Таня оглядела офис. За перегородками рабочих мест шла привычная утренняя суета. IT-шник Ростик пялился в монитор компа. Жорик и Вова, ответственные за заграничное направление, спорили о футболе. Нина Павловна, главбух, тётка лет шестидесяти, рылась в своей сумке, больше похожей на туристический рюкзак.
Другие сотрудники сновали по офису. Короче, утренний дурдом.
— Чего там Балу от меня хотел, – спросила сама себя Таня и под настороженно-насмешливыми взглядами пошла к нему в кабинет.
Балу — это Балутин Борис Петрович, директор их филиала, и по совместительству, племянник генерального. Мать Балу, Валентина Сергеевна, родная сестра главного, была женщиной хваткой и циничной. Понимая, что великовозрастный сынок, а ему было 32 года, звёзд с неба не хватает и прямо-таки скажем, не семи пядей во лбу, пристроила его в филиал компании брата и достаточно жёстко контролировала. Однако, будучи любящей матерью, с лёгкостью закрывала глаза на шалости сына — девочки, выпивка — полагая, что ему это позволительно, как-никак они — элита, и им можно. Боря мнил себя ловеласом и тонким ценителем женской красоты.
На деле же, глуповатый, хотя внешне недурной собой, мужчина был плоть от плоти своя мамочка. Властный, подлый, делающий всё, чтобы потакать своим желаниям.
Войдя к шефу в кабинет, Таня на секунду замерла, натолкнувшись на его масляно-похотливый взгляд.
— Татьяна Викторовна, — с притворной важностью сказал шеф, — Где Вы пропадаете? Почему уже рабочий день начался, а Вас всё нет на месте.
Это была дурацкая придирка. До сего дня никто и никогда не смотрел на опоздание работников в 10 – 15 минут. Та же Катька могла прийти и на полчаса позже и всем было, по большому счёту, наплевать, а особенно Борису Петровичу. Поговаривали, что Катька крутит с ним шуры-муры, но Танька свечку не держала и подобные сплетни не поддерживала.
— Борис Петрович, — Таня решила перейти в атаку, недалёкий и трусоватый шеф тушевался, если с ним быть понаглей, — Я с самого утра завозила письмо в налоговую, как Вы просили, — вдохновенно врала Таня. Естественно никакого письма она никуда не завозила, оно всё так же лежало у неё в сумочке.
— Так, так, — процедил Борис Петрович и вдруг резко встал с кресла и, подойдя к Татьяне, посмотрел ей в глаза. Таня выдержала и не отвела взгляд. Расценив это как добрый знак, Балутин внезапно обнял её за талию и притянул к себе.
— Танечка, ты такая красивая. Почему ты не хочешь провести со мной время? — Жарко задышал Борис Петрович, — Ты — не замужем, я — свободный, молодой и интересный. От меня много, что зависит. Соглашайся, назначу начальником отдела, а в перспективе своим замом. Шеф продолжал самозабвенно ворковать, но Таня знала, что без ведома его матери даже мухи не смеют залетать в офис. "Валентина Подколодная" , так за глаза про себя назвала её Танька. Однако, что-то надо было делать, ибо шеф недвусмысленно опустил руки ниже талии и полез обниматься. Чуть расслабив плечи, Танька позволила Борису Петровичу совсем на неё навалиться и легонько двинула его коленкой в самое уязвимое место. От неожиданоости шеф хрюкнул и согнулся пополам, хватая ртом воздух.
Почти весёлым голосом Танька сказала:
— Большое спасибо, Борис Петрович, но мне как-то на своём месте неплохо.
— Ах, ты... — зашипел Балутин, медленно разгинаясь и багровея лицом.
— Да я тебя... — тут он поперхнулся фразой, ибо в кабинет без стука курьерским поездом влетела Катька:
— Борис Петрович, я тут проект отчёта принесла по итогам квартала текущего года, — затараторила Катька и, словно приготовившаяся к броску гадюка, оценивала ситуацию.
Багровое лицо шефа стало понемногу сереть, покрываясь каким-то нехорошим налётом. Нда... Видно не привык к отказам Балу, да ещё таким резким.
— Екатерина Константиновна, зайдите позже, — хмуро процедил Балутин и, поправляя галстук, пошёл к своему креслу.
— Как скажете, Борис Петрович, протянула Катька, обидевшись, и выскочила из кабинета.
— Вы тоже можете идти, — уже ледяным голосом процедил шеф, посмотрев на Таньку с какой-то особенной ненавистью. Улыбнувшись, Танька повернулась и вышла из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь.
...
Лидия Николаевна месила тесто. Задумка её была проста и бесхитростна. Сделать ватрушек, угостить по-соседски Татьяну и наконец-таки решить давно мучающий её вопрос. Трёхкомнатная квартира — раз! Молодая красивая Татьяна — два! Ну чем не пара её Вадиму? И самое главное, — наконец-то избавиться от каждодневного изматывающего её страха — три.
Лидия Николаевна жутко боялась своего сына. На людях она будто бы помыкала им, жаловалась соседям, мол, такой он у меня непутёвый. Всё возле матери, а ей и внуков охота понянчить, и невестка бы ей помогала. На самом же деле, сына своего Лидия Николаевна боялась всегда. Ещё грудничком, — все дети , как дети, — кричат, капризничают, температурят, когда режутся зубки, а этот молчит. Ни погремушка ему не интересна, ни мамин голос не радует. Знай себе смотрит в потолок или стену своими мутно-голубыми глазами и молчит. Мать глядела на него, и к горлу подкатывал страх: а вдруг урод или слабоумный?
Но — нет. Иногда в глубине глаз младенца вдруг проступала чёрная бездна, и тогда Вадим всхлипывал гулко, — нечеловечьи, — так, что, казалось, качаются занавески. Потом переводил взгляд на мать, и у той от страха "отнимались" ноги. Казалось, он легко заглядывает в самые потаённые уголки сознания. Лидия Николаевна изумлялась, а по губам младенца мимолётно скользила кривая ухмылка. И снова лежит молчит.
Читать Вадим начал очень рано и вроде, как никто его и не учил. С другими детьми не играет, ничего ему не интересно. Нацепит равнодушную маску, глупо моргает и снова молчит. Водила мать его по врачам, но те только пожимали плечами. Физически развит нормально, а то, что молчит, так это с возрастом пройдёт. Вы, мол, больше на воздухе бывайте. Ага, как же! Мать скажет:
— Вадик, лапочка, пойдём на улицу. Там солнышко. Дети играют.
— Нет, — ответит Вадик отрывисто и так, словно крышка гроба захлопнулась.
Лидия Николаевна очнулась и внезапно почувствовала присутствие сына за спиной. Обернувшись, она увидела, что Вадим стоит в дверях и смотрит на неё пустым взглядом.
— Вадик, сыночек, я ватрушки делаю, — залебезила мать.
Не говоря ни слова, Вадим развернулся, и, неловко ступая, буквально косолапя, ушёл к себе в комнату. Эта походка разительно отличалась от той другой, по-кошачьи мягкой и пластичной.
— Пронесло, — подумала Лидия Николаевна и продолжила заниматься ватрушками.
Ещё раз юркой мышью мелькнула встревоженная мысль: "Чует!" И невероятным усилием она заставила себя не думать о сыне.