, важный и комплексный вопрос, который напрямую касается состояния нашей культуры, а значит, и каждого из нас (пусть даже вы считаете себя далёким от сферы культуры человеком). 21 ноября 2022 г. в Государственной Думе России прошёл круглый стол Комитета по развитию гражданского общества и взаимодействию с религиозными организациями. Вроде бы ничего интересного – в Думе всяких рабочих встреч и круглых столов проходит множество. Но это мероприятие привлекло внимание СМИ, ведь далее было объявлено, что по инициативе режиссёра, актёра, и депутата Госдумы Николая Бурляева было учреждено общественное движение «Культурный фронт России».
Пока вообще не ясно, что будет делать это движение и сможет ли оно как-то влиять на российскую культуру, но в СМИ тут же начали писать о том, что это предвещает возрождение цензуры в искусстве.
И сразу стало как-то тревожно, да?
Или нет?
Давайте сейчас отложим эмоции и попробуем разобраться в том, что ждёт российскую культуру и насколько это плохо или хорошо. Согласен, многим из нас сложно контролировать эмоции. Но если этого не делать, мы утратим возможность здраво рассуждать. А я надеюсь, вы согласитесь, что терять такую возможность никак нельзя!
Итак, для начала уточню, что сам Бурляев говорит, что он противник политической цензуры, а возрождать предлагает бытовавшую в СССР практику худсоветов. Суть в том, чтобы в кино, в театре и на телевидении существовал какой-то общественный контроль за содержанием того, что нам показывают.
Так уже не очень страшно, да? Вроде бы есть рациональное зерно...
А вот дальше я хочу вам продемонстрировать, что вообще-то эта идея буквально носилась в воздухе все последние годы, и боевые действия на Украине вкупе с антироссийскими санкциями не причина появления такой инициативы, а лишь катализатор (ускоритель) процесса её претворения в жизнь.
Ну давайте вспомним!
2 декабря 2018 г. Михаил Боярский в эфире телеканала «Дождь» высказался за введение цензуры в музыке, на телевидении и в театре.
«Потому что прорвало плотину, вычистительные ограждения не работают. Вылезло такое количество дерьма, что нужно с ним как-то справляться». Артиста возмущают «плохая музыка, мат, дешёвые пьесы, отсутствие драматургии толковой, переделывание классиков по непозволительным лекалам и многое другое».
Боярский сказал, что в советское время худсоветы ему совершенно не мешали, хоть и приходилось согласовывать с ними тексты песен.
На следующий день в эфире радиостанции «Говорит Москва» кинорежиссер и заместитель председателя комитета Госдумы по культуре Владимир Бортко поддержал эту идею, но «только после того, как тщательно обсудить всё и подумать, как это сделать».
Кстати, в 2021 г. схожие идеи на том же самом радио высказал актёр Дмитрий Певцов: «Не может цивилизация быть без запретов. Искусство тоже должно иметь свои запреты. Я эти запреты очень хорошо помню в советское время. В советское время не мог выйти фильм, спектакль или выставка, которые были ниже пояса. ... Сейчас можно всё, потому что художники, «я так вижу». Я глубоко убеждён, что хотя бы то, на что государство даёт деньги, это государство должно отслеживать, отсматривать и регулировать – возможно ли это».
Всё тот же Бортко на следующий день... осудил предложение Певцова: «Я против всякой цензуры. У нас есть две книжки, которые ему нужно прочесть. Одна из них – это Конституция, где цензура запрещена, а вторая – Уголовный кодекс, который нельзя нарушать. Этого достаточно».
Переменчивая позиция Бортко симптоматична. Да, в самом деле, вопрос о необходимости каких-то ограничений в творческой сфере он такой – болезненный и противоречивый. И вот тут интересно разобраться – а что думают другие отечественные режиссёры (прежде всего те, кто застал времена идеологической цензуры и худсоветов)? Уж им-то есть с чем сравнить современную ситуацию.
Здесь нас ждёт определённое открытие... Но не буду забегать вперёд. Давайте дадим слово самим режиссёрам.
Марлен Хуциев, интервью «Российской газете» 2010 года:
Меня советская власть испортила: я считаю, единственный порок в советском кинопроизводстве – цензура. А всё остальное было организовано разумно. Инициатива часто шла снизу: драматурги и режиссёры приносили свои предложения. Делалась смета, где все расходы были надёжно предусмотрены. Можно было работать спокойно. Не могу сказать, что я испытывал большое давление. Были, правда, споры насчёт актёров в фильмах «Весна на Заречной улице» и «Два Федора» – не хотели, как ни странно, утверждать Рыбникова и Шукшина. Но это удалось преодолеть.
РГ: Еще вопрос: вместе с партийными цензорами упразднили и профессию редактора. Редакторы студиям тоже не нужны?
Хуциев: Очень нужны. У меня был замечательный редактор на «Заставе Ильича» – Наталья Михайловна Торчинская, я безмерно ей благодарен и храню о ней признательную память. Никогда она мне ничего цензурного не навязывала. И должен сказать, Госкино часто действовало не по собственной инициативе. Ведь это не Госкино остановило «Заставу Ильича», а лично Никита Сергеевич Хрущёв. А в Госкино, наоборот, пытались помочь, как могли.
В другом интервью 2013 г. Хуциев развил эти мысли:
Я на своей шкуре в полной мере испытал цензуру. На всех моих картинах, исключение составляет лишь «Весна на Заречной улице», цензура оставила свой след. Даже в такой невинной картине, как «Два Федора», меня заставили вырезать один очень дорогой для меня кусок. Под предлогом того, что он-де пессимистичен. У меня в фильме есть сцена на танцплощадке. А в её финале – идут Шукшин и Семина. Потом камера «выпускает» их из кадра и показывает ряд могил солдат, похороненных в парке, по которому идут герои.
При этом, конечно, люди, которые занимались цензурой фильмов, были разными. Вот, например, на моей картине «Застава Ильича» был замечательный редактор Наталья Михайловна Торчинская. Она никогда мне не навязывала ничего цензурного. И я ей глубоко благодарен. А вот когда она на какое-то время ушла в отпуск, у меня тут же «пощипали» какие-то эпизоды, реплики.
Редактор нужен. Редактор – это не цензор. К сожалению, зачастую редакторы превращались именно в цензоров. Но настоящий квалифицированный редакторский взгляд необходим кино. Так же, как он нужен, например, литературе.
Карен Шахназаров в недавнем интервью также с ностальгией вспоминает профессиональную редактуру в советском кино:
В идеале нам надо переходить в чисто рыночную, полностью отказавшись от госфинансирования. Хотя в нынешней ситуации – фактически блокады, которую нам объявил Запад – имеет смысл обратиться к советской системе. Она, к слову, была очень жёсткой. Да, государство полностью финансировало кинопроизводство, выступая по сути в роли продюсера. Но при этом ставились жёсткие сроки исполнения фильма, со сценарием работала группа редакторов. И как работала! Сценарий не принимали, пока ты не сделаешь три варианта – даже если ты уверен, что написал гениальный сценарий. К фильму «Мы из джаза» мы с Сашей Бородянским 10 вариантов сценария сделали! А когда я запускал «Мы из джаза» у Георгия Данелии, нас на обсуждениях раздолбали страшно. В итоге от первого варианта осталась лишь сцена с ворами, где вора в законе играл Евгений Евстигнеев.
Сейчас же государство фактически выступает в качестве кассы взаимопомощи. Хочешь кино снять? Вот тебе деньги – и до свидания. Ни требований, ни работы со сценарием – ничего!
Владимир Хотиненко в интервью 2016 г. признал:
Вообще не всегда плоха цензура. Я помню, во время мастер-класса Тарковский произнёс фразу, которая нас шокировала: «Художнику свобода не нужна. Андрей Рублёв «Троицу» писал в условиях высочайшего канона и создал шедевр». Мы сначала обалдели, а теперь я привожу его фразу в пример студентам. Например, графит и алмаз – это одно и тоже. Только алмаз «родился» под давлением.
Тогда же и Станислав Говорухин признался в своём интервью: «Я лично сторонник цензуры».
Андрей Кончаловский, 2017 г.: «К сожалению, в этом веке цензуры в России не было. К сожалению! Потому что, когда она есть, всем понятно, что можно и что нельзя. И все великие произведения были созданы именно во времена цензуры. А сейчас свободы много, а гениев нет и шедевров маловато. ... Что такое свобода творчества? Не понимаю. У каждого художника должен быть цензор. И прежде всего, это этика и другие вещи. Те, кто говорят о цензуре, не знают, что такое настоящая цензура – это всё либеральные идейки».
Кстати, в другом интервью режиссёр отметил, что цензура в Голливуде гораздо более мощная, чем была в Советском Союзе: «В Советском Союзе нельзя было снимать картины, которые ставили под вопрос роль Коммунистической партии. Всё остальное можно было снимать.
Мало того, если вы возьмёте все картины, которые были запрещены, их окажется, может быть, десять. В частности, одна моя, одна у Тарковского. Но они как запрещены? Печатали не две тысячи копий, как обычно, а две. Она вроде вышла, и её нет. Но она была снята.
А в Голливуде практически невозможно снять картину: её зарубят в зародыше, когда ты только заявку подаёшь. Либо снимаешь, и, если что-то не нравится, тебя просто убирают из картины. Продюсер решает за тебя всё. Как ты снимаешь, кого ты снимаешь. Ну, если ты не Спилберг, не человек, который приносит миллиард долларов.
Но я знаю, что самая жёсткая цензура в Голливуде – Пентагон. Мне это говорил Коппола».
Тигран Кеосаян в интервью 2021 г. заявил: «Никто не понимал и, боюсь, до сих пор не понимает, что цензура является реальным двигателем творческого величия. В литературе, в живописи и в кино».
Но уточнил: «Я же говорю не об идеологической цензуре. Сколько было сказано на том же V съезде о худсоветах... Ну, вот смотрите – худсовет. Вот я – молодой режиссёр. Снимаю кино на киностудии «Мосфильм». А в худсовете сидят – Ефим Львович Дзиган, Сергей Федорович Бондарчук, Ростоцкий, Кулиджанов... А что мне не послушать их советы? Ну как минимум!
Я говорю об этих советах – советах культуры, цензуре цеховой. ... Потому что когда великий тебе что-то рассказывает, то ты понимаешь, что ты дурак усложнённый, а всё намного проще. И главное – вот в этом. ... Под цензурой я подразумеваю это. Должно быть некое собрание. «А кто их выберет?» Ну, ребят, в каждой профессии – у журналистов, у киношников, у театра – у всех есть ограниченное количество авторитетов. Вы их попросите. Может, они и время-то не найдут. Но это делать надо. Вот об этой цензуре я говорю. О худсоветах, которые – реальные худсоветы».
Итак, мы видим любопытную картину. Многие отечественные режиссёры прямо согласны с утверждением, что в искусстве (в частности, в кино) нужна некая предварительная экспертиза (цензура, редактура, худсоветы – термины могут быть разными, но смысл именно такой).
Но, что ещё более интересно, даже те режиссёры, которые всегда выступают против всякой цензуры, порою могут быть поняты так, что они выступают за неё...
Так, не вполне ясны (точнее, противоречивы) взгляды Александра Сокурова, который во многих интервью заявлял, что он против цензуры и что она есть даже в современном российском кино (в том плане, что каждый фильм должен получить прокатное удостоверение, без которого он не может пойти в прокат). Однако он же говорил:
«Подросток-режиссёр опасен. Кино, как и телевидение, вообще опасно для общества. Оно приучает людей к крови, к тому, что смерть и война выглядят красиво».
Но если кино и ТВ опасны, то должно ли общество что-то делать, чтобы минимизировать эту опасность? И что именно следует делать? Ответов на эти вопросы я у Сокурова не встречал. Типичная позиция «я за всё хорошее и против всего плохого» или, говоря языком Библии, «ни холоден, ни горяч».
Давайте подытожим.
Если речь идёт о политически мотивированных запретах поднимать в искусстве определённые темы, то наши режиссёры скорее против такого явления. Если же речь о неких рамках, в которых должен проходить творческий процесс, об установлении внутри профессионального сообщества границ допустимого, то наши режиссёры в массе своей за.
И хотя я не деятель искусства, но тоже выступаю за такой подход. Почему? Потому что я учёный, а в науке рецензирование и редактирование научных работ – это общепринятая норма. Нельзя просто отправить в солидный журнал некий текст и ждать, что его опубликуют. Нужно быть готовым к тому, что его просмотрит не только редактор журнала, но и два-три рецензента, то есть специалиста по той теме, которой посвящена статья. Весьма вероятно, что от них поступят замечания и тебе предложат переработать статью, дабы их устранить. Да, это неприятно. Более того, замечания порой могут показаться нелепыми, если ты разбираешься в этой теме лучше, чем рецензенты. Но в таком случае тебе нужно убедить редакцию в том, что ты прав, а рецензенты ошибаются.
Процедура научного рецензирования долгая, муторная, утомительная и для авторов и для рецензентов. Но пока не придумали лучшего способа обеспечить высокое качество научных публикаций.
Спрашивается, а почему требования обеспечить высокое качество продукта не должно применяться в искусстве, особенно в том случае, если заказчиком продукта выступает государство? Мне кажется, что подпитывая искусство бюджетными (то есть общественными, то есть нашими) деньгами, государство не только имеет право, но и обязано контролировать качество. И делать это должны не какие-то безымянные чиновники, руководствующиеся собственным вкусом (про возможные взятки я уж не говорю), но какие-то общественные структуры, состоящие из людей с хорошей профессиональной репутацией.
Да, выработку и настройку этого механизма ещё нужно обсуждать. Но не отвергать под предлогом того, что это цензура, а цензура – это всегда плохо. Плохо – это когда происходит подмена понятий и всё окончательно запутывается, превращаясь в бардак. А если есть надежда бардак устранить, причём вполне разумным и демократичным путём, то стоит попробовать это сделать. Жаль только, что у нас не нашлось на это времени в более спокойные времена...