Проводив Татьяну взглядом, Лидия Николаевна бочком протиснулась в чуть приоткрытую дверь своей квартиры.
Вадик привычно сидел на диване и, придурковато моргая, смотрел в книгу. Евдва скрывая раздражение, мать бросила ему:
— Соседку нашу видела только что. На работу спешит. Вырядилась. А надушилась, как девка какая-то.
— Ты бы перестала караулить её каждое утро, — произнёс Вадик, не отрываясь от книги.
В полумраке комнаты голос его прозвучал неожиданно глубоко и сочно. Это так не вязалось с тюфяковым видом парня. Лидия Николаевна вдруг залепетала:
— Я что? Я — ничего. Так, — посмотреть вышла. Вот — пара тебе, Вадик. Квартира у неё трёхкомнатная. Машина. Живёт одна.
— Мама! — С досадой сказал Вадим не тихо и не громко, но так, что от его голоса мать даже присела и виновато заулыбалась:
— Молчу, молчу, мой ненаглядный, — и поплелась на кухню.
Вадим оторвал глаза от книги и посмотрел в спину матери. Глаза его из водянисто-белёсых в рыжеватой опушке ресниц вдруг превратились в густо-синие и сверкнули особым металлическим огнём. Мать споткнулась и едва устояла на ногах, схватившись за дверной косяк. Вадим встал с дивана и, перестав быть нескладным, по-кошачьи неслышно прошёлся по комнате. Подойдя к портрету, висящему на стене, под которым стоял старинный, тяжёлого бронзового литья, подсвечник, мужчина подряд три раза хлопнул в ладоши и прошептал одно-единственное слово:
— Вадим!
***
Танька спешила на работу, пытаясь поймать по дороге попутку. Можно было вызвать такси, но она почему-то делать этого не хотела. Своя маленькая Хонда, зелёная, цвета майского жука, была в автосервисе уже вторую неделю. Одноклассник Миша Сердюков пообещал сделать быстро, но, как водится с товарищами, тянул резину, а Танька всё как-то не настаивала. Вдруг девушка поймала себя на мысли, что от доброго и бодрого её настроения не осталось и следа. На тело навалилась усталость, словно она, как в юности, тренировалась в зале до упаду. Внутрь груди как-то тихо и незаметно вползла холодная змея уныния и уютно расположилась там. Танька остановилась и даже в сердцах топнула ногой:
— Что за глупости! А ну не хнычь, Тата! (Татой её в детстве называл отец за то, что она, бегая по двору, от переполнявшего её счастья звонко кричала: та-та-та-та-та! и заливалась радостным смехом). Мир тогда казался огромным и принадлежал только ей. И соседская кошка Муся, серая с белым воротничком, и дворовая собака Лая, чёрная, поджарая, с длинной хитрой мордочкой, всеобщая любимица и сластёна. Малышня делилась с ней конфетами, и Лая восторженно носилась с ребятнёй, оглашая двор заливистым лаем. Папа всё напевал:
— Собака Лая совсем не злая, но почему-то меня кусает, - и радостно смеялся вместе со всеми.
Отец работал в МЧС и погиб на пожаре, спасая бабушку с внуком. Их спас, а деревянные стропила крыши провалились, погребя под собой не успевшего покинуть пожар отца. Тане было тогда семь лет. И навсегда она запомнила останововшийся взгляд матери, чёрную от горя бабушку, всё причитавшую:
— Витенька, сынок, а как же мы?
И самый грустный первый класс.
— Да что со мной такое? – недоумевала Таня. Решительно тряхнув головой, она отогнала воспоминания.
***
Волнистая прядь золотых волос упала на лицо. Егор вздрогнул и открыл глаза. Выполняя упражнения, он вдруг отчётливо услышал, как где-то совсем близко качнулось пространство. Воздух стал густеть, становясь клейким и тревожным. Потом всё внезапно сузилось до точки и лопнуло с каким-то глумливым смешком. Вроде бы ничего не произошло, но стойкое предчувствие надвигающейся беды осталось с Егором.
Подойдя к столу и раскрыв ноутбук, мужчина пальцами пробежал по клавиатуре. На экране высветилась карта города, на которой мигали жёлтые и зелёные точки. Общий ментальный фон был как будто в норме. Немного агрессии, людской ненависти, немного добрых поступков. Всё как обычно. Если бы горела красная точка, то это означало бы, что ментальное зло здесь. А так всё, как обычно. Хотя ощущение чужого тяжёлого присутствия прочно поселилось в Егоре.
Тренькнул телефон. На экране появилась умопомрачительная рожица енота, и весёлый мальчишеский голос зачастил:
— Егор, привет! Как ты там? Ничего нового? Как ощущения? Чем занят?
— Киря! Сколько раз тебе повторять, — не задавай столько вопросов сразу, а то не получишь ни одного ответа!
Енот вдруг стал серьёзным:
— Егор, мне тут показалось...
— Нет, не показалось. Что-то грядёт нехорошее, нам надо быть готовыми. Я составлю запрос в собрание, а ты всех наших зови.
***
Войдя в офис компании, Таня сразу же поняла: директор уже на месте и спрашивал её. Остановившись у своего стола и снимая плащ, Татьяна краем глаза отметила, что кто-то копался в её бумагах, лежащих на столе. Странно, ничего особенного в них не было. Выдвинув верхний ящик стола, Таня убедилась, что её подозрения не беспочвенны. Лёгкий беспорядок. Как будто кто-то что-то искал. Хорошо, выясним.
Ага, вот и она. Менеджер Екатерина Самойлова. Екатерина Константиновна, как она сама важно представлялась по телефону, менеджер по перевозкам и поставкам. Вся беда в том, что никаких старших менеджеров у них не было. Просто Катька, Катька-липучка, как мысленно звала её Таня, нагоняла на себя солидности и веса. Подумаешь! Пусть сходит с ума, как хочет.
Катька подлетела к Таниному столу и голосом, полным прогорклой патоки, зацокотала:
— Ой, Тань! Тут тебя шеф всю дорогу спрашивал, искал у тебя на столе какие-то документы. Не нашёл и теперь не в духе. Сказал, как появишься, сразу к нему.
— Кому сказал?
— Да всем нам, — ответила Катька.
— А ты, родная, поспешила первая мне сообщить? — Не без сарказма спросила Таня.
— Представь себе, — делано обиделась Катька и пошла к своему столу. — Я тебя предупредила, сама что-то там накосячила, шеф не в духе, а выгребать нам...
— Ладно-ладно, — Танька примирительно выставила ладони вперёд, — пойду спрошу, чем я там ему не угодила.
— Иди-иди, — под нос себе и уже зло буркнула Катька.
