оглавление канала
Олег постоял над ним, посмотрев сверху вниз, тяжело вздохнул, и уселся рядом, на небольшой камень, с тревогой поглядывая на западные склоны гор. Небо там уже потемнело, дул холодный северо-западный ветер. Он с завыванием носился по кронам деревьев, срывая остатки желтых и красных листьев. Клочья облаков, словно вырванные космы плакальщицы, неслись по небу куда-то на юго-восток, как раз туда, куда надо было идти Олегу. У него вдруг мелькнула нелепая мысль, что он бы мог улететь вместе с этими облаками, если бы очень захотел. У него даже что-то шевельнулось внутри, с радостным предощущением, ну, вот, сейчас…! Потом, его взгляд упал на Михася. Тот бледный до синевы, с каплями пота на лбу, с перекошенным от боли лицом, сидел на земле и медленно раскачивался, скуля, как больной щенок, которого бросили умирать бездушные хозяева. Разве он может бросить его такого одного в тайге? Для него это будет верная смерть. Он ведь и несколько часов здесь не продержится. Олег тяжело вздохнул. Значит так тому и быть, и нечего сердце бередить мечтами. Если они встретились в тайге, значит, так и должно было случиться. Судьба ничего и никогда не посылает просто так. Во всем есть свой смысл, даже если мы его не видим и не понимаем. Турал сказал, слушай свое сердце. А сердце подсказывает ему, что он все делает правильно.
Он подошел к Михасю, присел рядом с ним на корточки.
- Далеко еще до твоего дома?
Тот немного покрутил головой, и хриплым от боли и усталости голосом проговорил:
- Не узнаю я чего-то этого места, братушка. Но, откуда вытекает этот ручей, там и заимка наша стоит. Так что, не промахнемся.
Олег подумал, что небольшой разговор отвлечет мужчину немного от боли, на которой тот сосредоточился целиком и полностью. И спросил, как бы, выражая интерес:
- А ты как там в лесу оказался то?
Михась вздохнул тяжело, словно, находясь под гнетом всех человеческих грехов, и принялся рассказывать:
- Так меня обчество за продуктами в деревню отправило. А до деревни отсюда два конных перехода, это ежели без отдыха совсем. А если на ночевку останавливаться, то и все три. Я уже обратно ехал, когда на медведя-то того напоролся. А лошадь, груженая под завязку, и ружьишко у меня к седлу притороченное было. Только не успел я ружьишко-то выхватить. Она как медведя почуяла, сразу на дыбы, а он как заревет, у меня ажно уши все заложило. Вот я на лошади -то и не удержался. А там продуктов на всю артель на месяц, почитай. И ружьишко, опять же… Брательник меня убьет… - Закончил он тоскливо.
Михась, сетуя и стеная на свою горькую судьбу, постепенно разговорился, немного забыв про боль. Чего, собственно, Олег и добивался. Он знал, что ощущение боли у человека в основном в голове. Когда человек отвлекается чем-то более для него значимым, то он забывает про боль, его разум становится более ясным, и организм спокойно, без ограничителя, коим является страх боли в сознании у человека, сам начинает залечивать раны. Ведь не зря говорят, что больной быстрее выздоравливает во сне. Потому что, во сне мы не мешаем нашему организму включать систему, так называемого, автолечения, которая была заложена в нас мудрым Творцом.
Михась все продолжал ныть и причитать, что теперь будет. Олег послушал его еще несколько минут, и решил, что для первого привала вполне достаточно:
- Слушай, не переживай ты так. Лошадь – животина умная. Когда успокоится, сама дорогу к дому найдет. А не найдет, то мы ее сами отыщем. – Потом с тревогой глянул опять на запад, где тучи, словно голодный крокодил, были готовы уже заглотить солнце, запрятав в своей ненасытной утробе. – Вставай, Михась, идти пора. Скоро непогодой нас накроет. Надо бы укрытие какое поискать.
Он помог подняться страдальцу, который все еще продолжал сетовать на пропажу лошади со всем добром, которое ему «обчество» доверило. И они стали пробираться вдоль ручья.
Вскоре берег стал более высоким, и Михась радостно заорал:
- Я помню, помню это место!!! Отсюда уже недалече!
Его самого это вдохновило до необычайности, и, по-видимому, придало сил, потому что, он запрыгал, опираясь на свой костыль весьма бодро. Правда, порыв его скоро угас, и Олегу пришлось опять его почти тащить на себе.
Скоро, перед ними оказался глубокий овраг, берега которого были усыпаны камнями и старыми валежинами. По всей вероятности, весной, во время паводка маленькая речушка превращалась в буйную, брыкливую, как норовистая кобыла, реку, тащившую за собой все, что попадалось ей на пути. Густой туман поднимался с его дна, как многоногое чудище, норовя ухватить своими лапами-щупальцами любого, кто окажется рядом, чтобы утащить его в бездонную неизмеренную клубящуюся глубину.
Они остановились на краю оврага, когда с серого неба на них посыпалась снежная крупа пополам с дождем. Здоровому человеку перейти этот овраг стоило бы немалых трудов. А с калекой на руках, это превращалось практически в невыполнимую задачу. Олег посмотрел вправо, куда тянулся овраг. Вздохнул тяжело, понимая, что придется делать довольно значительный крюк, чтобы обойти его.
Они брели по краю оврага, и хорошо было только одно – ветер дул в спину. Не прошло и часа, как они оба вымокли до нитки. От их спин поднимался пар, будто они только что вышли из бани. Михась совсем выбился из сил, и теперь Олегу приходилось его буквально тащить на себе. Останавливаться было нельзя. Олег понимал, что сейчас они разгоряченные непрерывным движением могут еще идти. Но, только стоит им остановиться, как они тут же начнут замерзать. Никакого укрытия, где бы они могли спрятаться от ветра и ледяного дождя, а также, развести мало-мальский костерок, по близости не находилось. Значит, нужно было двигаться. Пускай даже таким черепашьим шагом, как сейчас, но, двигаться.