Сири безумна. У Сири золотая копна фантастически красивых волос. Она украшает их бантами, сухими ягодами, блестящими булавками, бусинами, старыми листьями, подвязывает лентами. Когда налетает ветер, вокруг Сири начинается движение - золотые локоны разлетаются в стороны, шелесят сухие листья, звенят булавки и заколки, и дети, которые всегда окружают Сири, смеясь ловят ленты, выплескивающиеся из золотой копны.
Детям нравится Сири. Мне кажется, даже её безумие вызывает у них восторг. Они не придают ему значения, как качеству, а скорее тянутся к нему, как к чему-то яркому, что выделяет Сири из мира взрослых - серьёзных и строгих людей.
Дети всегда там, где Сири. Порою они её не замечают или не придают значения тому, что она рядом, считая это обыденным и само-собой разумеющимся, как, например, деревья или облака, от которых толку, кажется нет, но исчезни они, и окружающий мир сразу изменится. Дети устраивают ссоры и драки, затевают шумные игры, ссорятся, мирятся, хулиганят, галдят, что-то затевают. И всегда рядом Сири. А в последнее время недалеко от них и я.
Я знаю, что сумасшедшие часто абсолютно не опасны, просто городские дурачки, которые никому не делают зла и всеми любимы. Но еще я знаю, что дерево проще спрятать в лесу. Поэтому моя профессиональная настороженность заставляет внимательно наблюдать за золотистой копной фантастически красивых волос, которые, спадая беспорядочными локонами, закрывают глаза Сири.
Прошло не так много времени с тех пор, когда мы уничтожили последние гнездовья. Все, или почти все верят в то, что управляли ими безумцы. Легко поверить в то, о чем говорят и пишут все издания, политики, "очевидцы" тех событий и якобы независимые эксперты. Но я знаю, что это не так. Я лично, своими руками уничтожил двоих из трех десятков главарей, которые были ликвидированы в то время, когда я был Черным Филином. Они были умны. Умнее многих, с кем я делил в то смутное время достойное звание Филина. Это были очень умные люди. Даже уже и не люди. Одержимое безумие и высшая точка интеллекта - они перестали быть людьми.
Я ни с кем не делился сомнениями. Ещё не время. Я разглядываю Сири. Обычное скуластое лицо, обрамлённое вихрем золотых кудрей. Приветливо улыбается всем вокруг - облакам, деревьям, детям, смотрит на меня и улыбается мне. Выглядывает солнце и я расстегиваю куртку. На внутренней стороне значок в виде Филина. Я приколол его к подкладке возле сердца, сняв со старой форменной одежды, которую мне теперь носить не положено. Я больше не Филин. Но на моей груди возле сердца значок, обозначающий сопричастность к событиям, когда мы спасли человечество.
Я хочу, чтобы Сири увидела этот значок. Если она имеет отношение к тем, чьи гнездовья мы разорили, если Сири одна из них, ей не удастся сохранить безмятежный вид при виде маленького Филина у меня на груди. Я думаю, что не удастся. Кабы не эти локоны, в которых сейчас веселятся солнечные лучи. Они закрывают глаза, я их почти не вижу. Мне необходимо видеть, я должен... Я сразу пойму, я помню все их глаза - всех, кого мы тогда уничтожили: детей и взрослых.
Сколько лет может быть Сири? Не больше двадцати. Мне кажется, не больше. В тот год, когда все гнездовья были зачищены, а обитатели их убиты, ей могло исполниться три, пусть пять лет. Её вполне могли выбросить из окруженного нами гнездовья. Девочку могли не тронуть, если ей было пять. Тех, кому было больше, мы ликвидировали. Нельзя было оставлять. Слишком большой риск. Что если мы совершили ошибку? Что если те, кому мы оставили жизнь, начнут строить новые гнездовья? Что если у них получится скрыть, что они не такие, как мы, что они другие? У первых Воронов это получалось. А эти могут быть изощреннее, хитрее и умнее. Ещё умнее.
Меня охватывает страх. Все, кто меня окружают, боятся чего угодно: высоты, землетрясений, мышей, проверок и начальников. Я боюсь сумасшедших девушек с копной золотых волос. Сири о чём-то заговорила с мальчишкой лет шести. Если бы я тогда не выбрал карьеру Филина, а женился на девушке, которую нашел для меня отец, мой внук мог быть сейчас таким, как этот вихрастый паренёк.
О чём они там разговаривают? Что Сири хочет от ребёнка? Готовит почву для нового гнездовья? Как все спокойны вокруг, никто кроме меня не интересуется этой Сири...
Я тоже был спокоен долгое время. Когда по телевизору восторженно рассказывали о прорывах в психиатрии, которая научилась излечивать от безумия безнадежных больных, мне было это не интересно. Никому не интересно. Переключались на другие каналы с футболом или кино. А исцелялись тогда десятками за неделю и выписывались из лечебниц. И никого не заинтересовало, почему все эти бывшие психи так или иначе связали свою деятельность с детьми. Пройдя ускоренную программу социализации, шли работать в детские отделы магазинов, школы, парковые аттракционы, спортивные секции, детские отделения больниц.
Когда появились первые признаки, я уже начал подозревать. Рассказывали, что некоторые дети начали вести себя странно: необычные слова, разговоры. Обвиняли в этом чрезмерную увлеченность компьютерными играми. Потом кто-то заметил, что вчерашние пациенты психушек как-то вдруг резко стали проявлять признаки недюжинного интеллекта. Кто-то сказал, что после лечения (слава отечественной психиатрии!) теперь они настолько умны, что на обычных людей мало похожи. Кто это первый сказал? Знать бы.
Сири направляется на окраину города - к своему дому. Я прерываю воспоминания и следую за ней, за яркой копной золотистых локонов, в которых последние солнечные лучи перебирают заколки и листья. Я иду за ней наверное так же, как дети завороженно шли за первыми Воронами. Такое гордое и красивое название придумал им кто-то, и оно закрепилось. Говорят, они иногда немножко летали, говорят, умели летать и обещали научить этому детей.
Ещё до того, как Воронов объявили в не закона и назвали безумцами, о них много говорили, пытаясь исследовать феномен. Помню, кто-то из известных психологов рассказывал по телевизору, что невероятный случай дал этим людям (тогда ещё людям) магический дар, сохранив при этом способность к высшей умственной деятельности. Он говорил тогда, что новые люди способны изменить мир, и как бы он хотел быть среди них, быть таким же, как они.
Я бы тоже хотел знать, что это такое - быть магом? Что они знают, чувствуют? Наказание для них магия или великая милость природы (богов?). Стоит ли она того, чтобы принять мучительную смерть от рук Филинов? Вообще-то, в официальных документах мы назывались иначе. Но если уж новых назвали Воронами, почему бы тем, кто на них охотился не стать Филинами? Как нас отбирали в отряды, мало кто знал. Мы тоже кое-что умели. Каждый из нас что-то своё, и каждый по-своему определял присутствие магии. Для меня она всегда пахла полынью. В тот день, когда проходил вступительный экзамен в центре безопасности человечества, я впервые отличил Ворона от обычных людей именно по этому запаху. Тогда я стал Филином, охотником на Воронов, разоряющим их гнездовья.
Так их называли, но на самом деле это были обычные жилища, в которых живут все нормальные люди. Иногда Вороны устраивали убежища в заброшенных зданиях, подвалах, на чердаках, старых вагонах, на свалках.
В окнах дома, где живёт Сири, гаснет свет. Потрясающе пахнет цветущая полынь. Но это ничего еще не значит, она сейчас цветет везде. Аромат рождает образы, звуки и взгляды. Мне кажется, из темноты за мной сейчас наблюдают глаза мертвых Воронов и их детей, мне кажется, я их осязаю кожей.
Мы тогда были напуганы. Нам говорили - Вороны поработят человечество. Все мы станем их рабами, людьми второго сорта. Мы и наши дети. Вы ведь не станете дожидаться, пока кобра, пробравшаяся в дом, набросится на вас или кого-то близких. Вы убьете её, нанесёте удар первым. Мы не могли допустить, чтобы у Воронов появились настоящие крылья. Мы уничтожили их раньше, чем хотели это сделать они. Хотели...?
Я дождусь, когда отцветёт полынь. Тогда я точно буду уверен. Отцветет полынь, налетит ветер, откинет золотистые пряди со лба, и тогда я увижу глаза Сири. Я буду действовать, я знаю что нужно делать. Я... пойду... скажу... если... нужно обязательно... Но сначала спрошу у Сири - почему мне иногда кажется, что я немного умею летать?