КНИГА 2. ОСЕНЬ
Часть 2. Октябрь-4
***
Приближался торжественный вечер. Олег не находил себе места: ну где же тетя? А вдруг возникнут какие-нибудь проблемы с транспортом (городской транспорт – он такой!), они всей семьей простоят на остановке и опоздают? Нет, день был самый обычный, рабочий, просто сегодня в оперном театре премьера. Да не что-нибудь – «Царская невеста», которую Олег давно хотел посмотреть! Это же совсем не то, что слушать пластинки в городской фонотеке!
О том, чтобы попасть на премьеру оперы, Олег не смел даже мечтать, он надеялся увидеть спектакль чуть попозже, когда утихнет ажиотаж, и можно будет попасть в театр без всякого блата. И вдруг отец приносит целых два пригласительных билета – каждый на два места! Вмешался Его Величество Случай: к отцу в отделение попала пожилая женщина, он очень удачно прооперировал ее, а она оказалась мамой солиста, исполняющего в «Царской невесте» партию опричника Григория Грязного. Артист оказался человеком благодарным и в то же время благородным: каким-то образом он понял, что для данного врача духовные ценности важнее, и вручил подарок, от которого отец Олега просто не смог отказаться. Четвертого зрителя искать было не нужно: мамина старшая сестра, чьи взрослые дети разъехались по другим городам, с удовольствием составила компанию. Ее и ждали. А время-то приближалось к шести! А ехать-то в центр!.. Олег чувствовал себя хуже, чем перед экзаменами, да и родители, наверное, точно так же. Но волновались они совершенно напрасно: тетя приехала вовремя, перебоев с транспортом не было, в театр прибыли тоже вовремя, даже успели немного побродить по фойе, посмотреть огромные фотографии на стенах – портреты артистов театра, сцены из спектаклей…
Все-таки прекрасно, что существуют театры! Входишь действительно как в храм! От сотен мелких ярких лампочек миллионы крошечных огоньков играют в хрустальных подвесках люстр. И люди здесь какие-то по-особенному одухотворенные. Причем (что удивительно), все без исключения! Особенно нравились Олегу (хорошо, что одноклассники этого не знают – засмеяли бы!) старушки с седыми волосами, уложенными в затейливые прически, в потертых бархатных платьях – театральная зрительская элита; кажется, что это настоящие хранительницы искусства: они знают всех солистов-певцов и солистов балета, ведущих музыкантов из оркестра, со знанием дела обсуждают, насколько удачно или неудачно выступал тот или иной артист в такой-то роли, вспоминают, как пел когда-то другой артист, который сейчас уже на пенсии или даже, сожалению, умер… А сколько здесь молодежи! Конечно, большинство – студенты музыкального училища или института искусств. Но и школьники здесь есть. И студенты-физики (два парня, проходя мимо семьи Гавриленко, говорили что-то об экзамене по сопромату). И медики (к маме подошли какие-то ее знакомые, и тут же начался профессиональный разговор).
- Клистиры несчастные! – с возмущением сказала Олегу тетя. – Уж о заворотах кишок, аппендицитах и поносах здесь можно было бы не говорить! Просто на редкость удачно нашли и место, и время! Пришли приобщаться к прекрасному, называется!
Олег с усмешкой кивнул, продолжая глядеть вокруг.
- Посмотри, какая пара красивая! Хоть ты посмотри – родителям твоим не до красоты, они ничего прекраснее прободной язвы не знают! А еще на «Царскую невесту» пришли!
Олег глянул в ту сторону, куда указывала тетя, и остолбенел. Пара действительно была необыкновенно хороша, а потому стала центром всеобщего внимания – не только Олегова тетя смотрела на нее во все глаза. Он – высокий светлокожий шатен с правильными, словно выточенными, чертами лица, в дорогом строгом костюме, прекрасно сидящем на спортивной фигуре. Она – почти на голову ниже спутника, хотя тоже не мала ростом, стройная, очень тонкая в талии, жгучая брюнетка с длинными волнистыми волосами, закрывающими спину, как плащ. Одета она, как восточная княжна: широкий пояс черной бархатной юбки, черные бархатные (или замшевые) туфельки, черная бархатная сумочка на позолоченной цепочке – все украшено по-восточному причудливой золотой вышивкой. Нарядная блузка из блестящего золотистого шелка переливается при каждом движении. Девчонка не нуждалась ни в косметике, ни в драгоценностях; единственным украшением у нее было неширокое золотое кольцо без камней и узоров на безымянном пальце правой руки.
- Ну? И что ты скажешь? – победоносно спросила тетя. – Разве не чудо?
- Чудо! – улыбнулся Олег и украдкой посмотрел на родителей.
Те были заняты разговором и (как положено воспитанным людям) смотрели только на собеседников. Слава Богу! Не хватало, чтобы они увидели эту пару! Конечно, одноклассница Олега (живущая в одном дворе с Гавриленко и потому хорошо знакомая его родителям) в компании учителя физкультуры – это еще не криминал, но золотое обручальное кольцо на правой руке девочки может натолкнуть на определенные догадки, абсолютно не нужные в данный момент. А Оля, как нарочно, очень долго причесывается, держа расческу именно в правой руке. Так вот она, загадочная жена Игоря Алексеевича, на которую так хотят посмотреть все дамы из восемьдесят третьей школы! Хотя, если сопоставить некоторые мелочи, все лежит на поверхности, под носом: молодого красивого парня осаждают толпы девчонок, а он почему-то не обращает на них внимания, красивая девчонка тоже одна, хотя обычно вокруг красавиц вьются десятки поклонников, а она хмурая, не особенно общительная, в классе от всего отказывается, но зато каждый день часами не вылезает из спортзала - и вдруг оба они изменились: парень в начале учебного года появился с кольцом на правой руке, а девчонка вдруг стала улыбаться без причины...
Олег с тревогой обернулся: нет ли поблизости других знакомых? Он прекрасно понимал, что такое любовь, потому к чувствам Оли и Игоря Алексеевича отнесся с уважением, и не хотелось ему, чтобы тайна этих двух стала известна раньше времени! Скрывают они свои отношения до поры до времени – и пусть! Пока это у них получается неплохо, ведут себя они в школе так, как и положено ученице и учителю: она к нему обращается исключительно по имени-отчеству, да и то нечасто, он вообще называет ее только по фамилии; да и общаются они реже, чем раньше, – в этом году класс разделили на две группы, с девчонками работает Валентина Васильевна. А гимнастическая секция занимается два раза в неделю. Конечно, трудно это: встречаться украдкой, а потом думать о любимом человеке – где он (или, соответственно, она), что с ним, что он сейчас делает, как себя чувствует?.. И в театр они пришли, будучи уверенными, что никто из знакомых их не увидит. Расчет верный: на премьеру билеты достать трудно, они вдвоем – наверное, профессору Городецкому тоже с билетом помог кто-то из знакомых, а профессор отдал сыну, чтобы сходил в театр с девушкой. Интересно, а родители Игоря Алексеевича Олю видели? И в курсе ли Олина мама? Скорее всего, нет… Праздничное настроение Олега слегка омрачилось. Возникло чувство тревоги: он относился с большой симпатией и к учителю, и к однокласснице, он видел, что они искренне любят друг друга, что они счастливы… И тем не менее, что ни говори, ситуация скандальная. Выплывет тайна – что начнется! Страшно представить, что начнется! Надо будет при удобном случае поговорить с Олей, посоветовать ей, чтобы не появлялась лишний раз в общественных местах под руку с учителем – да еще с обручальным кольцом на пальце!..
Оля, наконец, решила, что в надлежащий порядок она себя привела, положила расческу в сумочку, в последний раз посмотрелась в зеркало, что-то кокетливо сказала спутнику (вот ахнули бы все знакомые, если бы увидели серьезную, моментами мрачноватую Ольку в этот момент!). Игорь Алексеевич засмеялся, поцеловал тонкую смуглую руку девочки, обнял Олю за талию, и они вскоре затерялись в толпе зрителей.
- Она на Нефертити похожа, - сказала тетя, провожая их взглядом. – Особенно если бы волосы вверх зачесать… Наверное, в будни так и причесывается. Но и с распущенными волосами красиво – шикарные у нее волосы! Да и фигурка – загляденье… Бывает же такая красота на свете… Пойдемте в зал, уже один звонок был, - окликнула она родственников.
И снова Олег с опаской поглядывал по сторонам: не появятся ли где-то рядом Оля и Игорь Алексеевич, не попадутся ли на глаза его родителям… Обошлось! Одноклассницу и учителя Олег больше не увидел. Зрители расселись по местам, медленно стал меркнуть свет в зале, стих оркестр, до сих пор потихоньку звучащий разными голосами, поднялся на небольшое возвышение дирижер… Взмах дирижерской палочки – короткий взлетающий пассаж, и зазвучала тревожная, жесткая музыка, от которой замерло сердце: словно опричники Ивана Грозного находились где-то поблизости!
Увертюра закончилась. Поднялся занавес. В темноте теряются стены и потолки богатых покоев, на столе горит свеча, и молодой опричник невесело говорит самому себе: «С ума нейдет красавица»… Забурлили пассажи низких струнных, и мягкий баритон грустно запел: «Куда ты, удаль прежняя, девалась? Куда умчались дни лихих забав?..» У Олега возникло чувство, будто все это говорит он сам, Олег, - настолько близки были ему переживания оперного героя. Да, а чему удивляться? Текст любого произведения рождается из жизни, из переживаний реальных людей. «Не узнаю теперь я сам себя, не узнаю Григория Грязного…» Олег тоже не узнавал сам себя и, что порядком удивляло его в последнее время, не очень хорошо понимал, чего он все-таки хочет. «Не прихоть, а любовь крушит мне душу…» Опричника Олег понимал. Понимал неистовую Любашу. Понимал милую ласковую Марфу и Ивана Лыкова с их тихой любовью. «Треугольники», возникающие вокруг героев и заставляющие страдать их, - это были и его собственные страдания, ведь он тоже был частью такого «треугольника»!.. И все сильнее ощущалась непонятная тревога, которую он испытал, увидев Олю и Игоря Алексеевича. Нет, это не было ревностью: Оля, несмотря на ее красоту и талант, была для Олега просто одноклассницей, с которой было интересно пообщаться, поспорить о жизни (они иногда разговаривали, случайно столкнувшись во дворе), влюблен он был в другую. Что-то ему подсказывало, что чужая тайна сыграет какую-то нехорошую роль в его судьбе.
***
Съемка закончилась поздно. Маленький автобус, битком набитый костюмами и танцорами, долго колесил по ночному городу, развозя по домам юных артистов. Когда он подъехал к Дворцу пионеров, в нем оставалось несколько человек, на долю которых выпала еще и разгрузка. Охая и вздыхая, уставшие мальчишки переносили чехлы, мешки и узлы с костюмами.
- Все близко живут? – спросил шофер. – Больше никого никуда не везти?
- Эти все близко, - кивнула Анжела Григорьевна.
Мигнув на прощание красными огоньками, укатил автобус. Зевающий сторож загремел за спинами уходящих задвижками и замками.
- Выгонит меня муж из дома, - взглянув на часы, сказала Анжела Григорьевна. – Скажет: «Иди куда хочешь, не нужна мне такая жена».
Мальчишки засмеялись…
Всей ватагой проводили балетмейстера до самой квартиры, невзирая на ее протесты, с рук на руки передали мужу, который подошел следом (парень тоже возвращался с работы), потом еще немного поболтали и, когда Алим, наконец, добрался до дома, перевалило далеко за полночь. Несмотря на позднее время, Галя еще не спала и потребовала от него подробного отчета.
- Вот живодерка! – сказал Алим. – Человек еле приполз… голодный, немытый…
- А воды нет! – огорошила сестра, однако, тут же сказала, что она пошутила.
- Так не шутят, - сделал ей внушение Алим и попросил: - Поставь пока чайник, пожалуйста, ничего не грей, не вари...
- Опять чайник?.. Посмотри, на кого ты похож – одни кости! Как ты еще танцевать умудряешься?
- Галя, во-первых, не ворчи на старших! Это невежливо… А во-вторых, я не могу ничего есть, когда сильно устаю. Знаю, что это выглядит нетипично, - люди наоборот начинают объедаться, когда поработают. А я не хочу.
Как ни странно, он даже после душа бодрее себя не почувствовал. Ныло все тело, болела спина, ноги вообще казались чужими, а еще возникло странное ощущение, будто стены слегка покачиваются перед глазами. Галя ждала его в кухне.
- И сколько же вас снимали? – девочка с сочувствием посмотрела на измученного брата, подавая ему кружку с чаем.
- В три сбор… - начал подсчитывать Алим. – Приехали, переоделись… Программу прогнали разок… Часов с пяти… Около одиннадцати закончили. Ты лучше спроси, сколько на нас пленки извели!
- Много, я думаю, - кивнула Галя и сунула ему завернутый в фольгу кусок шоколадки. – На, хоть это съешь. Тут мало, не растолстеешь, не волнуйся.
- Спасибо… Самый потрясающий танец – болгарский, последний, - слабо улыбнулся брат, отломив два квадратика шоколада. – Музыканты вдруг заиграли в два раза быстрее, чем на репетициях. А у нас – не знаю, может, от скорости! – стали развязываться шнурки на постолах и шапки с голов падать. Но сплясали! Наверное, кошмар! Шнурки в воздухе развеваются, шапки под ногами… Посмеялись – и решили больше не переписывать: пусть будет, как получилось. Уже ни у кого сил не было.
- Завтра на репетицию идешь?
- Ты что, какая репетиция? Смеешься? – вяло возмутился Алим, допивая чай. – Почти шесть часов вкалывали! Нас на завтра всех отпустили… Я, наверное, завтра и не встану…
Встать ему все-таки пришлось. Проснулся он от голоса Алешки Сафьянникова:
- Вставай! На том свете досыпать будем!
- Что ж мне теперь – мучиться не спавши, пока на тот свет не попаду? – не открывая глаз, пробормотал Алим. – Сколько на твоих керосиновых?
- Двадцать минут одиннадцатого. Вставай, а то опоздаем!
- Вот… Разбудили ни свет, ни заря… я теперь весь день буду не в своей тарелке, - Алим, морщась от боли во всем теле, сел и протер глаза. – Куда опоздаем? Воскресенье сегодня. Где горит?
- Вставай, пойдем, покажу одну интересную штуку! Оценишь! Позавтракай только, надолго идем.
Алим собираться «по-солдатски», в считанные секунды, умел, и минут через пятнадцать мальчишки торопливо шли по улице.
- Хоть скажи, куда ты меня тащишь? – допытывался Алим.
- Что такое народный театр, представляешь?.. Так вот, у железнодорожников во Дворце культуры он есть. Сегодня у них «Безумный день». Вход по пригласительным билетам. У меня их два – исключительно благодаря личным связям! – важно проговорил Алеша. – Я подумал, кого с собой взять, и решил, что тебя: ты человек новый, многого еще не видел. Значит, так: ничему не удивляться, не ахать, не вскрикивать, рот не раскрывать – одним словом, веди себя прилично, чтобы мне не было стыдно за тебя, а то скажут потом: «Ты кого привел?».
- В лужу сейчас сядешь! – пригрозил Алим. – В самом прямом смысле.
- Посмотрим! – со смехом отпрыгнул Алеша. – Как съемка?
- По мне не заметно?
- Заметно, - кивнул приятель. – Сворачивай, здесь ближе.
Играли артисты народного театра ничуть не хуже профессиональных, но были ровесниками своих героев, и это было для них огромным плюсом. В самом деле, если у пожилого графа Альмавивы поверх узких панталон висит солидное брюшко, претендовать на любовь молоденькой служанки, по меньшей мере, неумно! Впрочем, в профессиональных театрах молоденькие (по действию) служанки выглядят молоденькими далеко не всегда. Но здесь придраться было не к чему: граф из самодеятельного театра – молодой, лет тридцати с небольшим, мужчина спортивного типа – выглядел безупречно; ничуть не хуже и Фигаро – стройный парень лет двадцати пяти-двадцати семи; Сюзанна – очаровательная шатенка лет девятнадцати… И паж Керубино, стремительно вылетевший на сцену, – не тридцатилетний (иногда моложе просто не находится), начинающий полнеть крепыш, а высокий тоненький подросток.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями