Я открыла глаза, осмотрелась.
Явственно пахло мышами. Хотя… Вот откуда мне знать, как пахнут мыши? Я ж их никогда не нюхала.
Поднялась – сначала на колени, потом – в полный рост. Доковыляла до двери. Потыкалась в неё плечом.
Сарай оказался запертым снаружи.
— Да, влипла ты, подруга! – сказала себе почему-то в третьем лице и стала искать взглядом, чем можно подковырнуть дверь. – Грабли точно есть. Вон они, родимые.
Грабельки привели меня в полный восторг. Припечатали по лбу до звона в ушах. И птички перед глазами залетали, когда очнулась. Дура, зачем попёрлась искать дворы-колодцы на Петроградке? Сидела бы лучше дома, смотрела КВН, ела чипсы и ждала соседа любименького.
Я наклонилась, подняла ржавые грабли, просунула железные зубчики под дверь, крепко ухватилась за рукоятку и – всем телом налегла на нее.
— Раз, два ….
Хрясь.
— Ёпрст, ещё и грабли сломала.
Со злостью отшвырнула ногой деревяшку в сторону и продолжила монолог.
— Верка, ну нашла необычный дворик. Сфоткала картиночки на стене и шла бы дальше. Какого фига решила заглянуть в этот сарай? Ещё и дверь захлопнулась. Вот меня долбануло, – сама с собой продолжаю болтать. – Так. Теперь надо покумекать, как выбраться из вонючего места.
Я подошла к небольшому окну, которое было заколочено снаружи одной доской по диагонали. Сначала просунула одну руку, потом другую.
— Ёпрст, зачем руки высовываю? Надо сразу голову попробовать. Я точно ку-ку, – сказала и посмотрела на грабли, пригрозив кулаком. – Это вы во всём виноваты. Зачем мне голову высовывать, застряну же.
И сразу представила картину, которую может увидеть житель дома: старый деревянный сарай с застрявшей физиономией. Рыжие волосы зацепятся за гвоздь, на котором висят грязные веревки. С потолка на голову свалится противный паук. И я буду орать на всю Петроградку. Не дай бог выйдет кто-нибудь, и маркером подрисует мне усы. Закончив мысленно представлять "картину Репина", я засмеялась в полный голос.
— Какая ты странная, странная, странная, невыносимая и вся моя…
— Откуда в сарае моя любимая песня?
Сначала посмотрела по сторонам, потом одним глазком в заколоченное окно. Никого.
— Какая ты странная, странная, странная, невыносимая и вся моя…
Опять эта песня.
— Ля-ля-ля, а я сошла с ума, – пропела и покружилась вокруг себя, взявшись за подол сарафана. Тут я уловила вибрацию на деревянном полу. Подошла к запертой двери. Остановилась. Прислушалась.
— Ёлки-палки, это ж мой телефон валяется. Вот я, дурында. Как сразу не вспомнила про него. Сейчас Ванюша меня и спасет. Только как ему меня найти?
Монолог прервал телефонный звонок. Я взяла трубку и закричала:
— Ваня, спаси меня!
— Толстушка моя, ты где? Устал звонить. Опять с Машкой зависаешь в "Камчатке". Цоя слушаешь.
— Хорош гундеть. Ну, пошла гулять по дворам. Обнаружила миленький сарайчик, заглянула, железякой по башке получила, упала…
— Очнулась, гипс.
— Вань, хватит ржать. Потом засов сарая закрылся снаружи. И выбраться не могу.
— А через окно?
— Застряну.
— А кричать "спасите, помогите" не пробовала?
— Про телефон-то забыла после проклятых грабель, а ты про "спасите, помогите"
— Как я тебя найду, чипа на тебе же нет?
— Жэншына, ты чё так арёшь? И зачем суда залэзла?
Яркий свет ворвался в сарай. Вздрогнула от неожиданности, телефон сделал мертвую петлю, упал на пол и продолжал говорить Ваниным голосом. Я раскрыла рот от удивления.
Передо мной стоял загорелый мачо ростом метр с кепкой. На голом пузе красовались подтяжки, они поддерживали тёмно-синие рабочие штаны. В руке держал белое ведро. Вроде и наклейка сбоку была, но я не разглядела. Улыбнулась. Прям родной брат Галустяна из "Нашей Раши", где он Равшаном подрабатывал.
— Эй, слишь, да ты кто такая?
— Ура! Вы спасли меня.
Сказала и моментально повисла у парня на шее, сжимая в объятиях от радости. Эмоции забурлили так, что побелка из ведра обильно оросила мой сарафан, синие штаны спасителя, а ещё оставила автограф на его голом пузе.
— Э, отойди, шайтан-дэвка, – сказал он и убрал мои руки.
— Ёпрст, извини, я не хотела. Я, это, я домой. Прости, прости. Чао, фантик.
Я подняла телефон и пулей вылетела со двора. Бежала к любимому Ваньке по переулкам, разгоняя питерских голубей, котов и прохожих, вся в побелке, но такая счастливая.
— Верка, только сначала в душ!