Княгиня Воронцова - Дашкова пребывала в праведном гневе - надо же ей было закопаться в счетах кунсткамеры, которая числилась при академии наук! Из бумаг следовало, что спиртом, потраченным на нужды учёных мужей в кунсткамере, можно было легко наполнить несколько фонтанов.
- Нешто пьют они его, негодяи?
Княгиня еле сдерживалась.
- Позвать ко мне смотрителя!
Яков Брюханов, допустивший невероятный расход синего спирта, оказался сухоньким старикашкой, совсем не похожим на поклонника бога Бахуса.
- Ваше сиятельство, матушка, так ведь никто в академии спирта не пьёт, токмо на научные цели, весь до капельки, ведь велено головы в колбах в сохранности содержать! Дык сами проверить извольте!
Княгиня была особа дотошная, государственным деньгам академии первая защитница, ни про какие головы знать не знала, но решила проверку самолично произвести.
В подвале кунсткамеры было холодно и сыро. В полумраке огоньки свечей казались мотыльками, бьющимися о тусклые стёкла многочисленных склянок с заспиртованными уродцами. На средней полке в округлых колбах, глядя друг на друга стеклянными мёртвыми глазами, в спирту парили две головы.
Когда княгиня Екатерина Романовна пришла в себя, Брюханов рассказал ей историю склянок с головами, которые он верой и правдой хранил по распоряжению императора много лет.
Первая, мужская голова принадлежала камергеру её величества Екатерины Первой. Виллем Иванович Монс был при российском дворе фигурой удивительной. Брат кукуйской царицы, знаменитой Анны Монс, свою карьеру выстроил сам. Преданный чиновник, храбрый воин, отменный переговорщик - царь оценил достоинства Виллема, наградив его завидной должностью камергера при супруге. Виллем Иванович умел нравиться, и очень скоро её величество поручило ему важнейшую должность - Виллем пропускал всех просителей и соискателей царских милостей через свой кабинет, все письменные прошения для начала ложились ему на стол, а уже он решал, чьё письмо окажется сверху прочих прошений на рабочем столике у её величества. И решал он это небескорыстно.
Трудно представить себе более доходное место. Просители были готовы на всё, чтобы отблагодарить и задобрить могущественного Виллема Иваныча, чтобы тот правильно доложил царице просьбу или водрузил прошение на самый верх бумажной пирамиды.
Любопытно было узнать, на что Виллем тратил громадные взяточные. Оказывается, чуть ли не основной статьёй его расходов был он сам.
Высокий, стройный, с правильными чертами лица брюнет был хорош, но ему было мало своей мужской природной привлекательности, и он украшал себя, как мог, по всем канонам моды того времени.
Представим себе утренний, а скорее дневной туалет - просыпаться после ночных балов и игр изволил поздно - красавца Монса. Красивая длинноволосая голова, она ещё не в банке, а на плечах, украшается роскошным париком во французском стиле. Монс имеет их два - голубой и фиолетовый, за париками следит специально обученный лакей - куафюр. Батистовая сорочка с брабантскими кружевами у ворота и на манжетах ласкает стройный торс, короткие штаны с чулками на французский манер подчёркивают стройные ноги, а расшитый золотом жилет - тонкую талию. Поверх жилета Виллем носит камзол с алмазными пуговицами, при малейшем движении кристаллы сверкают всеми цветами радуги. Высверк алмазов затмевает блеск перстней на тонких пальцах, придерживающих белоснежную пуховую шляпу с длинными стрелами тонких перьев. Шляпу надевать не полагалось, чтобы не помять взбитый как безе роскошный парик.
Мало того, что Монс затмевал своим блеском суровое северное солнце, он добивал доверчивых дам, непривычных к мужскому политесу, своим невиданным рыцарством. Он умел внушить прекрасной даме, что она его единственная любовь, на близости не настаивал, хотя и не отвергал её, и всегда был готов служить, обожать и преклоняться своей красавице. Дамы, только-только вылезшие из душных тёмных теремов, где сидели взаперти, не видя ни танцев, ни флирта, ни милой беседы, окружённые грубыми мужланами, готовы были на всё ради места под этим благоухающим французским ароматом солнцем.
Через пятьдесят лет эту породу мужчин назовут петиметрами. В России наступит их эра, и они навсегда войдут в историю и литературу великой страны, из которой до сих пор и не думают выходить - разве постПетровская эпоха не реинкарнировалась в современности перьями Киркорова и каблуками Зверева?
Однозначно, прекрасный Виллем Монс предвосхитил эпоху петиметров лет на пятьдесят.
Екатерина Алексеевна в своей богатой мужчинами жизни утончённых красавцев не встречала, и даже император, её супруг, был человеком грубоватым, прямым, напрочь лишённым обходительности и очарования. К тому же, его физическая привлекательность была под большим вопросом - более двух метров ростом, а голова и ступни маленькие, как у женщины, длинные руки напоминали обезьяньи, лицо из-за больных почек одутловатое и жёлтое, да ещё и лыс как колено. Завалит как мужик без всяких прелюдий где придётся, и бежит себе дальше по делам или на войну. Виллем Монс - совсем другой, красивый, шикарный, душевный, рядом с ним каждая женщина- королева, даже сама царица.
Был ли Монс близок с Екатериной? Сомневаюсь. Слишком хорошо знал Монс, каким жестоким может быть Пётр. Время сестры Анны, любимой подруги Петра, давно закончилось, и значит защитить Виллема было некому. Отменный психолог, Виллем понимал это. Хотел ли он лишиться сверкающих высот своей карьеры, немыслимых доходов и привилегий? Ради чего? Ради физической близости с Екатериной? Не думаю. Разве что просто из вежливости не мог отказать своей благодетельнице?
Доподлинных доказательств измены не сохранилось - доносы, анонимки, слухи, клевета завистников... Мало ли было желающих напакостить прекрасному Монсу? Признание, вырванное Петром Толстым вообще нельзя воспринимать серьезно, кто бы не сознался в чём угодно на дыбе палача?
Суд Петра был краток - казнить как казнокрада. Не за измену, нет, за воровство.
Во время казни на Троицкой площади императрица и глазом не повела, наблюдала за палачом равнодушно, просила супруга поскорее позволить ей удалиться на урок танцев.
Пётр схватил голову Монса за длинные волосы, посмотрел в мёртвые глаза и велел оставить насаженной на шест.
Через несколько дней царь вновь привёз жену к месту казни - Екатерина испачкала платье в запекшейся крови камергера, равнодушно посмотрела в мертвые глаза Монса и поспешила на бал.
Пётр был озадачен - либо жена была великой притворщицей, либо она была невиновна в измене. Тогда император повелел поместить голову Монса в банку со спиртом и водрузить в спальне императрицы. Глубочайшая трещина в отношениях царственных супругов так и не сомкнулась до самой смерти императора.
Приказав для острастки наказать пособников любовников, Столетова, Балакирева и Модесту Монк, сестру Виллема и Анны Монс, Пётр немного успокоился.
Ну и мастер же был великий царь головы рубить! Женская голова во второй банке тоже пала от руки палача по воле царя Петра.
Мария Гамильтон попала ко двору как обычно попадали ко двору дочери обрусевших иностранцев, столь любимых Петром. Произошло это где-то в 1713 году, время при дворе бурное и интересное. Мария была красоты нездешней, поведения свободного, нрава лёгкого, игривого. Его величество мимо такой красоты не прошло, и вполне предсказуемо внесло девицу Гамонтову в свой постельный реестр. Вряд ли царь испытывал к Марии сильное чувство, которое приписывают царю беллетристы, и довольно скоро к девице охладел, однако время от времени захаживал в её опочивальню.
Марию приставили к царице. Это была роковая ошибка - Мария, влюбленная в адъютанта царя Ивана Орлова, начала таскать из царицыной шкатулки алмазы и тырить дорогие платья из ее сундуков. Деньги Мария отдавала Орлову. Была ли она влюблена в Ивана или просто хотела оставаться в ближнем круге царя? Думаю, ответ в первом пункте - Орлов в Марию влюблен не был, посещал постели других фрейлин, а под горячую руку мог и волю рукам дать. Несчастная влюблённая Мария готова была покупать любовь Орлова, обкрадывая царицу.
Череда несчастий, закончившихся трагедией, началась из-за сущего пустяка, дыры в камзоле государя. Именно в эту дырку в подкладке провалился важный донос, который передал царю Орлов. Царь бумагу в карман сунул и забыл, а когда спохватился, быстро нашёл виноватого. Ивана приволокли на допрос и потребовали отдать якобы украденную им бумагу. Иван, не помня себя от страха, на всякий случай признался во всём, даже в том, о чём его никто не спрашивал - что спит с любовницей царя. Его величество удивился и попросил с этого места рассказать подробнее. Иван тут же выложил всё: да, он спит с Гамонтовой три года, что за это время родила двоих мёртвых детей. Но это было ещё не всё - оказалось, что Мария распускала мерзкие слухи о царице якобы от имени Авдотьи Чернышёвой, с которой спал Орлов, чтобы отомстить сопернице.
Иван катался в ногах царицы, умоляя её поверить, что он ничего об этом не знает.
Началось следствие. Орлов и Гамильтон обновили только что построенные застенки Петропавловской крепости. В покоях Гамильтон провели обыск, и там нашлись алмазы царицы, которые не успела продать Мария, среди вещей Марии обнаружились и дорогие платья Екатерины.
Начались допросы с пристрастием прислуги. И тут всплыло страшное - Мария смогла вытравить в утробе двоих детей, а третьего, родив живым и здоровым, удушила своими руками.
Пётр пришёл в бешенство. Убитый ребёнок вполне мог быть его сыном. Пётр негодовал - зачем было убивать младенца, ведь он создал приюты для незаконнорождённых детей, которые поступали под его опеку. Стране нужны были солдаты.
В старину убийство ребёнка каралось ужасно - женщину по грудь живьём закапывали в землю и оставляли умирать под камнями и ударами сапог прохожих.
А тут ещё воровство и клевета на царицу, а это уже измена...
Пётр проявил гуманность и повелел отсечь Марии голову.
Иван был отпущен, ведь никто не произнёс против него ни единого плохого слова.
Троицкая площадь давно не видела такой элегантной жертвы - Мария Гамильтон в белом платье с черными лентами, красивая, статная, лишилась головы. Петр поднял голову и показал всем, как устроена шея изнутри - вот сосуды, вот позвоночник, мышцы, словом, занимательная анатомия для всех. Поцеловал голову в губы, бросил в грязь и перекрестившись, ушёл прочь - любовь закончилась лекцией по физиологии.
Голову Марии поместили в колбу со спиртом, как и голову Монса. Около полувека две знаменитые головы простояли на одной полке в подвале, пока княгиня Воронцова - Дашкова не обратила внимание на чрезмерный расход спирта в академии.
Что же делать с ужасной находкой, пусть решит Екатерина Алексеевна. Подруги вместе посетили подвал. Царица головами не впечатлилась и повелела закопать их тут же, в подвале.
Возможно воля царицы была нарушена. Существует легенда о том, что голова Марии таинственно исчезла, якобы её спёрли матросы с ближайшего корабля, стоявшего на причале у кунсткамеры. Спирт из банки злоумышленники использовали по прямому назначению, а голову.... А голову, как ни умоляли хранители вернуть её, не отдали. А в следующий приход в Петербург любезно предложили за женскую головку три головы басмачей.
Где сейчас эти головы? Говорят, что Монс так и остался в кунсткамере, а Мария... Лежит ли на дне Невы? Или стоит где-то рядом с Монсом, ведь красавец за столько столетий привык быть вместе с чудовищем.