Дядю Пашу деревенские жители не любили. В глаза боялись, а меж собой всегда называли не по имени, а емким и говорящим прозвищем - Варвар.
При этом половина деревни постоянно одалживалась у дяди Паши, у него копеечка всегда в доме водилась. Какая ж любовь при денежном вопросе? Берешь чужие, а отдавать-то свои приходится, кровные…
Лет десять назад, перебравшись в родную деревню, после смерти мамаши, бабки Героихи, Павел снес ветхую избенку и поставил просторные хоромы с гаражом в подвальном помещении. Укрепил берег, отладил спуск для моторки, ближе к лесу расчистил место для пасеки. Птичий двор, котлован под небольшой пруд для уток и гусей. Мужики только в затылках почесывали, поглядывая на его нововведения. Хозяин! Мы тоже хозяева…Вроде как.
Вскоре двор ожил: в хлеву радостно перехрюкивалась пара кабанчиков, в загоне важно прогуливались гуси и мелькали туда-сюда заполошные куры, на пруду плавала стая уток.
Напоследок и о себе хозяин позаботился: на территории появилась небольшая банька с беседкой. А после этого и гости на новоселье потянулись. Вот тут-то местные мужики и поняли: не прост, ох, не прост хозяин дома!
Первым подъехал на новеньком внедорожнике инспектор Рыбнадзора. Сколько крови он мужикам на реке попортил, а тут - на тебе, - гость! Во втором товарище Павла, приглядевшись, признали начальника поселковой ГАИ, тоже не слишком популярного среди местного населения, ну, а когда из служебной “Волги” выкатился сам прокурор - совсем у деревенских глаза на лоб полезли. Так вот какого полета птица у них в деревне родовое гнездо обновила!
Не раз потом еще эта компания наезжала в гости: и на охоту вместе, и на рыбалку. Дядя Паша с детства все места рыбные на реке знал, да в каких заводях утка водится. Леща возили немеряно, щук, судаков, налимов. “Что позволено Юпитеру, не позволено быку”, мужики только за забор с завистью поглядывали.
В баньке попарятся гости и сидят в беседке, довольные, разморенные. Жена Павла - Галя наливочку домашнюю им подносит, шашлычок, сальце нежнейшее, прозрачно-розовое. Сам-то хозяин капли в рот не брал. Для него - самовар на столе. В блюдце мед прозрачным янтарем, тягучий, пахучий, на разнотравье.
- Правда ли, что хозяин у тебя совсем на грудь не принимает? - пытали деревенские бабы Галю у магазина, - Болеет чем, али еще что?
Уж очень удивительно им было, как это: гнать беленькую, свою, домашнюю да совсем не испробовать?
- Ох, бабоньки, нельзя ему пить, совсем нельзя! - откровенничала Галина, - Переругивались мы как-то с бабкой Героихой, царствие ей небесное, а Пашенька выпивши был. Слушал нас, слушал, молчал, а потом как схватит ружье, да как выстрелит в потолок! Так и сели мы с бабкой. Глядь, а он стволы-то на нас переводит! Дернули из дому, как зайцы, в грядах капустных залегли. Забыли, о чем и ругались!.. Вот после этого случая и перестал Пашенька пить совсем, слово дал матери. Он итак-то горяч, а после стопочки совсем голову теряет!
Впечатлились бабы рассказом о суровом нраве соседа да понесли по деревне историю, украшая все новыми и новыми подробностями: и Галину-то муж покалечил, чуть не убил, и срок от звонка до звонка отмотал… Выслушав байку, дед Митрич, известный деревенский авторитет, в сердцах шлепнул треухом о коленку:
- От, варвар-то, истинный варвар! Где ж это видано, чтоб жену ружьем гонять?
И не важно, что каждый третий из мужиков на деревне периодически жизни жену “учил” тумаками, не ружьем же? Варвар и есть!
Меткое прозвище прикипело к дяде Паше и вскоре подтвердилось еще больше.
Каждую весну утки высиживали яйца. По восемь-двенадцать хорошеньких черно-желтых пушистых малышей, смешно переваливаясь, выходило в конце мая на водную прогулку вслед за мамой-уткой. А вот возвращались единицы...
Не дремали коты деревенские. Ну и что, что сытые настолько, что бока лоснятся. При виде дичи в каждом просыпался древний инстинкт. Начиналась охота. И не ради еды старались пушистые хулиганы, ради забавы. После визита некоторых непрошеных гостей весь выводок оставался пестрыми кучками лежать на траве у пруда. Как-будто напоказ! Только сама мама-утка металась по берегу, сиротски бестолково хлопотала крыльями.
Раз стерпел хозяин дома, другой, молча закапывая кошачьи трофеи. Галя за него с соседками по-бабьи ругалась:
- Утихомирьте уже ваших вражин! Ни утенка не оставили!
Соседки только посмеивались:
- Да что ж нам на цепь котов сажать, как собак?! Это природа, зов предков!
- Но моя же кошка не охотится?!
- А это от лени, городская она у тебя, вырожденка. А нашим без охоты никак!
Вот закричала, заволновалась в загоне утка... Так и есть, крадется, припадая к земле, полосатый зверь, тигриная натура. Бааах! Дернулось ружье в руках дяди Паши. Не та дичь, на которую привык охотиться…
И все же покатился кубарем под откос пушистый хищник. Вздохнул Павел, сплюнул, и пошел убирать за собой.
- Кысь-кысь-кысь, Васенька! Да куда ж ты запропастился, черт полосатый?!
- Матвевна, подь сюды, чо скажу! - над забором маячил старый треух вездесущего деда Митрича.
- Ну?! Некогда мне, кота вон еще третий день не дозваться!
- И не дозовёсси! Прибрал Варвар третьего дня котка твово. Своими глазами видал, как вместе с утятами закапывал.
- Оооой, что ж это, люди, делается?! Где ж это видано, чтобы котов отстреливали?! Вот Варвар-то!..
Пошумела, посудачила деревня, да успокоилась. Стали бабы за котками присматривать, кого в подполе, кого в сенцах закроют. Ничего, что хлопотно, зато котейка живой.
Лето шло своим чередом. Новый выводок ходил на пруд вслед за мамой-уткой. В тот вечер дядя Паша снова заметил в кустах какое-то шевеление. Схватил ружье и нажал на курок. Ошибся. Вовсе не до уток приходил крупный красивый иссиня-черный котяра. Другие инстинкты привели. Рядом с ним лежала подбитая дробью любимая кошка хозяина - серенькая Мурыся, Муся. Единственно близкое Павлу существо, к жене он давно такого тепла не чувствовал, как к этой ласковой мягкой мурлыханке...
С укоризной смотрели ее большие желтые глаза, жалобно плакала и все же лизнула в последний раз руку хозяина-Варвара…
С тех пор дядя Паша никогда не охотился. Ни на котов, ни на уток, на ружье даже смотреть не мог, не то, что в руки брать. При случае продал друзьям своим, при чинах и званиях. Занимался только хозяйством, пасекой, медовуху варил, настоечки, наливочки продавал.
Только для деревенских он так и остался Варваром. Прилипло к нему прозвище намертво, ни чужим память не сотрешь, ни с рук своих до конца не смоешь.
Дорогие читатели! Если история не оставила вас равнодушными, поддержите автора лайком. Лайки и подписка помогают продвижению канала. Спасибо за внимание!