— А вот еще был случай…
Лето, солнце, ветерок ласково шевелит ромашки и прочую растительность, облака такие мягкие по небу синему плывут. Мы сидим на улице, работы нет, зарплата вроде как идет, мастер Каравайцев посредине, мы с Живописцевым по бокам, согласно штатного расписания. Сорвал травинку, жуешь ее лениво — красота. Лето! Каравайцев по старшинству заводит разговор.
— Вот был случай у меня. Был у меня знакомый электрик, высоковольтник…
— О-о-о… — Живописцев откидывается, заложив руки за голову. — Тимофеич, ну ты же рассказывал уже!
— Ты слушай, умник! Я второй раз специально для тебя повторять не буду. Был у меня знакомый, ну не друг, а просто хороший знакомый. И работал он электриком-высоковольтником. Ну, знаете, сети там где распределительные. Типа того. Хороший был мужик…
Я откидываюсь вслед за Живописцевым. Июль, самое тепло, можно лежать прямо на травке и в небо смотреть, а облака всё плывут и плывут неспешно… можно и послушать.
— Сети распределительные знаете? Ну вот по ним работал. Там напряжение десять тысяч вольт. Или даже сто. До хрена, короче. И вот какая с ним приключилась история. Короче, погиб, когда соседу пошел розетку чинить. В выходной сосед его попросил помочь, типа как раз по его части — и шарахнуло. Сразу, вообще! Представляете?
Представляем. Тем более Живописцев отчасти прав — рассказывал уже. Но не много, раз десять, не больше.
Мама тогда меня на работу в каникулы устроила. Вернее, я сам попросил, а она спротежировала. В то непростое время даже обычным грузчиком устроиться — нужна была протекция. Доцентом или академиком — не нужна, а грузчиком — нужна. Не говоря уж про брокера или менеджера. Я пришел тогда, а замдиректорша меня глазом сверлит так подозрительно и спрашивает: мол, где учишься… А я отвечаю, а она воззрилась на меня, как тогда Хрящиков поглядел, когда я про фигурное катание брякнул. «Да-а, — говорит. — Ну в смысле — не-ет. Как же я возьму тебя бухгалтером?!» А я говорю: «Да я не бухгалтером! Мне бы чего попроще, сторожем там или грузчиком… типа, чтоб по специальности…» — «А, точно! Это я перепутала. Это за тебя мать Виктории Александровне звонила тогда… Не, сторожем нет. Грузчиком возьму на месяц, пока этот алкаш в отпуске. Или уволю его совсем. Тимофеи-ич! Поди-ка, принимай пополнение…» Бухгалтером… бухгалтером, небось, протекция нужна еще раза в три мощнее моей! Это прав, конечно, Каравайцев: грузчики тоже бывают разные. Смотря что грузить. И куда. Или если сторож, то в какую сторону сторожить, на вынос или на внос. Не говоря уж про бухгалтера. «Эта Валька так посчитает, что мы тут все без штанов останемся, а она в шоколаде!»
Нет, ну а в самом деле. Сессия позади, друзья-кореша все разъехались, Олег Юрьевич в армии, и стипендия — ну просто крохи какие-то. А тут и при деле, и вроде как с некоторой долей условности при получке, и романтика… грузчик! Трудовые мозоли, рабочая жила, не интеллигенция хлипкая какая! Каравайцева опять же послушать…
— …вот, и представляешь — током из обычной розетки! Двести двадцать! Он же по сетям работал, и било сколько раз, и горел, и ничего, а тут вдруг раз — и пожалуйста. Живописцев, ты что думаешь?
— Ну а что тут думать?
— Ну я не знаю, ты должен какое-то мнение иметь, я же не просто так все это рассказываю!
— Может, пьяный был?
— Может, и пьяный… Да скорее всего, выходной же был. Наверняка поддатый полез! Студент, а ты что думаешь? Что говорит современная наука?
«Студент» — это я, стало быть. Что естественно.
— Ну, если правда пьяный был… Могло повлиять, конечно. Я читал — сопротивление снижается от употребления.
— Сопротивление чего?
— Ну, человека. Человек же, в общем, проводник, вот и получается…
— Какой проводник? Говорю же — электрик! С проводником у меня другая история была…
— Да электричества проводник! От водки сопротивление падает, сила тока возрастает, закон Ома. Ну и бьет сильнее, конечно.
— А-а-а…
— Но из розетки и так может убить, безо всякой водки. Нам по технике безопасности читали когда, от девяти вольт уже считается опасным. Это как батарейку «крона» лизнуть.
— Не, ну с батарейкой — это ты загнул! Это ж сколько выпить надо, чтоб батарейкой убило?!
— Ну, я говорю, как нам рассказывали.
— Ну, ты тоже — не всякого-то слушай.
Лето, лето! Руки раскинешь и смотришь вверх, и кажется, что это не облака, а ты сам плывешь, куда-то туда, далеко-далеко! И как будто качает даже.
— Да, кстати о водке, раз уж разговор зашел… пятница же. Студент, пойдешь с нами сегодня?
— Не, не пойду.
— Ты что, не пьешь?
— У меня футбол вечером с мужиками.
— А-а. Ну как хочешь. Живописцев, чего там сегодня было?
— На Станции сегодня мужик продавал по сто тридцать пять, — бодро откликается Живописцев, эта тема ему гораздо ближе, чем судьба неведомого электрика-высоковольтника. Тем более тот все равно уже умер. — По сто тридцать пять, и еще воблу маленькую на закуску давал!
— О, а было сто сорок!
Да, сто сорок. Весь год все только дорожало и дорожало, либерализация, демократизация, монетаризация, сто сорок, это если на стипендию, то бутылки на три, наверное, и то не хватит. Но вот уже вторую неделю остановилось, и глядишь, даже сбавило обороты, вон, даже и подешевело чутка, да еще и с воблой. Может, и налаживается жизнь помаленьку, да и наладится. Вот и футбол… ну да, конечно, ну практически первенство колхозов, и команды какие-то чудные, взять хотя бы «Текстильщик» из города Камышина. И в Спартаке всё люди какие-то новые, неизвестные и непонятные, и половина уже исчезла куда-то, но играем, кое-как, но играем. Может, и устроится как-то со временем…
— Это, о чем я говорил? Перебиваете все время, не даете сказать… А, ну да. Был у меня приятель, ну не друг, а так, хороший знакомый, так скажем. И работал он мастером по сетям распределительным, старший смены. Ну и там било его током, да еще сколько раз, и горел вообще однажды, там в сетях напряжение-то — о-го-го!. Но живой. А тут пошел соседу розетку чинить…
— Тимофеич, мы слышали уже это десять раз…
— Слышь, Живописькин! — тут Каравайцев даже заговорил голосом Мироныча: — Ты когда будешь старший, тогда будешь говорить. А сейчас сиди и слушай. Тебе неинтересно, а студенту интересно, я ему и рассказываю…
— О-о-о… — Живописцев откидывается и больно бьется головой о какую-то железяку, вдруг торчащую из земли.
— Вот! И с мужиком этим то же самое вышло! Сколько лет, и хоть бы хны, а тут раз — и на тебе!
А облака всё плывут и плывут… или это мы плывем?
— А ты на кого учишься, студент?
— Да так. На физика.
— Думаешь, пригодится в жизни? А у нас тогда чего делаешь?
— Ну как «чего»?! Лето, каникулы, вот и подрабатываю. У нас стипендия сейчас — вообще, считай, как и нету.
— Так ты временно, что ли, у нас? На передержке?
— Ну конечно, меня и сразу брали всего на месяц!
— Ну так тем более, слушай внимательно, впитывай. Я все-таки жизнь прожил…
Так я же и не против. Это Живописцев капризничает. Я бы посмеялся, если бы не видел, как Каравайцев тогда обмотался ремнями как-то по-хитрому и чуть ли не в одиночку воспёр пианино на пятый этаж. Мастер! Или приглянулись тогда ему расцветочкой разгружаемые нами обои, как раз, говорит, мне бы в комнату пошло. Но экспедитор маячит, считает, глазами зыркает, и водила еще стоит курит, присматривает. Не к Вальке же потом идти канючить, даже если по себестоимости. Но вот экспедитор спускается в наш подвал, и Тимофеич бочком и просительно подходит к водителю:
— Слышь, браток, не подсобишь самую малость? Хоть пару коробочек, а то нас трое всего, а начальство торопит, да и сам быстрей домой поедешь…
Расчет точный. В самую десятку.
— Я шофер, а не грузчик! — гордо заявляет контрагент, и демонстративно лезет в кабину, и надевает черные очки, надвигает козырек на глаза, закрывается газетой и вообще делает вид, что спит… ну и пара коробок, конечно, тут же исчезает бесследно. Знаете, сколько рулонов в коробке? Как правило, двадцать. Или я забыл уже?..
— …Я сам тогда, когда после восьмилетки размышлял, куда пойти — в электрики или в сантехники… И как раз мне мужик один умный подсказал, он вообще, вот он как раз проводником работал, поездил по стране, жизнь повидал, одним словом…
— И чего? — Живописцев снова откидывается, но теперь уже осторожно.
— И того. Надоумил он меня. В унитазе-то, говорит, ты в любом, даже самом крайнем случае не утонешь. Даже сильно пьяный. А с электричеством раз — и нету тебя. Вот и выбирай, думай своей головой. А тому мужику, значит, видно, некому было подсказать. Вот и вышло в итоге…
И ветерок — теплый-теплый такой! Так бы и сидеть до самой зимы. Или вообще хоть всю жизнь.
— Я это к чему все рассказываю. Был у меня друг, ну не друг — так, приятель добрый. Электрик-высоковольтник. И горел, и било его — и все нипочем. А убило его током из обычной розетки, соседу пошел привернуть. И сразу насмерть. Я вот так думаю — это судьба все-таки. От нее не уйдешь. Живописцев, ты как считаешь? Ты что, спишь, что ли?
— Ну судьба, судьба.
— Студент, а ты?
— Ну а что я? Ну, наверно.
— Да не «наверно», а точно тебе говорю! Ну сам посуди, ну все было, и все нипочем, а потом шарахнуло один раз, и готово дело. Значит, судьба. Ты согласен?
— Согласен. Судьба.
— Ну вот и я тебе об этом же самом говорю.
А небо синее-синее такое, а облака белые-белые. И сидит где-то там на нем электрик-высоковольтник и смотрит на нас… а мы на него. И убило его током из обычной розетки. Судьба.
— …Валь, а ты сразу не могла сказать, что работы уже не будет и что можно по домам идти?! Вот какого мы тут два часа битых сидели, только время зря теряли?!!
Нет, ну какого. А судьба если была сидеть?
И мы пошли по домам.
В то воскресенье «Спартак» выиграл у «Торпедо», 3:0. Уверенно и, я бы даже сказал, непринужденно. А главное — я вдруг увидел, что он теперь — взаправдашний и всамделишный. Настоящий, одним словом. То есть — он снова со мной, и стоит ли желать большего?
А вечером мама вернулась с улицы и сказала весело:
— Слыхал?
— Чего слыхал-то?
— Олег из армии возвращается!
— Да ты что?!
— Да, точно. Наслужился, видать… я вообще не знаю, как его с заиканием-то таким взяли. Ну да ладно, теперь уже неважно.
Точно. Теперь уже неважно. Потому что… потому что теперь мы обязательно снова сядем рядом.
— Привет!
— Здорово!
— Ну, как дела?
— Да нормально все. Нормально!
— Ну и хорошо!
Когда-нибудь, я уверен, мы обязательно все сядем рядом и весело скажем друг другу: «А помнишь вот, тогда…» — «Да, было дело!!!»
Судьба.
Я вас всех помню и люблю.