К средине позапрошлого века петербургская «публика» похоже окончательно устала от «классицистических пропорций» и бесконечных однообразных колоннад в архитектурном облике города. Столичные зодчие активно искали чего-то нового. Правда поиски эти, по традиции опять вели в «старую Европу». Допустим во времена ренессанса… Первые опыты очередной европейской «ретроспективы» были довольно робкими и затрагивали только отдельные детали. Хотя «новое» быстро входило в моду, достаточно крупные проекты требовали определённой смелости, обеспеченной финансовыми возможностями от заказчика и таланта архитектора по адаптации «исторических изысков» к современным требованиям «места и времени». Этот дом – один из наиболее характерных примеров такого «совпадения интересов» уцелевший до наших дней.
Говорят, что место «на перекрестке» Мойки и Крюкова канала считалось чуть-ли не самым «венецианским» в Петербурге. Возможно именно благодаря такой своеобразной славе еще в 1850-м надворный советник барон Александр Борисович Фитингоф обзавелся тут собственным домовладением. Представитель древнего, известного и многочисленного баронского рода остзейского дворянства Александр Борисович был внуком княгини Ливен – воспитательницы детей императора Павла I, которую «бабушкой» в детские годы называли будущие российские императоры Александр и Николай Павловичи. Не смотря на скромный чин, придворные связи и весьма приличное состояние вполне позволяли ему строить самые смелые планы и собственным домом он ограничивать себя не стал В 1855 Фитингоф купил у надворного же советника, с менее затейливой фамилией Иванов, еще один участок в этом месте, но на другом берегу канала у самого Поцелуева моста. Как раз там где некогда стояло доходное питейное заведение со странноватым названием «Поцелуй».
Новый участок был приобретен Александром Борисовичем под строительство доходного дома. Хотя очень похоже, что достигший уже почти 60 летнего возраста барон из круга довольно крупной в ту пору, остзейской придворной «диаспоры», хотел не только и не столько заработать на этом деле. Желание оставить память о себе чем-то необычным, непременно европейским и соответствующим самым последним солидным аристократическим модам, играло тут далеко не последнюю роль. Для реализации «баронского проекта» был приглашен 30-и летний выпускник Императорской академии художеств шведский поданный Карл Карлович Андерсон. Выбор Фитингофом для реализации своих амбициозных замыслов «купеческого сына», практически не имевшего опыта самостоятельной работы, мог быть обусловлен только весьма и весьма серьезными рекомендациями. И такие рекомендации думаю у Андерсона были, поскольку он еще во время учебы работал помощником известного в придворных кругах, строителя престижных аристократических особняков и академика архитектуры Гарольда Андреевича Боссе. Именно Гарольд Андреевич был тогда самым ярким представителем и пропагандистом «безордерного ренессанса» в Петербурге, чьи работы сделали этот стиль модным у наиболее солидного и состоятельного круга столичных заказчиков. При всем уважении к собственным безусловным талантам Карла Карловича, характерный «почерк» его учителя в архитектуре здания у Поцелуева моста заметен слишком явно…
В целом идея построить в самом «венецианском» уголке Петербурга дом в «венецианском стиле» была интересной и вполне логичной. Но проблема в том, что это был не очередной модный особняк, а большой доходный дом. Карлу Карловичу пришлось приложить не мало усилий «растягивая» по длинным фасадам стилизаторские изыски, но в результате все получилось достаточно выдержанно и органично. Даже характерные ниши-тондо с бюстами «дожей» выглядели на удивление уместно.
К слову, бюсты эти были выполнены первым в России «Заведением для наружных украшений зданий» одним из создателей которого был датчанин Давид Иванович Йенсен, прославившийся позднее своим плодотворным сотрудничеством с Андреем Ивановичем Штакеншнейдером и Павлом Юльевичем Сюзором. «Внешность» нового дома полностью соответствовала стилизаторским вкусам и «заветам» учителя Андерсона, а вот внутри…
Карлу Карловичу неизбежно пришлось вспомнить о прямом предназначении здания и отказаться «аристократических излишеств». Впрочем в то время архитекторы еще особо себя не ограничивали в плане использования пространства да и дом этот предназначался для состоятельной публики, а следовательно не предусматривал слишком большого количества квартир. Просторные светлые парадные с широкой «спиралью» лестничных пролетов и просторными площадками на каждом этаже.
Но это скорее «стандартное решение» той поры с весьма скромными попытками сохранить «намеки» на общий стиль.
В любом случае, сочетание «внешнего и внутреннего» в исполнении Андерсона похоже было признано удачным и дом принял первых жильцов в 1856-м.
Вообще, рискну предположить, что этот первый опыт большого строительства играл для репутации и дальнейшей карьеры Андерсона важную роль. Он позволял заручится весьма серьезными рекомендациями и показать очень удачный пример работы будущим заказчикам. В дальнейшем Карлу Карловичу предстояло построить еще более двух десятков зданий в Петербурге проявив свои таланты по части «исторических стилизаций» во всем возможном многообразии..
«Венецианский дом» вполне устраивал и заказчика. Барон Фитгофт владел им почти 20 лет вплоть до кончины в 1875-м. Только после этого его наследницы решились продать эту недвижимость. В качестве покупателя выступила старейшая отечественная компания по страхованию жизни - «Российское общество для застрахования пожизненных и других срочных доходов и денежных капиталов». И страховщики были тут хозяевами вплоть до 1917-го. Всего два владельца за 60 лет – случай редкий и много говорящий о настоящей популярности жилья в этом месте. Конечно, за долгое время существования, тут проводились определенные перестройки и переделки, но «венецианскую внешность» здания никто тронуть не решился…
Такая вот история.