Часто приходится слышать утверждения, согласно которым земли Юго-Западной Руси, находившиеся под властью сперва галицко-волынских Романовичей, а позднее — литовских князей, обладали бóльшей степенью самостоятельности, независимости от Золотой Орды, чем Северо-Восточная Русь. Типичный пример подобной точки зрения — запись в блоге Тамары Эйдельман, в которой сказано, что «Даниил Романович [Галицкий] был вынужден признать власть Орды, но она никогда не была в его землях такой же сильной, как на севере. А в следующие десятилетия постепенно, медленно южнорусские земли стали переходить под власть литовских князей. И это было большим облегчением — не надо было платить ордынскую дань, а города получали большие права» («Между Ордой и Литвой»).
Нарисованная здесь картина, к сожалению, не соответствует истине. Галицко-волынские князья не только, подобно князьям Северо-Восточной Руси, должны были платить Орде дань и получать от хана ярлыки на княжение, но и вынуждены были принимать участие в военных походах татар на соседние с ними государства — Литву, Польшу и Венгрию, причем какое-то время эта повинность сохранялась и после вхождения Юго-Западной Руси в состав Великого княжества Литовского, будучи закреплена в польско-литовском соглашении 1352 года о разделе Галицко-Волынского княжества.
Также в этой связи стоит ознакомиться с исследованием Петра Сергеевича Стефановича «Политическое развитие Галицко-Волынской Руси в 1240—1340 гг. и отношения с Ордой», опубликованным им в журнале «Российская история», в четвёртом номере за 2019 год[1]. Для сравнения, в случае с Северо-Восточной Русью постоянного участия местных князей в татарских походах на другие государства в источниках не зафиксировано, а Александр Ярославич Невский, которого недружественные к нему авторы часто именуют «ордынским коллаборационистом» (а авторы евразийского направления рисуют ту же картину, пусть и с иным знаком, представляя его сторонником сотрудничества с Золотой Ордой), предпринял в конце своего правления путешествие в Золотую Орду с целью отговорить хана Берке от идеи заставить русских князей и их подданных принять участие в начавшейся в 1262—1263 годах войне Золотой Орды с ильханатом Хулагуидов на Кавказе[2].
Позднее, когда правящая династия Галицко-Волынского княжества окончательно пресеклась в 1340 году со смертью князя Юрия IIБолеслава (представителя мазовецкой ветви польской династии Пястов, состоявшего, однако, в родстве с правившими до него Романовичами) и за эти земли начались боевые действия между литовским великим князем Ольгердом Гедиминовичем и польским королем Казимиром III Великим, именно поддержка Золотой Орды была ключевым фактором, определявшим, кто победит в этом противостоянии. Подробнее об этом можно почитать в работе Игоря Борисовича Грекова «Восточная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже XIV—XV в.)».
«Источники сообщают о том, что Орда в начале 1349 г. заключила с польским королем Казимиром соглашение, острие которого было направлено против Литвы и западнорусских земель [89, т. II, 885; 176, 33—34]. Показательно, что ордынско-польское сближение 1348—1349 гг. совпало по времени с резким ухудшением ордынско-литовских отношений. Именно тогда послы великого князя литовского Ольгерда встретили плохой прием в Орде [40, 215; 60, 369; 435, т. I, 86]. Используя договоренность с ханом, польский король начал уже в 1350 г. осуществлять крупные наступательные операции на территории Волыни и Подолии. Преодолевая сопротивление литовских сил, польские войска заняли ряд городов-замков (Гжель, Берестье, Владимир) [404, 89; 528, 341—343]. Военная активность Казимира сочеталась с дипломатической: весной 1350 г. польский король заключил союз с венгерским королем Людовиком, а также добился помощи римского престола [528, 343; 653, 106—107].
Наметившаяся в ходе военных и политических событий перспектива значительного усиления Польши, видимо, серьезно обеспокоила ордынских правителей. Во всяком случае, в 1350—1351 гг. Орда перестала поддерживать Казимира, заняв позицию «строгого нейтралитета» в Польско-Литовском конфликте, а затем начала энергично помогать Ольгерду против польского короля [609, 394—395; 653, 107—108].
Открытый переход Орды на сторону Ольгерда существенным образом изменил соотношение борющихся сил. Осознав бесперспективность продолжения борьбы при таком обороте дела, Казимир в 1352 г. пошел на компромисс с Ольгердом. В силу достигнутого соглашения Галицко-Волынская Русь была разделена между польским королем и литовским князем: Казимир получил земли люблинскую и галицкую, Ольгерд оказался обладателем Владимира, Луцка, Белза, Холма, Берестья [219, 114—115; 176, 441—445]. Нетрудно видеть, что в подготовке этого соглашения активную роль сыграла ордынская дипломатия, что условия компромисса были не только во многом подготовлены ордынской державой, но, возможно, и дипломатически санкционированы самим ханом Джанибеком в 1352 г.»
Существует мнение, в соответствии с которыми литовские великие князья, такие как Гедимин (правивший в 1316—1341 годах) и Ольгерд (правивший в 1345—1377 годах), осуществили постепенное освобождение южнорусских земель от татар, победив татар в таких сражениях, как битва на реке Ирпень (1324 год) и битва на Синих Водах (1362 год). Однако есть основания полагать, что сами эти битвы являются не реальными историческими событиями, а лишь фантомами позднейшей литовской историографии, причём Синеводская битва выдумана авторами литовской «Повести о Подолии» в пропагандистских целях, для обоснования того, что Литва (а не Польша, с которой она в XIV—XV веках конфликтовала за галицко-волынское наследство) должна владеть Подолией по праву завоевания. Подробнее о этой особенности литовской историографии как явления рассказывается в исследовании Алексея Анатольевича Бабенко и Олега Владимировича Комарова «Битва на Синих Водах — факт или историографический миф»:
«Синеводская битва — не единственная придуманная в литовском полемическом летописании. Она органично вписалась в Хронику Быховца, которая представляла собой стилистически цельное произведение, созданное с целью показать исторические достижения литовцев. Там деятельность Гедимина представлена в виде трех походов, ключевыми в которых были сражения: Окменская битва с крестоносцами в Жемайтии, сражения у Владимира-Волынского с волынским князем и сражение на р. Ирпень с киевским и другими русскими князьями. Если про сражения с русскими князьями еще можно сказать, что недостаток источников позволяет допускать реальность этих походов и битв хотя бы в искаженном виде (упомянутые в повествованиях князья либо вымышленные, либо взяты из других времен). Но немецкие хроники достаточно подробно описывают войны с Литвой, чтобы понять выдумку сюжета об Окменской битве.
У Стрыйковского «тактически подробно расписана» не только Синеводская битва, но и названные три битвы Гедимина. Если посмотреть в целом на его описания битв с участием русских и литвы в XII—XV вв., то там видно стремление создать описание боестолкновения с упоминанием маневров и используемого вооружения. Допущение, что у него были какие-то «неизвестные источники», совершенно не имеет оснований (такие источники обычно можно вычленить из текста). Все эти многочисленные описания имеют один ярко выраженный стиль. Эта типичная для той эпохи «реконструкция события, как должно было быть». Она замечена уже в описании Длугошем битв XII—XIII вв.
Делается замечание, что тактика в описании этих сражений у Стрыйковского соответствует эпохе. Но всё это «соответствие» ограничивается тем, что не упомянуто использование огнестрельного оружия (да и то, в описании Окменской битвы он ошибочно приписал орденской пехоте использование ручного огнестрельного оружия уже в ту эпоху). А если вдаваться в детали, то начинают возникать вопросы».
Кроме того, не стоит забывать, что даже если опираться на версию литовской «Повести о Подолии», Синеводская битва представляла из себя победу Ольгерда не над Золотой Ордой как государством (переживавшим в те времена, начиная с убийства хана Бердибека в 1359 году, ожесточённые междоусобицы и частую смену ханов, известную в русских источниках как «великая замятня»), а над тремя правившими на Подолии ордынскими князьками (названными «отчичами и дедичами Подольской земли», то есть Подолия в соответствующем сюжете рассматривается как ордынское владение), один из которых в повествовании при этом почему-то носит русское имя «Дмитрий». Эту гипотетическую битву невозможно сравнивать, например, с Куликовской битвой 1380 года, в ходе которой московский князь Дмитрий Донской нанёс поражение ордынскому беклярбеку Мамаю, всерьёз претендовавшему в ту эпоху на верховную власть в Золотой Орде (и в которой литовский великий князь Ягайло выступал, по-видимому, как союзник Мамая, хотя и не успел оказать ему военную помощь в самом сражении[3]).
Реальный характер литовско-татарских отношений был совсем иным. Как показал, в частности, М. М. Александров в исследовании «Великое княжество Литовское и Орда», в XIV—XV веках литовские князья систематически стремились легитимизировать свою власть за счёт получение ярлыков от ордынских ханов, причём продолжали следовать этой стратегии даже в XV веке, когда Золотая Орда окончательно ослабла, а Великое княжество Литовское, напротив, усилилось (после этого великие князья литовские получали ярлыки от первоначально дружественных им крымских ханов). В целом, как отмечает Александров:
«Институт баскаков был прекрасно известен создателям Белорусско-Литовского свода XVI в. Даруги и ярлыки зафиксированы для более позднего периода, но едва ли они были новшеством. Занимавшие русские столы князья-литовцы получали их на общих основаниях, — источники фиксируют уплату дани, принятие ордынских посольств, участие в ордынских военных операциях, ордынские тамги на монетах (Киевский князь Владимир Ольгердович чеканит на монетах «знамение ордынское» («плетёнку») <...>
Надо отметить, что наиболее развитый комплекс литовско-ордынских отношений складывается в период общего ослабления татарского присутствия на Руси (повсеместно исчезают баскаки и прочие ордынские администраторы-резиденты, прекращаются казни князей в Орде, ярлыки всё чаще привозят ордынские посольства, и, чаще всего, они носят характер утверждения уже занявшего престол князя, номинальным становится участие русских войск в ордынских походах) и принимает форму классических ленных отношений: Литва «держит» Русь от Орды».
Согласно сообщению Новгородской Iлетописи младшего извода за 6839 (1331) год, в управляемом князем Фёдором (являвшимся, по одной из версий, братом Гедимина) Киеве в то же самое время одновременно находился ордынский баскак, действовавший с киевским князем заодно в нападении на Василия Калику, архиепископа Новгородского: «Поиха Василии владыка от митрополита; яко прииха под Черниговъ, и ту научениемъ дияволимъ пригнася киязь Федоръ Киевьскыи со баскакомъ в пятидесят человѣкъ розбоемъ».
Апелляция к поддержке ордынского хана в споре о правах на те или иные русские земли была характерна для Литвы в конфликтах с другими государствами, будь то Польское королевство или Великое княжество Московское: «Ордынская легитимность использовалась и преемником Витовта Свидригайло. В 1431 г. он в обоснование своих претензий на Подолию предъявляет польскому королю и панам выданный на неё ярлык, и ярлыком же обосновывает переход под его власть Одоевских князей в письме тевтонскому магистру в 1434 г.23 В ярлыке 1461 г. и последующих упоминается, что Великий Новгород передаётся Литве в виде особой милости по настойчивым просьбам. Как известно, в скором времени (1470 г.) ВКЛ попыталась это пожалование реализовать» [речь идёт о конфликте с Великим княжеством Московским за влияние на Новгород, в ходе которого Литва поддерживала сторонников сохранения самостоятельности Новгородской земли].
Когда великий князь литовский Витовт (правивший в 1392—1430 годах) в конце 1390-ых годов питал планы по объединению русских земель под своей властью, он, по-видимому, намеревался легитимизировать свою верховную власть над ними с помощью поддержки золотоордынского хана Тохтамыша, после поражения от Тамерлана и потери власти бежавшего в Литву, поскольку, согласно повествованию Никоновской летописи за 6907/1399 год, Витовт увязывал будущее восстановление Тохтамыша у власти в Золотой Орде (уже в качестве литовского ставленника) с низвержением беклярбека Едигея и его марионеточного хана Темир-Кутлуга с распространением литовской власти на Новгород, Псков и северо-восточные русские княжества. Однако попытка Витовта осуществить реставрацию власти Тохтамыша в Золотой Орде завершилась для Великого княжества Литовского сокрушительным поражением, понесённым им от Едигея и Темир-Кутлуга в битве при Ворскле (12 августа 1399 года), из-за чего эти планы так и не были реализованы. Хотя повествование Никоновской летописи может быть поставлено под сомнение в связи с тем, что она была создана уже в XVI веке, спустя более чем век после описываемых событий, планы Витовта соответствуют реальному поведению литовских князей, получавших у золотоордынских ханов ярлыки на свои территориальные приобретения.
Уже в конце XV — начале XVIвека, когда по мере объединения русских земель вокруг Москвы зависимость России от наследников Золотой Орды ослабевает, зависимость Литвы (и Польши), напротив, возрастает: «Под непрерывным натиском, великий литовский князь Александр в 1500 решает возобновить уплату дани, и обещать хану уплату подушной подати с Киевской, Волынской и Подольской земли. Однако уже в 1501 г. было принято другое решение. Налогом под названием «ордынщина» было обложено всё городское население ВКЛ, хану была предложена фиксированная ежегодная выплата, в качестве «упоминков» (подарков хану). Сумма её в дальнейшем составила 15000 злотых».
В целом, говоря о положении земель Юго-Западной Руси под властью Золотой Орды, можно заключить, что их положение не отличалось от положения Северо-Восточной Руси принципиально, а в чём-то было и похуже (необходимость участвовать в военных походах хана). Что же касается Великого княжества Литовского, то, хотя в XIII — первой половине XIVвека у него имели место военные конфликты с Золотой Ордой, но, по мере распространения во второй половине XIV века литовского владычества на земли Юго-Западной Руси Великое княжество Литовское в целом встроилось в золотоордынскую политическую систему и обосновывало свою власть над южнорусскими землями на основании получаемых от ханов (сперва золотоордынских, а позднее — крымских) ярлыков на великое княжение. Вместо стремления к полной ликвидации зависимости от Золотой Орды, постепенно наметившейся у великих князей московских в конце XIV—XV веке, можно говорить скорее о стремлении иметь у власти в Золотой Орде или её осколках ханов, готовых поддерживать с Великим княжеством Литовским дружественные отношения (что не отменяло конфликтов, связанных с татарскими набегами, разумеется).
Наличие в России «служилых татар» часто представляется как свидетельство «отатарившегося» характера русской государственности. В этой связи почему-то реже вспоминают о том, что в Литве также были свои служилые татары, переселившиеся в Литву, согласно их исторической традиции, при Витовте, вместе с бежавшим из Золотой Орды Тохтамышем. Более того, в составе Великого княжества Литовского на границе с Ордой существовали феодальные владения, управляемые и в значительной степени населённые выходцами из Золотой Орды — такие как Глинское княжество (правящий род которого, Глинские, производил себя непосредственно от беклярбека Мамая) и Еголдаева тьма. Характерно, что значимым персонажем казацкого, украинского фольклора стал такой персонаж, как казак Мамай (слово «казак» имеет тюркское, татарское происхождение).
В целом не стоит недооценивать татарское влияние на литовскую (и польскую) культуру. Характерно, что в XVI—XVIII среди аристократии Польско-Литовского государства была распространена идеология т.н. «сарматизма», в рамках которого местная знать, противопоставляя себя славянскому простонародью, возводила себя к древнему кочевому народу сарматов. В одежде господствовала «восточная» мода. Среди запорожских казаков была распространена теория о их хазарском происхождении, упомянутая, в частности, в «Договорах и постановлениях прав и вольностей Войска Запорожского» (часто именуемая «Конституцией») Пилипа Орлика 1710 года — в них сказано про «Народ боевой старинный казацкий, который раньше назывался казарским».
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] «Тезис об отсутствии баскаков и сборе дани князьями явно требует уточнений и оговорок. Баскаки зафиксированы источниками в Подолье (Понизье, восточная часть Галицкой земли): к 1250-м гг. относится приведённое выше упоминание баскака в Бакоте, к XV в. — некоторые ретроспективные указания. На остальной территории Галиöко-Волынской Руси они не упоминаются. Зато в документах конца XIV — XV вв., происходящих как из Галичины, так и с Волыни, отмечены две категории зависимых людей, самими своими названиями свидетельствующие о присутствии когда-то на этих землях татарских чиновников: «ордынцы» и «каланные люди» (от калан — основной монгольский натуральный налог). Данные об этих группах обобщил Г.В. Вернадский, и его исследования показывают, что указанные люди выполняли функции снабжения и обслуживания монгольской, а затем ордынской администрации. Имея это в виду, вполне можно предположить, что после акций Бурундая конца 1250-х гг. баскаки бывали и в Галиче, и во Владимире-Волынском. В грамоте Владимира Васильковича 1288 г. говорится, что «татарщину» собирает князь, а не баскаки. Но ведь и в Северо-Восточной Руси баскачество ввели в 1250-х гг., а потом на рубеже XIII—XIV вв. отменили, сбор дани передали князьям (в разных княжествах, видимо, в разное время). Разумеется, это не означало исчезновения ордынской администрации как таковой ни в Галицко-Волынской земле, ни в северо-восточных землях — даруги, послы и другие чиновники из Орды «гостили» на Руси и позже».
[2] Как сообщает житие Александра Невского, «Бѣ же тогда нужда велика от иноплеменникъ, и гоняхут христианъ, веляще с собою воиньствовати. Князь же великый Александръ поиде к цареви, дабы отмолити людии от бѣды тоя».
[3] Точно также, как позднее во время «стояния на Угре» 1480 года, которое обычно рассматривается как окончание монголо-татарского ига, великий князь Литовский и король Польский Казимир IV Ягеллон выступал в качестве союзника хана Большой Орды Ахмата, выступившего против Ивана III.
Автор — Семён Фридман, XX2 ВЕК.