Из дневника моего дедушки, участника Великой Отечественной Войны.
Километров пять от нас была небольшая станция. Несколько наших ребят решили туда съездить. На площадке около станции стояло много фургонов, все были загружены вещами. Эвакуироваться немцы не успели, разбежались, всё побросали. Чего здесь столько не было! Ну нас отпустили ненадолго, мы набрали продуктов и уехали.
На следующий день мы начали наступать. Продвигались довольно быстро, часов до 12 ночи заняли одну деревню. Гражданские немцы удрать не успели. Через час мы уехали из деревни. Проехали километра три, и нас внезапно обстреляли из крупнокалиберных пулемётов. При нас была «Катюша», которая дала залп в ту сторону. Была тёмная ночь. В это время сдались два немца, и, по-видимому, сообщили, что здесь крупные силы противника. Командир полка решил отойти в деревню и занять более выгодную позицию. Наш расчёт занял убежище под копной соломы. Ночь прошла спокойно. Утром мы не наступали и немцы не решались на нас нападать. Оборону заняли за деревней. Окопы никто не копал, это было большое упущение со стороны командиров. Правда лежал снег, и земля была мерзкая, но копать надо было обязательно.
Я зашёл в крайний дом. В большой комнате за столом сидели наши солдаты и выпивали с военнопленными, которых мы освободили. Они, по-видимому, здесь работали. Военнопленные были разных национальностей: русские, французы, поляки и другие. Как они были рады! Говорили много, но мы не всё понимали. Угощали нас немки, прислуживали у стола. Но у меня настроение было какое-то гнетущее, не хотелось ни кушать, ни пить. Ходил как неприкаянный. Так прошёл почти весь день. Назревал бой, немцы должны были вот-вот пойти на нас. Все было готово к встрече, за исключением окопов. Мы расположились на голом месте.
Перед боем всех пленных немцев расстреляли, так как они могли через рацию передавать своим о нашем расположении. Прозвучала команда занять свои места, немцы идут! В то время я был вторым номером, а первым был Семонков, лет на восемь старше меня. Наш расчёт находился возле копны, где мы сразу и обосновались. Немцы обрушились на правый фланг. Подошли очень близко тяжелые танки, и поразить их мы пока не могли. Сзади нас, в лощине, были пулемётчики, а за ними артиллерия.
Бой разгорался все сильнее и сильнее. На первом фланге стало туго, и вот, часть нашего эскадрона, в том числе и наш расчёт, сняли с первого фланга и перевели на правый. Нас встретил командир полка Костенич, из его правого виска струилась кровь, почему-то его никто не перевязал. Но он был сдержан и спокоен как всегда. Не знаю о чём они говорили с нашим командиром, но только нас вернули назад, где мы были.
Но до своей позиции мы не успели дойти, пришлось лечь на чистом месте. И тут мы увидели, что немцы идут прямо на нас! Мы начали по ним стрелять. Застрочил наш «Максим». Немцы залегли на короткое время. И тут открыли огонь немецкие миномёты малого калибра, а это очень опасно! Сзади меня разорвалась мина, значит бьют по нашему расчёту. Вторая мина разорвалась совсем рядом. Ну, думаю, следующая моя! Слышу, как будто упал около меня камень. Мгновение. Взрыв. Мой организм и сознание не отключились внезапно. Или под действием психологического напряжения, или, как говорят, появилось второе дыхание. Но я, где-то глубоко-глубоко, продолжал чувствовать, что жив. Я не мог связно думать, но как будто подсознание продолжало руководить мной. После второго взрыва я понял, что если мина попала в цель, то немецкий корректировщик огня это видел, и сейчас же пустит ещё несколько мин по этому же месту. Так что сейчас я делал то, что мозгами ранее было уже запланировано.
Короче, я встал, хотел бежать в сторону, но упал. Однако, опять постарался набраться сил, и снова встал. Качаясь и падая, я стал удаляться в сторону деревни. Зачем я бежал и куда до меня пока не доходило. Пробежав метров 20, я увидел перед собой колючую проволоку. По-видимому, это была изгородь. Мне удалось одной ногой перешагнуть через неё, но тут же я запутался ногами. Сейчас я находился как бы в полусознании. Я знал, что ранен, но куда не понимал. Боли никакой не чувствовал, зато очень тошнило, но не рвало. И вот, я повис на проволоке. Начало темнеть, бой не утихал. Я думал, что увидит меня кто-то из своих, подумает что умер, а я ведь раненый. Слышу, подбежал ко мне человек. Оказалось, что это мой первый номер. Я ему обязан спасенем моей жизни! Он стал меня распутывать, но ничего не мог сделать. Это я все понимал.
Вдруг один солдат кричит ему: «Ты видел командира эскадрона?» Он говорит: «Нет. Помоги мне!» И вот, они вдвоём стали меня выталкивать из проволоки. Потом потащили. Я помню, что ногами переступал, но очень тошнило, и плохо видел, потому что кровью залило все глаза. Но я об этом не знал, как и не знал куда я ранен. Наконец, привели меня в наш взвод, я чуть передвигал ноги. Мой друг Дыба спрашивает: «А це хто?» Вот, думаю, даже мой друг не разознал меня. Положили меня в бричку и повезли в полевой медсанбат. Затарахтела бричка по мерзлоте, и это последнее, что помню - я потерял сознание.