Часть1
Отвесный береговой обрыв повернул к морю суровое лицо, изрезанное глубокими скальными морщинами. На нём, истерзанные северо-восточными шквалистыми ветрами, изо всех сил цеплялись за уступы колючие кустарники и кривые деревца. Гнулись, почти стелились под напором, скрипели, но не сдавались. Боролись за жизнь.
На его верхней ровной площадке местные умельцы построили террасу из морёного дуба. Здесь торговали сезонным урожаем, проводили благотворительные ярмарки, играли свадьбы.
Крайнюю скамью у боковой увитой плющом решётки, облюбовала недавно поселившаяся в местечке писательница из России. Средних лет дама. Приходила на закате чуть не каждый день, если погода потворствовала.
Никто не видел, чтобы гостья приехала на машине или её привезло такси. Откуда она взялась в маленьком гмине*, который просматривался насквозь невооружённым глазом? Долек первый поинтересовался у риелторши Ренаты и получил удовлетворительный ответ: "Бронирование сделано из Санкт-Петербурга на три месяца. На одного проживающего». Адольф проворчал что-то про разжиревших коммунистов, а Зося, местная хлебопекарка, наоборот, искренне обрадовалась.
Ей русская сразу понравилась: без закидонов и практичная бабочка. Пишет? И что с того? Это работа. Пусть пани пишет. Многие только делают вид, что працуют*
Крайне любопытная особа была гостьей, по мнению местных. Приветливой, вела себя свободно, в друзья не набивалась. Все решили, что с выбором польского поселения её связывает творческая задача, ну или бог весть что ещё. Это что-то совсем скоро станет известно. Народ, выработавший за века стальное терпение, успокоился.
В один из майских по-летнему тёплых вечеров перед сочинительницей, как всегда, лежали в ожидании толстая тетрадь в клетку и шариковая ручка.
Был час прощания солнца с полушарием. Щедрое светило приукрасило природу масляными красками. Самые яркие достались небу, разодетому в оранжево-алый салоп, усыпанный золотой пылью и подбитый мехом вишнёвого цвета. Ни одной голубой ноты. Мягкий шёлк над пурпурным лаком отлива. Густые купы деревьев и кустов на берегу растеряли свои изумруды и малахиты, превратившись в гроздья агатов причудливых очертаний.
Дама пребывала в душевном томлении и пристально смотрела на сужающуюся линию горизонта. Там вот-вот должен возникнуть зелёный луч. «Почему это так важно? Что такое я пойму-открою-вспомню?»
Память не повиновалась ей. Женщина помнила всё, кроме мгновения, перенёсшего её в домик с камином, утонувший в цветнике на берегу польского Поморского воеводства. И внимание с лёгкостью переключилось на драматическое представление перед глазами.
– Пани Стася! Добрий вечур! Я принёс рыбу как обещал, – раздалось добродушно над ухом.
От неожиданности она вздрогнула и резко повернулась. Похоже, что уже некоторое время за решёткой стоял Ежи Гонта, местный рыбак с плетёной корзиной в руке. Он попытался объясниться:
– Я не осмеливался потревожить пани. И так будет шторм, – мужик кивнул в сторону моря. – Вы будете посмотреть?
Не ожидая ответа, крякнул, быстро поставил корзину на стол и коричневыми, изуродованными артритом пальцами снял верхние листья.
– Да, конечно, – женщина запоздало кивнула.
В корзине, переложенные лопухом, лежали пара судаков, скользкие угри и пятнистая щучка.
– Куда же мне столько? Я вовек не съем, – удивилась Стася.
– А вы, пани, людям приготовьте. В неджеля будет желёны швёнтачны час (В воскресенье будут Зелёные святки). Пани же есть кому послать голумбечка.
Тон рыбака не выражал ни сомнения, ни любопытства.
– Да-а… Конечно, да, – она заторопилась. Ей вдруг захотелось: пусть бы Ежи поскорее ушёл, потому что в памяти опять мелькнул призрак догадки. – Вот возьмите, – она протянула сиреневую банкноту*
– Дженькуе щедрой пани, – Гонта тихо растворился в сумерках.
Внизу шумело прибрежной галькой море, вверху сгустилась обманчивая тишина, пропитанная сладковатым запахом мокрой травы и острым рыбным духом.
Стася подхватила корзину и пошла к дому. Вечер укутал плечи бархатом и больше не тревожил спущенными петлями полотно её жизни. Дома в камине потрескивал огонь… лёгкий ужин и любимые треки в наушниках расслабили. «Спать, завтра много работы».
В полшестого жиличку разбудил вероломный норд-вест. Стучал и стучал соскочившим с крючка ставнем. Погода испортилась: ни намёка на вчерашнее благодушие. Вспомнились слова рыбака. Раздражённый ветер свистел на все лады, перегоняя стаи бестолковых облаков. Серебро листвы на склонивших головы деревьях не смягчило ледяное сердце властелина Балтики.
Хозяйка закуталась в шаль и вышла закрепить доску. Бродяга обрадованно зарычал и накинулся на тщедушного человечка. Вырвал из рук слабую защиту, заголил подол, с оттяжкой выстегал. «Козявка» медленно, но упрямо добралась до окна и заложила крюк в петлю. Хулиган-ветер метнулся в сторону и, когда женщина упала на колени, потеряв силу сопротивления, с хохотом и рёвом помчался над побережьем.
С колотящимся сердцем и сбившимся дыханием она вернулась. Упёрлась лбом в дубовую дверь, чтобы отдышаться… Быстро развела огонь и сварила кофе.
В душе тонко запела знакомая струна: «Мой самый лучший час для работы».
Стася родилась в суровом краю и её первые детские книги были написаны в тёмные дни полярной ночи. Позже преуспевшие родители перебрались в пригород культурной столицы. Климат там щеголял в европейской маске: казался мягче, имел четыре внятных сезона, одарял пышной зеленью, но дорого брал сыростью, дождями и зимними ледяными ветрами. Юную сочинительницу этим не напугал. Тексты выходили всё лучше.
Хозяйка коттеджа у моря не заметила, как рука уже покрывала памятным узором клетчатую основу листа под рабочим названием и условием договора:
Цена успеха. Роман. Объём 16 авторских листов. Главред. Подпись неразборчивая. Адрес: СПб. ул. Звенигородская, 22 офис 22. Дата – 9 мая.
PS. Дедлайн – 1 августа.
Ей мнилось: выполни она условие – вспомнит всё.
«… Новый дом под Питером (куда семья переехала из Заполярья), обшитый доской в рубчик, заметно отличался от соседних. Величиной – больше ста квадратов – такие были только у госслужащих и бизнесменов. И богатым видом. Выкрашенный весёлой краской жёлто-горчичного цвета, в белых кружевных наличниках выглядел нарядно. Широкий проём с калиткой тонул в кустах жасмина и сообщал любопытным, что хозяева владеют машиной. До входной двери вела обсаженная золотыми шарами и гортензиями асфальтовая дорожка. Посетитель за две минуты до встречи расслаблялся и настраивался на самый добродушный приём.
Хозяева, нацеленные на успех, знали толк в человеческой натуре, поэтому очень быстро нашли нужных людей (в частности, в качестве «аванса» им посоветовали, как выгодно вложиться в недвижимость), наладили выгодные связи и стали востребованными, а порой незаменимыми.
Кирилл Алексеевич – вчерашний «раб» в занюханной адвокатской конторе, где сотрудники, клиенты, их дела разделялись тонкими перегородками из гипсокартона и смешивались в непрерывный гул, наконец обзавёлся латунной табличкой справа от дверного молотка: Господин Арбенин, адвокат. Теперь уважаемый член юридической коллегии принимал клиентов в кабинете с кожаным диваном и креслами. Красивая хозяйка приносила посетителю на подносе стакан «нарзана». Солидная обстановка и доверительная атмосфера заключали девяносто процентов сделок.
Госпожа Елена Арбенина (среди своих просто Елена Прекрасная) была изящной «рабочей клешнёй» супруга. Открыла небольшой салон красоты «Рапунцель» и превратила его в светский загородный клуб с целью привлечения капризных и проблемных богатых клиенток. Её тактичные советы выруливать из самых пикантных ситуаций оказывались весьма своевременными. В салон приезжали жёны нуворишей не столько за услугами, сколько посплетничать за чашкой экзотического чая и выплеснуть накопившийся негатив. Клуб, как снежный ком, обрастал популярностью, солидными связями, рекомендациями.
Двое образованных провинциалов, воспользовавшись кризисом девяностых, подготовили основательную материальную и опытную базу до переезда и преуспели. Они же, к несчастью, думала тогда Настя, оказались её родителями.
Дом выбрали неподалёку от Настиной бабушки, Александры Ильиничны, папиной мамы. Бескомпромиссной хлопотуньи. С гусями, поросёнком и козой Милкой. Целыми днями женщина крутилась по хозяйству: то в огороде, то возле скотины. Она никогда не навещала родных на Малой Трубичной улице.
– Закуркулились негодники. Нехай сами идут, коли надо, – слышала порой её ворчание внучка.
Настя не вникала в причины такого недовольства. Ей и самой вскоре стало неуютно в родительском доме. Будто из северной жёсткой, но понятной реальности она перенеслась в страшную сказку, в которой добро и зло на разных берегах.
Баба Саша оставалась добрейшей женщиной. Это было понятно любому. Стоило увидеть, как бодро росли огурцы, помидоры и капуста на грядках её огорода, сколько отдавала молока Мила и сколько перин за год хозяйка набивала пухом. Под ногами бабушки оживали даже доски, потерявшие надежду стать вновь деревьями. Ася была уверена: топни та ножкой в шерстяном носке и её сказочный домик повернётся в нужную сторону. Поэтому к экзаменам в университет Настя готовилась в бабушкином доме. И, ясен день, поступила на бюджет с первой попытки.
– А я тебе что говорила! Жить нужно, а не «планы Барбароссы» создавать. Тогда понимаешь, как всё вокруг устроено и как оно работает. Хе-хе! – басом смеялась бабуля.
«Моё представление о справедливости как космическом миропорядке сложилось в том простом доме с русской печкой. Только беда меня поломала».
– Давай пироги печь. Целый таз, чтобы соседей порадовать твоей первой догадкой, – Александра Ильинична щедро уступала свою мудрость внучке.
Бабушкин дом, сирень во дворе и дорожная пыль – всё пару дней пахло пирогами с капустой, картошкой, яйцом и луком, сливовым повидлом и свежими яблоками.
«Бабочка Саша, пусть земля будет тебе пухом», – Стася смахнула с листа упавшие слёзы.
В доме родителей, напротив, девушка чувствовала себя словно в дорогой гостинице, откуда по-любому придётся выезжать. В воздухе дамокловым мечом висела тонкая паутина беспокойной суеты. Папа за год до несчастья изменился кардинально. В редкие дни, когда родители оказывались оба дома, дочка уходила в свою комнату и надевала наушники. И даже сквозь любимые треки помехой доносилось назойливое жужжание из столовой, где супруги разыгрывали успешные социальные и материальные гамбиты. «Дуэт мухи с комаром». Она не вникала в темы, достаточно внятным был смысл: кому подмазать, чтобы быстро разбогатеть. Её добрые папа и мама помутились рассудком, не иначе.
Ещё больше девушку пугали раздоры, в которых летали стрелы и кололи пики. Число точных попаданий множилось. Маму раздражало всё: папина деревенская неуклюжесть и мягкотелость, дочкина отстранённость, обеды, длинные пробки и медленное время. После упущенных удачных сделок она глохла и немела. Супруги, как придурошные подростки, неделями общались мимикой и жестами.
«Кто такой могущественный подменил Асе родителей?» Она закрывала глаза и вспоминала лучшие моменты их жизни…
На севере в редких отцовых отпусках на озере Гирвас они с моторки ловили окуней и сигов. Ледяная вода и комариные тучи делали папу крайне остроумным. Он развлекал дочку анекдотами про рыбаков и потрясающими историями.
Стася быстро писала:
Короткий день утонул в холодной темени. Папа сложил из брёвен квадрат. Внутри соорудили каменную пирамиду – получился очаг. Ветер не мог туда забраться и затушить пламя. Камни нагревались и отдавали тепло. Вода в котелке быстро закипела. Вкуснее северной ухи с костра Ася вообще-то ничего и не ела. После отец, кряхтя из-за ледяной воды, отмывал котелок и заваривал чай. Из посудины торчали ветки кипрея и брусничника. Завернувшись в спальник, прихлёбывая горячий ароматный отвар, Настя смотрела на перемигивающиеся в небесном колодце огни и слушала:
– Знаешь, дочка, в Балтийском море обитает интереснейшая рыба – речной угорь. Все остальные угри – морские. Плавает он, извиваясь как змея. И удержать этого товарища в руках практически невозможно из-за толстого слоя слизи.
Он помолчал улыбаясь, верно представлял, как безуспешно пытается это сделать, и продолжил:
– Ася, это самая загадочная рыба на земле.тДревние люди заметили, что угри не откладывают икру и у них нет органов для размножения. Предполагалось даже, что их рождают другие рыбы.
Дочь слушала с открытым ртом.
– Много позже учёные заметили в океане огромные стаи прозрачных личинок, устремлённых в устья рек Западной Европы. По мере продвижения те росли и превращались в угрей. Дальше становилось ещё страньше. Прожив в пресноводном водоёме лет двенадцать, нарастив метр-полтора роста и около шести килограммов веса, угри в конце лета, в самые тёмные безлунные ночи, словно скрываясь от людских глаз, собирались в стаи и, следуя могучему инстинкту, уходили на нерест в Саргассово море.
Отец сделал драматическую паузу.
– Взрослые угри погибают, а их личинки поднимаются к поверхности и начинают свою миграцию в Гольфстриме. Представляешь? Невероятно! – взрослый мужчина, как мальчишка, в возбуждении размахивал руками. – Почему рыба, чтобы оставить потомство и погибнуть, уходит от берегов Европы более чем на семь тысяч километров? Почему подвергает неимоверным трудностям и опасности себя и своё потомство? Как находят свои пути в океане?
Чуть успокоившись, заворожённый, продолжил удивительный рассказ:
– Поражает их чувство ориентации. Если, к примеру, только что пойманных угрей отнести в мешке – непременно в мешке, иначе не удержать – на значительное расстояние от водоёма и выпустить во влажную траву, они тотчас же начинают ползти в сторону своего «дома».
По закону жанра, рассказчик умолк, а после сделал эффектную концовку:
– В тёмные туманные, дождливые ночи в низинных местах некоторые угри выходят на берег, чтобы полакомиться насекомыми, червяками и лягушатами.
Помолчал ещё и вдруг:
– А-а-а! – дрожит голосом и тянет руку к шее дочери.
Ася визжит, натягивая клапан на голову. Насмеявшись, двое незаметно засыпают.
– Как же получилось, что ты, папочка, ушёл от родных берегов, потерял чутьё и не вернулся? – Стася горестно всхлипнула.
Она ненавидела Питер, слишком рано отнявший у неё родителей.
К адвокату на Малой Трубичной с регулярным постоянством приходили дорого одетые напряжённые господа и уходили расслабленной походкой грешники, получившие индульгенцию.
Хозяева богатого дома в предместье, постоянно занятые, очень редко собирались за одним столом. И дом оставался похожим на новенькую, с фабричным запахом, лаковую шкатулку. В нём редко собирались гости. Разве что по случаю большой и успешной сделки. Самыми желанными здесь были деньги. Радушные владельцы предоставляли им наиболее удобные, безопасные места и вечный покой. Деньги, как живые властные тираны, завладели душами двух очарованных провинциалов.
За Настей присматривала помощница по дому Неля. Следила за порядком, расписанием наследницы и хорошо готовила. Девочке борщи-котлеты. Взрослым, в качестве комплимента, безвозмездно квасила хрустящую капустку и солила толстое белое сало.
Дочь Арбениных рано повзрослела. Была замкнутой и много училась. В школе, в библиотеке, с репетиторами. Обожала занятия спортивными танцами в клубе моряков, где группу гоняли до седьмого пота. И в тайне ото всех продолжала сочинять.
Новость о поступлении в литинститут предков разочаровала. Не мешая выбирать, в душе они ожидали чего-то посущественнее.
– Дорогая, ты должна быть готова к тому, что писать придётся в стол. Мы живём во времена, когда писателей во много раз больше, чем читателей. Но, если хочешь, я позабочусь о раскрутке…
– Да-да, – перебила папу мама. – Если ты напишешь семейную историю-пастораль господина Шилова – он особенно неравнодушен к лести – будешь обеспечена подобными заказами на всю жизнь и не столкнёшься с бедностью и равнодушием.
Почему-то мама тогда напомнила Асе козу-дерезу.
– Но вы никогда раньше не говорили со мной на подобные темы, – попыталась защититься от корыстного мира дочь.
– Да, моя девочка. Теперь самое время. Мы добились некоторого успеха, заняли тёплые места. Живём в городе, о котором мечтают миллионы лохов. – Правда, мама? – отец обернулся к жене за поддержкой? И мечтаем, чтобы ты не знала нужды и поднялась по социальной лестнице туда, откуда невозможно упасть.
– Это куда же? Деньги и власть всё равно отнимают те, кто посильнее – попробовала сыграть на равных юная вольнодумщица.
– Создав имя, ты обеспечишь будущее рода Арбениных, – в его голосе звучала скромная убеждённость.
– Эк, куда хватили! – девушка засмеялась. – Пойду лучше бабе Саше помогу. И вообще, я у неё останусь пока. Там как в деревне. Поживу-попишу. Молочка у Милки попью. Хорошо?
Отец и мать тогда ещё сидели рядом и молча, синхронно кивнули…
Накануне несчастья Асе не спалось. Может, из-за позднего ужина. Весь день они провозились с Милой. Та не могла окотиться. Пришлось вызывать ветеринара. В конце концов коза стала счастливой мамашей двух чернолобых козлят. После этого бабушка и внучка навалились на всё, что не приколочено в холодильнике.
Перед самым рассветом, когда сон потихоньку начал одолевать, Настя вскочила всполошённая безудержными рыданиями на кухне. Там мама подшофе, в коктейльном платье и с размазанной косметикой на опухшем лице, напугала дочь до смерти. Истерично повизгивая, она проикала, что папа задохнулся в гараже.
Ася в пижаме вскочила на велик и умчалась на Трубичную. Возле дома сгрудились зеваки, пожарка, милицейский газик и скорая. Через уличные ворота просматривался открытый гараж с их «опелем». Все дверцы распахнуты и видно хорошо. Дом обнесли лентой, дальше девушку не пустили. Позже им сообщили, что гражданин Арбенин прикрывал криминальные денежные сделки во властных структурах. Пока велось следствие, всё имущество адвоката арестовали.
Дочка увидела отца в морге. Поминок она не помнит – словно одеревенела. Видела и слышала, как люди ходят возле на цыпочках, говорят шёпотом, но не хотела даже шевелиться. Заговори она – и точно сломается. Случится что-то страшное: взрыв, убийство, сумасшествие...
Очень медленно оттаивала. Мама была дома, но не с ней, а с бутылкой и собутыльниками. Женщинами из салона, а больше – с мужчинами, всё незнакомыми и тупыми на вид. Ночами из супружеской спальни раздавались стоны и рык.
Однажды «Елена Прекрасная», размазывая пьяные слёзы по щекам, призналась дочери в том, что папа пошёл по кривой дорожке по её вине. Через приятельниц познакомился с попавшим на крючок полиции по подозрению в педофилии известным в городе чином.
«Я, я уговорила Кирю взять это дело. И-и… – она завыла. – А там таких уродов оказалось несколько... и-и огромные гонорары!.. Он не мог бы никого сдать… Знала же, что тряпка… И-и… Вот – я во всём виновата». Мама рыдала от жалости к себе, долго сморкалась в полотенце. А после уснула.
Они переехали к бабе Саше. Бабуля встретила молча. Обняла внучку, невестке не сказала ни слова. Елена через пару дней громко хлопнула входной дверью и с гордым видом уселась в поджидавшую у дома «импалу» мелкого владельца салона подержанных машин.
«А ведь мы с мамой с тех пор не виделись», – хлестнула Стасю память.
Баба однажды сообщила, что та связалась с итальянским ухарем и укатила куда-то в Болонью.
– Никто плакать не будет, – бабушка повернулась в сторону воображаемой Италии и в сердцах плюнула.
Оттуда раз в месяц приходили деньги на содержание Аси. Без писем и комментариев…
***
Штормовой фронт дал ей сутки поработать, а после был изгнан из круга католиков, занятых подготовкой к Зелёным святкам. Стася не нашла у себя достаточно муки и рано утром отправилась в булочную к Зосе.
Хлеб и прелести весёлой вдовушки славились далеко за пределами повята*. Сюда приезжали господа из самого Гданьска.
Местные давно простили все грехи слабой на передок жинке за искусность в хлебопеченье и лёгкий нрав. Ближайшие к хутору окрестности пропахли ароматной хлебной корочкой. Любители сладкого и сдобного паны пускали слюни и, нажимая на газ, гнали на запах.
Небольшой дом, окружённый дубками и хозяйскими постройками в любое время года выпускал в небо вкусный дым. Лавка с деревянным кренделем и надписью «Булки Зоси» для окрестных была важнее замка в Мальборке*.
Сама хозяйка, румяная, черноглазая бабочка с белыми пухлыми пальчиками, кажется, никогда не спала. Под её песенки, прибаутки и заразительный смех всё росло, плодоносило, телилось. Тесто само поднималось, а нарядная изба с высоким коньком и флюгером на крыше только что не плясала.
Хозяйка как раз выбрасывала курам мешанку из таза, когда Стася, оставив велосипед у ворот, шла вдоль загородки с поросятами. Малышня, повизгивая, подкапывала мягкими пятачками неподъёмное, наполовину розовое, наполовину унавоженное тело безучастной мамаши.
– Привет, соседка. Раньше тебя только Гонта пришёл, – рассмеялась она. – Рыба не хлеб, сыт не будешь. – За мукой, небось явилась так рано? Давай, заходи, покалякаем.
– Доброе утро! Хочу людям пироги испечь, а муки не хватает. Может, подскажешь, где и слив достать? – Стася чуть не вприпрыжку едва поспевала за жонкой.
– Мука есть, а сливы?.. Ну, может, у Адели. Она запасливая и вчера ездила в центр. Сейчас здесь только варенье и солёную можно найти... Тебе же немного надо, – она утвердительно кивнула. – Сама спросишь или мне?
– Не, Зося, сама.
Они выпили по кружке какао и обсудили рецепт пирогов.
Хозяйка вышла с гостьей помочь закрепить на багажник противни и помахать на прощанье. Даже если сомневалась в кулинарных способностях приезжей, виду не подала.
«Наверное, за это её уважают односельчане», – выруливая на дорогу думала Стася. – «Бог даёт людям подходящие имена. Обычно они долго подтягиваются до своих имён, а некоторым сразу открывается замысел всевышнего. Зосе дано, а я ещё не догнала про своё*», – женщина вдохнула запах цветущих деревьев и трав и невольно рассмеялась.
Аделя дала слив, не скрывая любопытства попробовать пероги* русской.
Пирожки из заварного теста вышли на славу. Много – большой эмалированный таз с верхом.
В невинном сегодня небе порхнула стая голубей и от костёла к обрыву потянулась вереница нарядных и весёлых прихожан в венках. Жонки ещё до рассвета украсили террасу: пол застлали аиром, обвили колонны и решётки цветами. На столах расставили кушанье и питьё.
К боковому столбу привязали двух коней. В расшитых попонах и заплетённых берёзовыми ветками гривах.
Первым подоспел Гонта. Тоже нарядный, в расшитой рубахе и джинсах, заправленных в короткие сапоги. Только на голове всё та же войлочная шляпа конусом. «Верно и спит в ней» – усмехнулась Стася. Обеими руками мужик держал белую голубку.
Он передал птицу Стасе и сказал, что кидать нужно вверх и сильно. Заметив, что женщина растерялась от внимания зрителей, улыбнулся ободряюще и, встав сзади, обхватил её руки своими. Качнул и вскинул их, разжав пальцы. Рядом кто-то захохотал:
– Ай да Гонта! Пшигвоздил русалку до Духа Свента.
Стася отстранилась от рыбака и посмотрела на односельчан. Мужчины блестели глазами и ухмылялись, женщины тоже смеялись, прикрывая рот рукой.
Седой господин в коричневых бриджах, из которых вываливало пивное брюхо, издавал весёлое хрюканье. Его лицо покраснело и от этого ярко выделялись пятна витилиго.
Гонта взял таз с пирогами, и, проходя мимо балагура, что-то шепнул. Толстяк замер, на мгновение его бледно-зелёные глаза остекленели. Углы губ поехали вниз. Что-то он уже готов был выкрикнуть, но резко повернулся на каблуках и ушёл в противоположный край столов. Там, грузно усевшись, зло отмахнул в сторону тарелку с пирожками.
– Это Долек Новак *… – Зося сделала многозначительную паузу. И тихо добавила: – В семье не без урода.
Запихав остатки Стасиного пирожка в рот, прошамкала:
– Вкусно. Смотри не подвинь своими пирогами Зосины «бувки».
Сказала специально громко, и ближайшие к ним, расслабившись, захохотали в голос.
После было застолье, песни хором. В один момент все поднялись с мест. Вытянув шеи, пытались разглядеть, как усаживаются на коней Кралик и Краля. В расшитых одеждах, с венками на головах молодые парень и девушка повели всю процессию в поле. По майской бархатной зелени просёлка две белые лошади, увитые гирляндами из цветов и листьев, мерно покачивали безмятежную юность. В руках парня дымился смоляной мешок, которым он махал, как кадилом, в сторону домов, ферм и посевов, отгоняя засуху, неурожай и нечистую силу. За ними пешие нестройно славословили Всевышнего и его апостолов.
А вечером на яру под присмотром полицианта (полицейского), жгли костёр.
– Зося, кажется, что я сама здесь родилась.
Подруги сидели на траве неподалёку от костра. Огонь с аппетитом обгладывал дерево и пускал длинные слюни искр в синеву. Окружающий мрак с завистью вплотную придвинулся к гулянью. Погружение в романтичное таинство располагало к откровенности.
– Моя прабабка – Анна Валевская. Да-да, – подтвердила Стася, заметив интерес в глазах приятельницы. – Из рода Валевских Подляского воеводства.
– Да что ты говоришь! – воскликнула Зося. Это знатные панове.
В годы гражданской войны часть их семьи выслали в Россию. Там мой прадед, крестьянин, выкрал польскую дворянку. Ага, такой был смелый. Они с товарищами расчистили делянку и заложили поселение. Власти тогда дали разрешение крестьянам обзаводиться хозяйством. Ну вот, трудились на себя, жили безбедно и в любви. Шестеро деток поднимали. Анна обшивала всех, учила грамоте своих и окрестных… – рассказчица замолчала, нахмурившись, и печально закончила: кто-то, такой же тёмный, как этот завидущий сумрак, донёс. У них отобрали всё. Один за другим родители и две сестры умерли. Мне отец рассказал. А я уж по документам после нашла ниточки.
Панночка задумалась, а после, прикоснувшись к Стасиному рукаву, сказала:
– Счастье не имеет цены, а за желание мы платим. Иногда бардзо дроги (очень дорого). Почему так? Нам не понять причины, и не нам судить… Ты здесь почему одна? – ласково заглянув в глаза, мягко перевела разговор.
– А я вообще-то одна, может, когда и расскажу тебе... Всю жизнь мечтала жить в доме у моря, – Стася грустно улыбнулась каким-то своим мыслям.
– Ну, подруга, тогда не до грусти. У меня сразу два предложения.
Зося куснула длинную травину белыми зубами и подмигнула:
– Не буду больше охранять тебя от Ежика, а то он на тебя глаз положил… Да ты не думай, – поспешила успокоить. – Разведён и мужик хороший. Мастеровой, а главное – не старый. Не люблю старпней жирных (Она, вскинув брови, зазывно улыбнулась Долеку). И да, мне пора, мой кралик заждался.
Женщина легко поднялась и, не прощаясь, быстро скрылась в направлении своего дома. Минуты через две поднялся из-за стола парень, выбранный сегодня Королём святок. Ему пришлось потревожить всех, сидевших на лавке. Парня провожали, весело напутствуя, и, незлобно подшучивая, хлопали по широкой спине. В том числе и Королева.
Гонта довёл Стасю до крыльца. Потоптался молча и, резко повернув, ушёл не прощаясь. «А может, и не ухажёр он вовсе. Наблюдает за ней. Зачем?».
Старинный обрядовый праздник и воспоминания разворошили память. Она поспешила в комнату к заветной тетради – поработать несколько часиков перед сном.
В доме у озера ворочался до рассвета потревоженный «русалкой» мужчина. «Вот прилепилась дурацкая ксывка (прозвище). Долек-урод найдёт чем зацепить».
Своими наблюдениями Гонта по старой привычке ни с кем не делился. Новенькая жиличка его заинтересовала. Как всякий необъяснимый феномен. «Ренату лучше не слушать, та наплетёт, что прикажут…». Когда провожал, надеялся что-то выведать, но, если честно, не хотелось бы узнать о такой приятной бабёнке что-то паскудне. Выпускать её из виду – тоже. Будто наказ неведомый получил опекать приезжую. «Ерунда какая-то». Но в том-то и дело – противиться Ежи не мог.
Рыбак вставал, выходил босой на крыльцо, слушал неспешные разговоры деревьев с ветром, вглядывался в темноту. «Мозэ, я, старый дурень, влюбився? Пся крев!» – мужик качал головой и сплёвывал. Досадовал, хлопал дверью, звякал кружкой о ведро и снова ложился, чтобы таращиться в потолок.
Перед тем, как встать окончательно, принял решение: «Если есть в этом деле что-то неведомое, то – промысел божий. И не моего ума дело. Но я всё равно отвезу паничку в Гдыню. Завтра покумекаю как».
***
В этот час в России ворочался в супружеской кровати, пытаясь уснуть, муж Насти Никита. Завтра на работу, а у него сна ни в одном глазу. Испытав все расслабляющие приёмы, поднялся и ушёл в гостиную на продавленный диван, их любимый. Вспоминать, как встретились. Тогда Никита Горенко работал в конструкторском бюро программистом. От зарубежных коллег приходило много документов и не хватало знаний и практики в разговорном английском. Когда коллеги в отпуске отрывались на рыбалке с шашлыками, айтишник Горенко укатил в Исландию с группой волонтёров. Поработать в реабилитационном центре для детей-инвалидов. Без спецобразования таких, как он, использовали на подсобных работах: огород, столовая, ремонт. Зато с ним в комнате жили два корейца, индус и немец. Все тщательно проговаривали английские слова и фразы, отчего язык легко усваивался и вскоре стало нестрёмно общаться с носителями.
Никита с первого взгляда влюбился в дикие ландшафты чудной страны. Минималистические, лаконичные, до предела насыщенные чистыми красками. Обычно дни стояли пасмурные, и лиловая сталь неба едва не касалась яркой зелени эротичных мшистых холмов, ненадёжно прикрывающей базальт скал. В редкие солнечные часы свет, отражённый от синих окон болотцев, заросших жёлто-сиреневыми травами, выбивал слезу. Повсюду запросто бродил местный старожил ветер. Путал волосы людям и травам, крутил лошадиные гривы и хвосты – задираясь, развлекался.
Вот таким «погожим» ранним утром на огуречной грядке Горенко заметил чёрный кожаный мешок. Мешок шевелился, передвигаясь вдоль посадки, а после распрямился, и на ноги в берцах встала белобрысая девчонка в широкой косухе. Возможно, датчанка. Поэтому Никита приветственно помахал и крикнул: «Хелло!» Та засмеялась, ответила: «Привет!» и двинулась навстречу. Он с возрастающим интересом наблюдал метаморфозу, происходившую с ней по мере приближения.
Это была стройная, натуральная блондинка с градуированной стрижкой и пирсингом брови. Серо-синие глаза из-под прямых тёмных бровей смотрели неожиданно серьёзно, сообщая, что она вполне себе взрослая. Аккуратный носик над белозубой улыбкой с тонкой щербиной между передними зубами не менял первое впечатление.
– Вот так неожиданность – свои! Я Ася. Из Питера. А ты? – протянула открытую ладонь и крепко пожала ему руку.
– Никич. Новгород.
Он никогда так себя не называл. Вдруг захотелось стать ей ближе. Или глупо напомнить, что они уже встречались.
Ребята шли между грядами, болтая, как попали на проект, с кем общаются, о пивной пятничной вечеринке… Никита протянул Асе руку, чтобы помочь подняться на тропу к студенческому посёлку, и уже не опустил. Девушка вдруг стала ему близкой. Она не протестовала, лишь засмеялась, и позже открылась, о чём подумала тогда: «Кажется этот симпатичный новгородский витязь не собирается меня отпускать». Поэтому и рассмеялась. А он, на всякий случай, улыбнулся и покрепче перехватил ладонь...
гмин(пол.) – община
працуют (пол.) – работают
повят(пол.) – район
сиреневая банкнота – 20 злотых
Мальборк (пол.) – город в Польше с одноименным замком Тевтонского ордена.
Зося(греч) – разумная, живая.
Анастасия (греч.) – «возвращённая к жизни»
пероги (пол.) – пироги
Долек Новак – Адольф Новый
Ксывка (пол.) – прозвище
Продолжение следует